Сын шевалье - Мишель Зевако

Мгновение он размышлял, откинувшись на спинку кресла и уставившись в потолок. Потом продолжил:

— В этом нет ничего невозможного, и Саэтта мог бы сообщить мне необходимые сведения. В любом случае письмо Вобрена дало мне то, что я давно искал: след, конец нити. Черт побери! Я обязательно размотаю эту нить и приду к чему-нибудь… или я больше не шевалье де Пардальян. Мне надо найти этого Саэтту… если, конечно, он не умер, что тоже возможно. Если же он жив, я отыщу его, и тогда он мне скажет, что сталось с моим сыном…

Он машинально повторил, находясь в глубокой задумчивости:

— Мой сын!.. Удивительно, но эти слова никогда не производили на меня такого впечатления, как сейчас. Почему?

Он еще поразмыслил и проворчал:

— Этот молодой человек, который меня так занимает… За свою жизни я не раз проникался внезапной симпатией к едва знакомым людям. Почему же то, что прежде казалось мне совершенно естественным по отношению к другим, теперь так меня озадачивает?

И Пардальян, нахмурившись, произнес:

— Удивительно, до чего этот юноша похож на меня в мои двадцать лет! Когда я слышу его голос и вижу его поступки, мне кажется, что это я, только молодой. Господи! А вдруг Жеан — это мой…

Он резко отодвинул кресло и опять взволнованно зашагал по комнате.

— Нет, этого не может быть, — сказал он себе наконец. — У него есть отец… Значит, я ошибаюсь. Это ясно… И однако же!..

Он вернулся к столу и положил руку на второй листок, бормоча:

— Двадцать лет я нимало не беспокоился об этом ребенке. Я говорил себе: «Сын Фаусты! Если он хоть немного похож на мать, он не может иметь ничего общего с отцом. Лучше нам с ним никогда не встречаться. « И вот сейчас я познакомился с Жеаном… И зовут его почти так же, как меня…

Он подумал еще мгновение и вдруг резко встряхнул головой:

— Семнадцать лет я преследовал проклятого Моревера, чтобы убить его, а настигнув, помиловал. И не моя вина, что он умер от страха. Двадцать лет я не интересовался — или почти не интересовался — своим сыном. Но кто может поручиться, что я вот-вот не отыщу его и не полюблю такой же нежной любовью, какой любил меня мой отец? Все возможно в этом мире, и все в свое время приходит к тому, кто умеет ждать. Так подождем же.

Он снова уселся в кресло и сказал себе:

— Взглянем-ка на эту бумагу.

Это оказался один из тех листков, что так живо заинтересовали госпожу Колин Коль; правда, ей не удалось прочитать их из-за того, что они были написаны на иностранном языке — скорее всего на латыни.

Листок, который матрона отдала Парфе Гулару, и в самом деле был написан на латыни. Но тот, что в данный момент находился в руках у Пардальяна, был на испанском языке. Пардальян, который неоднократно бывал в Италии и Испании, говорил по-испански и по-итальянски так же свободно, как и по-французски.

Он стал внимательно читать и вскоре прошептал:

— Однако как странно… Бумага, которая есть у Кончини и которую он мне дал проглядеть, хотя и не совсем добровольно, является буквальным переводом этой. Но — тысяча чертей! — я же отлично знаю, что все эти указания насчет клада — ложь! Нет там никаких миллионов! И значит?.. Значит, этот документ надо читать по-особому. Есть, очевидно, некий ключ… Надо найти его.

И он принялся искать, кропотливо изучая пергамент, вертя его и так и эдак, внимательно рассматривая, поднося к свету, чтобы проявить скрытые знаки, грея на лампе и даже опуская в воду в надежде, что появятся записи, сделанные специальными чернилами. Но все это оказалось бесполезно.

Утомившись, шевалье отпер сундук и стал прятать туда оба документа, приговаривая:

— Вот передохну немного и опять возьмусь искать. Я упрямый, я не отступлюсь!

Затем он принялся прохаживаться по комнате, насвистывая любимый старинный мотивчик. Он был озабочен и так объяснил себе эту озабоченность:

— Зачем я в это вмешиваюсь?.. Неужто до конца своих дней я так и останусь в душе любопытным юнцом, повсюду сующим нос? Или у меня нет других забот?.. Да какое мне в сущности дело до этого Жеана, которого я знаю всего несколько дней, и до этой девушки, которую я знаю ничуть не дольше? А теперь я вдобавок ко всему собираюсь встать между Беарнцем и Кончини. Разве касаются меня все эти истории с покушениями на короля? Неужто Генрих не в силах защитить себя?

Он яростно топнул ногой и проворчал:

— Но я не могу смотреть, как злодеи убивают короля Франции! Сторонний наблюдатель — это тот же сообщник… Кроме того, я обожаю приключения и ненавижу скуку. Пора немного развеяться, встряхнуться… да и для здоровья полезно, а то я, по-моему, начал заплывать жирком!

И с этими словами Пардальян улегся спать.

Глава 33

ГЕРЦОГ СЮЛЛИ — МИНИСТР И ДРУГ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ГЕНРИХА IV

На следующее утро шевалье отправился прогуляться к Арсеналу, расположенному на улице Сент-Антуан. По дороге он говорил себе:

— Если я не ошибаюсь, я уже довольно давно не имел удовольствия беседовать с господином де Сюлли. Нет, я просто обязан нанести ему визит, если не хочу выглядеть неотесанным невежей. Итак, навестим господина де Сюлли.

В передней, по обыкновению заполненной посетителями, он столкнулся с неким дворянином и учтиво извинился перед ним. Дворянин так же учтиво ему ответил. Банальное происшествие, скажете вы, к чему упоминать о нем? Однако погодите.

Пока лакей ходил докладывать своему господину о шевалье де Пардальяне, последний украдкой изучал человека, которого он нечаянно толкнул.

На первый взгляд в нем не было ничего примечательного.

Безукоризненно сшитый костюм — из дорогой ткани, но неброский. Изящная походка, непринужденные манеры.

Пардальян, быстро окинув взглядом наряд незнакомца, внимательно вгляделся в его лицо — и еле заметная улыбка мелькнула на его губах. У шевалье был вид человека, силящегося что-то вспомнить. Он шептал себе под нос:

— Где, черт побери, я видел эти глаза?.. Эту походку?.. Ни его элегантный костюм, ни его самоуверенность не могут обмануть меня: он не дворянин. А акцент?.. Несомненно, он итальянец… Где же, черт возьми, я видел его?.. Где?.. Когда?..

Явившийся лакей прервал его размышления. Пардальян последовал за ним и на время забыл о заинтриговавшим его человеке.

Пятьдесят лет, крупная облысевшая голова, седоватая, хорошо ухоженная борода, густые брови, суровое выражение лица, резкие манеры — таков был Максимилиан де Бетюн, барон де Рони, герцог де Сюлли, министр и друг Его Величества Генриха IV.

Он подошел к шевалье, как к другу: протягивая руку, с сердечной улыбкой на губах. Визит Пардальяна застал его врасплох, но он совершенно не показал этого. Гость был ему приятен, и Сюлли не скрывал своей радости. Он сделал знак лакею, который поспешил придвинуть к шевалье большое кресло, и приказал: