Две вдовы Маленького Принца (СИ) - Калько Анастасия

- "Весенней ночью думай обо мне,

И летней ночью думай обо мне"... - дурашливо пропел Коган, вспомнив злоключения артисток хора из "Забытой мелодии для флейты", и оба рассмеялись. -- И кто удумал посылать артистов в зону боевых действий?

- Какой-то меценат, - пожала плечами Наташа, -- он был на закрытом показе для почетных гостей в июне и решил сделать военным подарок, поднять их боевой дух...

- Мдааа, - поцокал языком Ефим, - похоже, кто-то из оборонки, а это серьезно. Помню, к нам в Чечню тоже иногда творческие коллективы приезжали с концертами...

***

Рано утром Наташу разбудил звонок телефона. Наташа рывком села на кровати. В комнате было полутемно. Тусклый после ночного дождя августовский рассвет еще не набрался сил. Спросонья она дотянулась до радиотелефона на тумбочке - и чуть не оглохла от радостного вопля. И даже не сразу узнала звонившего.

- Фима, потише... Ты меня оглушил.

- Дочка! - воскликнул Коган. - У нас дочка! Три сто, сорок восемь сантиметров! Я ее уже видел! На Белку похожа, а носик мой! Красавица будет, твоему Младшенькому невеста! Я принес Белке цветы и гостинец от Елисеева, а не пускают, вот ушлепки! Ну, я им покажу!

- Правильно делают, - ответила Наташа, - сейчас дети находятся в палате с матерями, и на пыльцу у них может быть аллергия. А насчет сладостей сначала спроси у врача, что Белле сейчас можно есть. Родильницам нужно соблюдать первое время строгую диету... Разрешенные им продукты можно по пальцам пересчитать.

- А с этими корзинами что делать? - растерялся Ефим. - Я их с самого Невского притащил... Хотел порадовать Бельчонка.

- Цветы подари врачу, приподнимавшему роды, а сладости раздай сотрудницам клиники, за здоровье своих девочек, - посоветовала Наташа, которая впервые видела неизменно собранного и ироничного Ефима таким взволнованным. Интересно, когда у него родились сыновья, он так же волновался и растерянно метался?

От первого брака у Ефима было двое сыновей, 22 и 16 лет.

- Только не притаскивай целый грузовик гостинцев, - сказала она, - Белла ведь только неделю проведет в клинике, а не полгода... А то мне Уланов, когда я лежала в роддоме, так принес дюжину пакетов - я большую часть при выписке раздала...

- Уже бегу консультироваться насчет продуктов! И еще Белка записку передала - просит платье с поясом на выписку. Хочет талию затянуть. Наряды для беременных, говорит, надоели! - Ефим счастливо рассмеялся.

- А у меня при выписке джинсы лопнули... Молния вылетела. Я полгода потом восстанавливалась, - рассмеялась Наташа. - Хорошо еще, что не кормила. А то до сих пор в двери боком заходила бы...

После разговора с Ефимом ложиться спать было уже бессмысленно, да и сон убежал, вспугнутый ликующими воплями новоиспеченного отца Беллиной дочки. Наташа решила использовать утро для работы над рукописью.

В квартире все еще спали - оба Вити, старший и младший, и няня Лиза. Никто не мешал Наташе работать. Но почему-то строка снова не шла, и после пары страниц вымученного текста Наташа отложила ручку и встала. Что-то не давало ей покоя. Она мысленно перебирала в уме все события этих месяцев - поездка в Новгород, "Два часа дождя" в общежитии на "Фрунзенской", "дело чихающего мальчика", угрозы скандальной матери "принца Чихальи"... Предстоящие гастроли театра Лаврецкого на Ближнем Востоке, рождение дочери у Беллы и Ефима...

Наташа улыбнулась. Эта девочка стала долгожданным ребенком в семье ее друзей - первый ребенок у Беллы и первая дочь Ефима, поэтому у них сейчас настоящее ликование. Если у Когана от первого брака уже есть сыновья, то у 38-летней Беллы это - первая радость материнства. Подруга уже и не надеялась на это.

Выйдя в коридор за сигаретами, Наташа споткнулась о дорожную сумку мужа, и радостное настроение притухло. Да, совсем забыла: сегодня Витя-старший уезжает поездом в 13.34 в Ростов на прения по делу Агнии Найденовой - официантки, обвиняемой в разглашении какой-то закрытой информации и чуть ли не в экстремизме и государственной измене. Обвинение звучало бредово. Представить в роли экстремистки и врага народа эту простоватую 23-летнюю девицу с восемью классами образования и НПО и тройками в табеле - это было так же нелепо, как растиражированный в штатовском кино образ двадцатилетней губастой блондинки - доктора наук и международного эксперта по любым вопросам. Но после собственного обвинения, которое едва не стоило ей 25 лет в колонии и печально известного "дела пьяного мальчика" в Балашихе Навицкую трудно было удивить диковинными формулировками казенных актов. Другое дело, что Уланов слишком много внимания уделяет этой разбитной южанке с ярким макияжем, громким голосом, откровенно и даже провокационно одетой и имеющей несносную привычку громогласно тараторить, "забивая эфир" и не давая оппоненту вставить ни слова. Не раз она получала за это замечания в зале суда, а ее бесконечные "че, ваааще, ряааально" раздражали. "Как на завалинке с подругами семАчки лузгает! - неприязненно сказала Наташа, посмотрев одну из видеозаписей из Ростовского суда. - Может, в следующий раз дадите ей стаканчик на время заседания, пусть шелухой в ладошку поплюет, хоть перебивать не будет!"

Из-за Агнии они однажды уже поссорились, когда Виктор внезапно уехал разруливать конфликт своей подзащитной с сотрудницей изолятора, забыв о приглашении в театр на первый показ "Развязки" с Томилиным в главной роли.

- Тебя долго не будет? - спросила Наташа, когда Виктор зашел в гостиную с чашечкой кофе и круассаном на тарелочке, уже одетый по-дорожному.

- Дня четыре-пять. Может, неделю. Как повезет.

- У Беллы и Фимы сегодня утром родилась дочь.

- А-а... Я звякну им с вокзала, поздравлю.

- Удачи на суде.

- Удача нам понадобится. Прокурор озверел, требует для Найденовой 25 лет, максимальный срок для женщин.

- Ты его лангустом поставишь, - заверила мужа Наташа, - я в тебе не сомневаюсь.

Проводив взглядом с балкона такси, увозящее мужа на вокзал, Наташа хмуро закурила. Что же, связанное с событиями этих весны и лета, не дает ей покоя? Что она силится вспомнить? Это как-то связано с Ефимом и Беллой? Или с Улановым и его подзащитной? А может, с Вячеславом? И почему на душе так неспокойно?

***

Как всегда в разгар лета, на Невском негде было яблоку упасть, несмотря на необычную в северной столице жару. Проспект был раскален почти до сорока градусов, и по нему текли плотные и нескончаемые потоки людей, сворачивая то на Канал Грибоедова, то на Мойку, то на Фонтанку. Раздавались бодрые голоса зазывал, расхваливающих экскурсии по городу и по рекам. Бойко раздавали рекламные листовки. Привычно вещали экскурсоводы, сопровождающие пешие группы. Щелкали объективы.

Наташе не хотелось толкаться в этом муравейнике, или "человейнике", как называли подобное столпотворение писатели. Нужно было побродить где-нибудь на отшибе, в относительной тиши, чтобы привести мысли в порядок и понять, что ее тревожит.