Жребий принцессы - Джудит Тарр

«Аварьян, — взмолился Сареван, обращаясь к центру магической силы, — возьми меня. Держи меня крепко».

Свет переплетался с мраком. Песнопения сплавлялись с тишиной. Маг и колдун объединились в совместном творении.

И в этом была красота. Справедливость. Равновесие. Совершенство. Сила, способная изменять миры.

Он должен помнить. Он поклялся, что будет помнить даже после того, как сила возьмет его. Он должен запомнить правду. Но и память покинула его. Осталась только боль.

Часть третья

Хирел Увериас

Глава 19

Хирел мог допустить, что колдуны схватили его и унесли из Кундри'джа. Он с легкостью мог поверить, что стал заложником. Он даже находил правдоподобным, что его тюремщики составляли заговор магов мира. Но это…

Сначала они не желали сказать ему, что сделали с Сареваном. А потом он услышал крики человека в смертельной агонии. Его тюремщики, двое молодых магов, один в фиолетовом, другой в сером, утверждали, что ничего не слышат, что все тихо. Ему не удалось переубедить их. Когда он рванулся к двери, их сила захлестнула его волшебной петлей и сковала невидимыми цепями.

Крики не ослабевали. Они разрывали ему сердце, лишали его рассудка. Они доносились отовсюду и ниоткуда, эхом отдавались в его мозгу.

Пришла ночь. Стража сменилась. Теперь в комнате были мужчина и женщина, старше и значительно сильнее прежних. Вместе с ними пришла тишина. Они наслали на Хирела сон, а когда он сам пробудился, его ждала холодная неиссякаемая ярость и то, что сами они называли правдой.

Она подползла к нему медленно и мягко. Слишком мягко. Сначала Хирел узнал, что маги сотворили над Сареваном какое-то немыслимое колдовство. Они надеялись, что это положит конец войне. И они убили его. — Нет, — сказала женщина. — Он не мертв. Он был хуже чем мертв. Хирел приказал отвести его к Саревану. Удивительно, но они послушались и привели его в комнату с почти царским убранством, странную для этой суровой цитадели. Они подвели Хирела к кровати и позволили ему взглянуть. Темное гибкое тело; поток волос, напоминавших расплавленную медь.

Тело. Разум Хирела сопротивлялся невозможному. Лжецы, все они лжецы. Перед ним лежал незнакомец. И этот незнакомец был женщиной.

— Это Саревадин, — сказал маг в сером, не обращая внимания на ярость Хирела.

Она была так же великолепна, как Сареван. Она была огнем и черным деревом, силой и нежностью в едином сплаве. Прежний орлиный профиль сгладился, и лицо ошеломляло правильностью черт и красотой.

Хирел повернулся к тюремщикам. Стража снова сменилась. Теперь в комнате стояли самые высшие среди магов: князь из Хан-Гилена и магистр гильдии магов. Он почти спокойно обратился к ним:

— Сделайте его таким, как прежде. — Мы не можем, — сказал князь.

— Вы должны, — потребовал Хирел все еще негромко, но настойчиво.

— Это невозможно. — Магистр тяжело оперся на жезл, и не только потому, что его ноги подкашивались от усталости. — Творение подобной магии таит в себе опасность для жизни, даже если его пережить единожды. Второй раз наверняка будет смертельным.

— И все же снимите чары, — упрямо настаивал Хирел. — Измените его снова. Я приказываю вам. — Нет.

Не имело значения, кто это сказал. Теперь Хирел чувствовал неизбежность. И ненависть. Ненависть, такую же реальную, как этот профиль.

— Вы заплатите за это, — прошептал он. Он отвернул от них свое лицо и свой разум. — Выйдите вон.

Они тут же повиновались. Хирел сидел холодный и застывший, ожидая с нетерпением, достойным принца. Он ждал невероятно долго. Девушка, когда-то бывшая Сареваном, спала. Иногда она шевелилась. Один раз с ее губ сорвались какие-то слова. Ее голос звучал низко, но то, что этот голос принадлежит женщине, не вызывало сомнений.

Наконец Хирел понял, что она проснулась, почувствовал это каждой клеткой своей кожи. Он осторожно отодвинулся.

В течение долгого времени она не двигалась и не открывала глаз. На ее лице ничего не отражалось. Когда ее веки разомкнулись, Хирел увидел тусклые, затуманенные глаза. Очень медленно они прояснились. Ее руки шарили поверх одеяла. Одна рука поднялась вверх. Девушка посмотрела на нее, повернула ладонь. Там горело золото. Она сомкнула гибкие пальцы, окидывая взглядом изящную и красиво вылепленную руку. Затем коснулась бедра, подняла колено. Нахмурилась. Взглянула на свою ногу, не слишком маленькую, но изящную и красивой формы.

Долгое время она не решалась взглянуть на свой живот. Колебалась, а может быть, испытывала страх. Она ощупала лицо и шею. Пробежала пальцами по волосам. Словно ненароком коснулась груди и торопливо отдернула дрожащие пальцы. Нахмурилась еще сильнее. Сжала губы. Наконец села, свирепо глядя на изменившиеся линии тела: высокие и крепкие груди над узкой талией; нежную округлость бедер и то, что находилось в том месте, где они смыкались; это было самым худшим. Она коснулась себя. Казалось, никакое чудо не могло изменить это тело. Оно само было чудом, изумлявшим и пугавшим своим совершенством. В этом теле не было и намека на мужчину, которым оно когда-то было. Все скрывалось под этой прекрасной оболочкой.

Девушка с неуклюжим изяществом встала, пробуя привести в равновесие свое новое тело. Повела узкими плечами, качнула крепкими бедрами, попыталась сделать первый, нетвердый шаг. Мало-помалу ее поступь приобрела легкость, хотя в ней по-прежнему чувствовались усталость и скованность.

На стене висел отполированный щит, служивший зеркалом. Она взглянула в него, что потребовало от нее немалого мужества. Медленно повернулась, намотала волосы на руку и посмотрела через плечо на свою спину, отражающуюся в зеркале. Дотронулась до того места на плече, где когда-то находился глубокий шрам. Он исчез. Ее новое тело было гладким, лишенным каких бы то ни было изъянов. Она стояла перед зеркалом и смотрела на свое лицо, касаясь рукой щеки.

— Я не безобразна, — удивленно произнесла она. Вздрогнув при звуке своего голоса, вызывающе повторила: — Я… не… безобразна.

Хирел не успел понять, что двигается. Девушка обернулась, проворная как кошка. Хирел задохнулся под силой ее взгляда. Ее глаза совсем не изменились, они сверкали, словно черные бриллианты. Она оглядела его с головы до ног и сказала: — Ты выглядишь по-другому.

Хирел открыл рот от изумления. Смех вырвался из его груди; это, конечно, было истерикой, и неверием, и чем-то удивительно напоминавшим облегчение. Несколько мгновений она просто глядела на него и вдруг тоже звонко и громко засмеялась, отдавая дань нелепости ситуации.