Хранители мечей (СИ) - "LitaWolf"

Я напишу, как только это станет возможным.

Передай Дэлвиру мои глубочайшие сожаления о том, как всё вышло. Но я действительно не мог поступить иначе.

Простите...»

[1] Остикс – отец Зэндела.

Глава 58

Ворон медленно вытащил из пачки сигарету и закурил. В глазах у него стояли слёзы.

Дайнрис подсела к нему, взяв его за руку.

— Влад... — по правде говоря, что сказать, она вообще не знала. Не знала, и нуждается ли он в ней сейчас. С момента обнаружения писем, он отстранился от всех. Точнее даже, отгородился высокой стеной. Кажется, и от неё тоже.

Тем не менее прежде чем прикурить вторую сигарету, Ворон протянул прочитанное письмо ей.

— Я всегда был уверен, — отрешённо заговорил он, — что отец, если я ему небезразличен, должен найти меня и попросить прощения. А он полагал, что я захочу хотя бы выслушать его.

Второе письмо было написано год спустя:

«Владилаэр, ты так и не прочёл моё письмо? Или всё-таки читал? Поначалу я надеялся получить ответ, проверяя тайник, пока портал был открыт, каждый день... Потом каждую неделю – хотя при закрытом портале ответу неоткуда было взяться, но вдруг вы не ушли на Землю, а прячетесь где-то на Сэйнорре?

Когда портал открылся вновь, я опять стал приезжать сюда каждый день.

Однако ни слова от тебя нет до сих пор.

Сын, умоляю, давай поговорим! Возможно, я виноват перед тобой больше, чем полагал. Но неужели же не заслуживаю даже простого разговора? Скажи мне в глаза всё, что ты думаешь. Пожалуйста, скажи! Не отрекайся от меня молча! Даже если считаешь, что я тебя предал. Скажи мне это в глаза!

Владилаэр, что бы ты ни думал, ты мне очень нужен!»

Ворон с трудом дочитал строки. Его душило раскаяние. Ну почему ни разу за два века он не пришёл на Сэйнорру? Даже не поинтересовался, что чувствует отец! Почему позволил обиде вершить суд?! Двести двадцать лет он не мог простить отцу предательства, полагая, что и тот никогда не простит ему обманутых надежд – ведь преемника в лице сына он действительно потерял, преступнику возглавить клан никто бы не позволил. Только, оказывается, данный аспект не так уж и волновал отца – он ждал возвращения сына, несмотря ни на что.

Последующие несколько писем были написаны в том же ключе. Чтобы прочесть их, Ворону потребовалось всё его мужество. Но вдруг на очередном он удивлённо распахнул глаза. И чем дальше читал, тем его изумление лишь нарастало.

— Дэлвир, может быть, ты поймёшь больше меня... — обратился он к другу, протягивая письмо.

Оборотень углубился в чтение:

«Не знаю, зачем я это пишу... Ясно же, что ты не ответишь, да и не читаешь наверняка. После того как ты не захотел даже просто подойти ко мне в лагере, надеяться мне явно не на что. Спасибо, конечно, что уговорил вождя отпустить меня, но лучше бы сказал хоть пару слов МНЕ... а после позволил бы чирикауа убить меня! Потому что жить мне теперь всё равно незачем!

Владилаэр, почти десять лет я искал тебя в надежде на примирение. В каждое открытие портала я прочёсывал земли за ним. Конечно, идиот, что искал среди светлых! Дэлвир – оборотень, и внешне выглядит в точности как индеец. Но, как я слышал, на Земле тёмные на дух не выносят светлых – и это ещё очень мягко выражаясь. Правда, и индейцу не место среди светлых.

В общем, не представляю, как тебе удалось подружиться с индейцами – говорят, они убивают любого светлого, попавшегося им на пути. В чём я едва не убедился на собственной шкуре – вернее, скальпе, который с меня не сняли лишь чудом.

Хотя, с другой стороны, если бы не попал в плен к чирикауа, наверное, вовсе не отыскал бы тебя никогда. А впрочем, толку-то! Ты даже на мгновение не захотел встретиться со мной взглядом. Сын, за что ты так со мной? Неужели я виноват настолько? Зачем тогда было спасать мне жизнь?! Уж если я недостоин даже одного твоего взгляда, не то что слова – значит, наверняка заслуживаю смерти.

Владилаэр, вдруг ты всё-таки прочтешь... Хочу, чтоб ты знал – я по-прежнему люблю тебя! И если когда-нибудь в твоем сердце найдётся место прощению – это всё, о чём я мечтаю».

— И что тебе здесь непонятно? — спросил Дэлвир, посмотрев на Ворона.

— Да всё! Какой лагерь, какой вождь?

— Ну, судя по дате на письме – Найче.

— И почему же Найче отпустил отца, не обмолвившись нам ни единым словом?!

— Хороший вопрос. Хотя, чёрт знает, о чём они там говорили. Быть может, о тебе речь вовсе не заходила, решив, что ты не желаешь его знать, отец, скорее всего, даже рассказывать, что ты его сын, не стал. А отпустил его Найче, просто потому как понял, что твой отец не враг чирикауа. Ведь так и было, а Найче всегда отлично чувствовал людей.

— Но как же я-то умудрился не почувствовать присутствие отца?! — вскричал Ворон.

— А разве ты ждал его?

— Нет. Только если бы мы встретились тогда, в лагере – всё изменилось бы! Возможно даже, отец был бы сейчас жив. Зэндел говорил, его свели в могилу переживания.

Он вернулся к чтению.

«Это письмо последнее, сын,— прочтя первую фразу, Ворон внутренне вздрогнул, хотя знал, что в руках у него остался один-единственный лист. —Ты так и не простил! Ясно, давно ясно, что ты не простишь меня уже никогда... И это письмо никогда не прочтёшь. Не знаю, зачем я пишу... наверное, чтобы просто подвести черту для себя.

А ты... Ты вычеркнул меня из своего сердца навсегда. Я сделать того же самого не смог. Ты по-прежнему остаёшься самым дорогим для меня созданием во всей Вселенной. Но я устал жить с болью безнадежности.

Если бы я только знал, что та наша встреча в лесу последняя, я бы не отпустил тебя, ни за что не отпустил! Я бы ушёл вместе с вами. Тогда, наверное, ты дал бы мне второй шанс... Сколько раз я проклинал себя за то, что поступил иначе!..

Ладно, теперь рассуждать об этом уже не имеет смысла. Владилаэр, я очень надеюсь, что у тебя всё хорошо. И от всего сердца желаю тебе счастья.

Прости, что предал тебя, когда ты во мне нуждался. Прости, что лишил тебя дома, всего, что было тебе дорого. Теперь я тебе не нужен. Что ж, в этом я сам виноват. Предательство не прощают – этому я тоже сам тебя учил. И правильно учил!

Сегодня я завершил последние дела. Мой путь и так был слишком долог.

Осталось только ещё раз попросить у тебя прощения. Прощай».

— Отец не умер своей смертью. Он покончил с собой, — произнёс Ворон, не узнав собственного голоса.

— С чего ты так решил? — опешил Дэлвир.

— Да тут и решать нечего! — Ворон отдал письмо другу, а сам разрыдался, уткнувшись лицом себе в колени. Что о нём подумают другие, ему было наплевать.

Впрочем, никому и в голову не пришло осудить его за слабость. Все прекрасно понимали, насколько ему сейчас плохо. Но, к сожалению, совершенно не знали, чем его можно утешить. Так и стояли вокруг него молчаливыми скорбными изваяниями.

— А я даже его могилу не навестил! — в отчаянии прокричал Ворон, не поднимая головы. — И теперь не навещу уже никогда!

— Влад, сейчас это тоже было нереально, — тихо заметил Дэлвир. — Кладбище во власти кхулфов! Чёрт, если бы тогда, в лагере чирикауа, отец всё-таки подошёл к тебе... Ну почему он этого не сделал! Пусть даже думал, что ты по-прежнему страшно зол на него – ведь можно же было, уж коли проделал такой путь, всё же расставить точки над «i».

— Я всегда думал, что отцу наплевать на меня. Что это он вычеркнул меня из своего сердца, из своей жизни... А он страдал все эти годы! Я просто последний урод, что не дал ему ни единого шанса! Я должен был,должен, встретиться с ним и поговорить!

— Но ты боялся узнать, что действительно больше не нужен ему, — заключил Элестайл. — Что он давно и думать о тебе забыл.

— Да, боялся, — подтвердил Ворон. — Только это меня нисколько не извиняет! Я трус и отпетая тварь!