Боги и не боги - Кристина Андреевна Белозерцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем внизу на площади вокруг каменного возвышения с высокими деревянными столбами уже собиралась толпа. Близко не подходили – кольцо стражников не подпускало, так что с нашего насеста все будет прекрасно видно. Н-да. Развлеченьица тут. Нет бы театр построили, да пару борделей. А еще баню с бассейном.
– Тебе лучше уйти, – проговорил Дэвлин, которому трактирщик самолично принес пару найденных бутылок не слишком хорошего вина за какую-то совершенно фантастическую цену.
– Предлагаешь пойти погулять? – усмехнулась я, показывая рукой на толпу на площади.
– Ни в коем случае. Лучше поучись у Десятого уходу за оружием. Тоже полезно.
– Хотела спросить. А если ты… хмм… позаимствуешь немного у этого Всеединого, он нас не почувствует?
– Нет. Он получает веру. Мне нужно немного другое.
Мы помолчали, не глядя друг на друга.
– Вернись в комнату, – повторил маг.
– Не-а.
Он вздохнул, оторвав взгляд от толпы на площади. В полутьме глаза казались почти черными, и на сей раз в них не мерцали золотые искры.
– Я понимаю, что, наверное, пожалею об этом, но – почему?
– Я же знаю, кто ты, – пожала я плечами, катая в руке глиняную кружку, которую он наполнил темным сладким вином, на мой вкус слишком крепким, для того, чтоб получать от него удовольствие.
– И?
– И я не хочу закрывать глаза на неприятные стороны. Это все, – я показала на площадь, – теперь кусок и моей жизни.
– Снова твои странные представления об ответственности?
– Вроде того.
– Скажи мне, Крис, ты осознаешь, что там сейчас погибнут несколько человек? И они будут делать это громко и медленно.
– Мы, кажется, пришли сюда именно за этим, нет?
– Я – да. А ты делаешь глупость.
Было самое время поднять руки, останавливая спор.
– Я все равно останусь с тобой, а тебя не настолько волнует мое душевное равновесие, чтобы скрутить меня по рукам и ногам и тащить в комнату.
– Я могу просто заставить тебя это сделать, – негромко проговорил маг.
– Ты не станешь, – покачала я головой.
– Почему же?
– Если бы тебе хотелось контролировать меня через Печать, ты бы уже давно так и поступал. А ты не хочешь. К тому же в подобной мелочи.
– Очень часто я совершенно тебя не понимаю.
– Слушай, – нагнулась я над столом, чуть не опрокинув кружку, – я смотрела, что твои прихвостни творили с теми троими, кто хотел меня убить, помнишь? Я пыталась закрыть тебя от лучей в Форте, боги, да я пошла за тобой в гости к Одержимому Хаосом! Да меня от всего этого трясло! Но теперь мы вместе, у меня вон даже твоя Печать есть. Так что пока смогу, я буду рядом. Смирись.
Бровь Дэвлина поднялась на полсантиметра.
– Я удивлен.
– Чем это?
– Ты первое живое существо, которое говорит мне: «смирись».
Я вздохнула, поборов желание хлопнуть себя рукой по лбу.
– Ну, извини.
Он чуть прищурил глаза.
– Ты что, пытаешься так обо мне… заботиться?
– Ну, да! Реально помочь-то я никак не могу. Хоть так…
– И пока мы ехали, ты специально думала о чем-то…
– Плохом? Да. Специально.
Пару минут Дэвлин смотрел на меня так, будто впервые увидел: что это у него тут рядом такое завелось?
– А могу я узнать причину твоих переживаний?
«Ага, давай, попробуй объяснить ему концепцию ревности», – усмехнулся Шепот.
«Он сарказма-то не понимает, – вздохнул Лусус, – а ты говоришь…»
– Зачем?
– Крис. Временами ты сводишь меня с ума.
Мы снова замолчали, разглядывая друг друга.
– Ну, хорошо, – лицо Дэвлина снова стало ледяным, – уйдешь, как только поймешь, что напрасно сегодня ужинала.
– Ладно, – легко согласилась я.
Толпа загомонила, потом расступилась, и стражники вывели на центр площади трех женщин в изорванных платьях и с распущенными волосами. Их привязали к трем из четырех столбов и сноровисто обложили ноги хворостом и вязанками дров. Толстый мужик в черном балахоне принялся вопить что-то несусветное о ведьмах и мировом зле. Зло же сидело от него буквально в нескольких метрах, откинувшись на спинку деревянного стула, чуть прикрыв глаза, и потягивало вино. Наконец, оно глубоко вздохнуло и чуть улыбнулось.
– Что? – спросила я.
– Люди, – пожал плечами Дэвлин, – жестокость, предвкушение чужой боли и смерти. Не деликатес, но силы восстанавливает отлично.
– Знаешь, кажется, те, кто преследовал меня, когда я познакомилась с Николасом, были в таких же балахонах. Как этот.
– Ну что ж, это кое-что объясняет.
– Но как они моги попасть на ту сторону? Мимо Врат?
– Ангел может переносить своих последователей особыми путями. Если они действительно верят.
– Значит, Эрик был прав изначально. Дарсульцы захотели выяснить, какого лешего отсюда полезли какие-то странные жрецы непонятно кого. И послали нас.
– Весьма похоже на то.
Я видела, как расслабляются его пальцы и постепенно исчезает бледность.
– Но тебе, правда – лучше?
– Правда.
– Хорошо, – кивнула я.
Но я кривила душой, все это было – очень плохо.
Я не хочу описывать следующий час, но я досидела до конца, вливая в себя чересчур крепкое вино, и глядя только на Дэвлина. Я была далеко не уверена, что смогу когда-нибудь еще съесть хоть кусок жареного мяса. А еще мне хотелось начать швыряться в толпу огненными шарами, раз уж они так любят пламя. Все вы, надеюсь, будете гореть в Бездне, ублюдки, а жирные – еще и шкворчать.
Но мэтру Куперу очень быстро стало лучше, а я сидела, смотрела на него и понимала, что это для меня – важнее происходящего вокруг кошмара. Наверное, это плохо, но люди на площади, были, в любом случае, еще хуже меня, а уж этого бесноватого клирика я бы сама повесила на какой-нибудь березе. Однако, ужин на сей раз я сохранила внутри своего организма.
– Люди – потрясающе наивны, – проговорил внезапно Дэвлин негромко, будто просто думал вслух, – убивают друг друга во имя светлого божества и тем кормят всех: его – верой, а таких как я – болью. Фанатики, как скот на бойне, только считающий себя отчего-то не едой, а венцом творения. Они думают, что сам принцип дихотомии добра и зла, это борьба двух сторон за души людей, и им не приходит в голову, что все, что нужно обоим сторонам на данном этапе, это чтобы война просто продолжалась. Они верят, что они льют кровь во имя добра – и это нужно одной стороне, но кровь все же льется, так что их мифическое зло – тоже насыщается. И вот я здесь, сижу в центре города, всего