Генерал Деникин - Дмитрий Лехович

«Кем вы приходитесь генералу Деникину? Родственницей?» - был первый вопрос. - «Я его жена». - «Так зачем же не сказали, кто вы?» - «Я думала, что ваши власти знали, кого они арестовывают», - последовал ответ.

Немецкий генерал приказал сразу же освободить жену генерала Деникина, на что она заявила, что, являясь единственной переводчицей для остальной группы заключенных, просит отложить освобождение до того момента, когда найдут ей заместителя. «Я думаю, генерал, - закончила она, - что вы на моем месте не поступили бы иначе».

Через три дня вся группа людей, арестованных с женой генерала Деникина, была освобождена.

Причин для волнения об Антоне Ивановиче у его жены было достаточно. Ему было около семидесяти лет. За первый год немецкой оккупации он потерял в весе 25 килограммов и сильно постарел. Ум был абсолютно свеж и ясен, как прежде, но общее физическое состояние его сдавало. Оберегая хрупкое здоровье жены, которой постоянно недомогалось, он старался, как только мог, помогать по дому; топил печку, пилил и колол дрова, мыл посуду - работал, иначе говоря, как истопник, прислуга и судомойка. А с наступлением весны, кроме того, копал, сажал, полол, растил, поливал овощи в огороде. Мучили его недавно начавшиеся приступы грудной жабы.

Арест жены его ошеломил. Он чувствовал себя беспомощным и морально разбитым. Его угнетала невозможность защищать жену. Он не знал, где она, куда увезена, не знал, случайно ли она арестована.

Стряпать он умел весьма относительно, а тут без денег и без продуктов генерал должен был ухитриться прокормить мальчика и самого себя. Однако вопрос пропитания разрешился просто: каждое утро у дверей своего домика находил Антон Иванович кусок сала или яйца и всегда молоко и хлеб. Чья-то заботливая рука приносила одинокому старику и мальчику пропитание. Кто это был - осталось неизвестным. Можно предполагать, что жители Мимизан между собой решили не дать этим чужим, но полюбившимся им людям умереть с голоду.

Судьбе было угодно отплатить генералу Деникину за его прошлую верность союзникам - куском хлеба, который приносила к его порогу рука неизвестного французского крестьянина, такого же, как и Деникин, непримиримого врага германского империализма.

Арест Ксении Васильевны, ее письмо, а затем разговор с немецким генералом - все это не прошло бесследно; немецкое «начальство» вдруг вспомнило о генерале Деникине.

Политическое управление в оккупированной Франции хорошо, конечно, знало точку зрения Антона Ивановича. Его антигерманские настроения не могли быть секретом для немцев. Недаром некоторые из докладов Деникина, написанных и изданных в виде памфлетов-брошюр: «Брест-Литовск», «Международное положение. Россия и эмиграция», «Мировые события и русский вопрос», попали впоследствии в германский «Указатель запрещенных книг на русском языке». Книги эти по приказу немецких властей «подлежали изъятию из книжных складов, магазинов и библиотек».

Тем не менее, немцы решили сделать попытку использовать имя А. И. Деникина в целях германской пропаганды. Как иначе можно объяснить причину визита к нему немецкого генерала?

Местная германская комендатура в Мимизан снеслась с генералом Деникиным: может ли он принять коменданта Биарритца. «Времена были такие, - говорил потом Антон Иванович, - что нужно было согласиться».

На следующий день к домику Деникина подъехал автомобиль. К Антону Ивановичу явились германский комендант Биарритца, один из штабных офицеров и переводчик. Услуги последнего не понадобились, так как Ксения Васильевна, владевшая немецким языком, взяла на себя роль переводчицы. Предлогом для визита было якобы желание «засвидетельствовать свое почтение» известному русскому генералу. А настоящей целью - предложить ему перебраться из убогой обстановки французского захолустья в Германию. Комендант сообщил генералу Деникину, что его личный архив, переданный на хранение в Русский заграничный исторический архив в Праге, перевезен немцами в Берлин. Собрано там также много ценных материалов из разных русских архивов, прежде разбросанных по всей Европе. Там в полном комфорте и довольствии генерал Деникин сможет продолжить свою научную работу историка. Затем, окинув беглым взглядом убогое помещение, в котором ютились Деникины, он добавил: «В Берлине, конечно, вы будете поставлены в другие, более благоприятные условия жизни».

Деникин обратился к жене: «Спроси его: это приказ или предложение?» И когда озадаченный комендант ответил, что это, разумеется, предложение, Деникин коротко отрезал: «Тогда я остаюсь здесь».

Немец понял, что дальнейший разговор бесполезен. Он встал, отдал честь, но перед уходом все же спросил: «Может быть, мы здесь можем быть вам полезны?» На что получил ответ: «Благодарю вас, мне ничего не нужно».

Попытка немцев вовлечь генерала Деникина в свою орбиту не удалась. Но попытки сближения с Деникиным не прекратились на этом. Вновь возник вопрос относительно расхищенного ими русского архива в Чехословакии. Было получено письмо от представителя германского военного архива во Франции. Письмо датировано 28 января 1942 года. Вот его текст в русском переводе с немецкого:

«В бывшем чешском министерстве внутренних дел в Праге был обнаружен принадлежавший Вашему Превосходительству «депозит». Для того чтобы обеспечить ему более верную сохранность, архив был перевезен в хранилище военных архивов. По приказу господина начальника военных архивов я прошу у Вашего Превосходительства утверждения (согласия) на это перенесение (перевозку) и о сообщении нам условий, которыми Вы обставляете использование этого архива.

Затем я был бы весьма благодарен, если бы мог узнать местонахождение еще подобных русских архивов, так как господин начальник военных архивов придает особое значение захвату и сохранению этих редких исторических источников».

Генерал Деникин ответил на это письмо по-русски 3 февраля 1942 года:

«Господину уполномоченному начальника военного архива.

Господин майор!

По поводу письма Вашего от 28 января сообщаю:

В 1935 году я сдал свои архивы на хранение в Русский заграничный исторический архив, находившийся тогда в ведении министерства иностранных дел Чехословакии. Министерство обязалось выполнить следующие условия. Мои архивы подлежат передаче в Россию после свержения коммунистической власти и утверждения там режима, обеспечивающего правовой порядок, свободу личности и общественной самодеятельности. Время передачи архивов российскому правительству определяется мною. В пользование этими архивами никто не может быть допущен без моего разрешения. За мною сохраняется право пользования этими архивами для моих научных работ. Архивы мои не могут быть отчуждены и переданы на временное хранение какому-либо иному учреждению».

После разгрома Германии архив оказался на территории, занятой советскими войсками, и с «согласия» правительства Бенеша был передан Советскому Союзу.

Судя по газетным сообщениям, приезжавшая в Соединенные Штаты в мае 1966 года группа советских архивистов подтвердила, что бывший пражский архив находится теперь в Центральном архиве в Москве.

Общение с немцами не ограничивалось визитом и обменом письмами. Начиная с ноября 1941 года обоим Деникиным пришлось время от времени лично являться в мэрию. «Допрос» в общем сводился к установлению факта, что они не переменили местожительство. Но был и более щекотливый вопрос принудительной регистрации, за невыполнение которой грозили суровыми карами.

Немцы образовали различные комитеты для каждой народности, населяющей территорию России. В целях полицейского контроля все русские эмигранты должны были регистрироваться в одном из этих комитетов в зависимости от своего происхождения. В Париже создано было три комитета: русский, украинский и кавказский. В Германии, кроме того, образованы были Северо-Кавказский национальный комитет, Туркменское, Крымско-Татарское и ряд других управлений, среди которых красовалось управление неведомой дотоле страны - Казакии.

Во французской провинции регистрация происходила в местной мэрии или в немецкой комендатуре, которая затем переправляла бумаги в Париж для распределения по соответствующим комитетам.

Во главе парижского русского комитета - Управления по делам русской эмиграции - поставлен был немцами некий Юрий Жеребков, донской казак, долго живший в Германии, ставший членом нацистской партии. Регистрация русских была в его ведении.

Деникин наотрез отказался «регистрироваться». Как ни странно, немцы решили этот факт игнорировать и оставили упрямого старика в покое. Чем руководствовались они - осталось неизвестным. Знали, что слишком тверд человек, чтобы поддаться принуждению, или престиж его имени был так еще велик, что немцы решили избежать репрессий. Вернее всего, что в момент, когда они стремились придать своей захватнической войне против России характер «крестового похода против коммунизма» - засадить в тюрьму самого видного из всех русских противников большевизма было бы изрядной политической графой, очевидной всем нацистам.