Сборник повестей. Книги 1-12 - Юджин Пеппероу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто это? — спросил он после минутного молчания.
— Это моя дочь Сэди. Автопортрет, — с гордостью отозвался Дэвис, довольный произведенным на гостя впечатлением. — Даже странно, что она так похожа на свою прабабку, тем более что ни ее мать, ни бабушка не были похожи на нее. У Сэди даже ямочка на подбородке такая же, как у Катрин. Хитрая вещь эти гены, раз такое сходство может проявиться через два поколения.
— Как она себя чувствует сейчас?
— Сэди? Молчит, почти не разговаривает со мной и все время проводит у себя в комнате наверху — рисует акварелью. Ее преподаватель в изостудии прочит дочери большое будущее. Правда, считает, что ее, картинам не хватает темперамента, экспрессии. А я думаю, что характер Сэди еще может проявиться с годами. Лишь бы эта история не очень сильно на нее повлияла. Доктор Томпсон заходил сегодня утром, беседовал с Сэди. Он считает, что она постепенно полностью оправится от пережитого потрясения. Дай-то Бог!
Ричардc продолжал любоваться автопортретом Сэди Дэвис. Потом попросил:
— Можно я возьму его с собой? Надо сделать с него фотоснимок, размножить его и разослать всем крупным коллекционерам и торговцам живописью.
— Не хотелось бы отдавать его — как бы Сэди не разволновалась. Этот автопортрет теперь висит у нее в комнате там, где раньше висел портрет Катрин. — Фред Дэвис задумался, потом лицо его прояснилось: — Как же это я сразу не сообразил? Есть же простой выход. Если вам нужна просто фотография, то мы можем сделать ее прямо здесь и сейчас. У меня есть "поляроид", и я его только на прошлой неделе заправил.
Ричардc с сомнением посмотрел на нависающий над окном широкий балкон второго этажа, поддерживаемый по углам резными деревянными столбами и сильно затенявший гостиную.
— Сомневаюсь, хватит ли здесь света. Боюсь, что из-за этого балкона в комнате темновато.
— Ну и что? Сделаем снимок со вспышкой, — ответил Дэвис, устанавливая картон вертикально на стул посреди комнаты.
Он вышел и вскоре вернулся с большим фотоаппаратом со встроенной фотовспышкой. Сев в кресло напротив картины, Фред упер локти в колени, чтобы не ходил объектив, и несколько раз нажал на затвор. Засверкала вспышка, и через пять минут на столе перед Рича'рдсом лежали с десяток цветных фотографий автопортрета Сэди.
— Отлично, — сказал он, убирая снимки во внутренний карман пиджака, — я сегодня же отдам их размножить. Кстати, все хотел спросить вас, мистер Дэвис. Вы поддерживаете отношения с кем-нибудь из того города, где раньше жили?
— Из Мильтауна? Нет, ни с кем. Кроме, конечно, Вирджинии, матери Элизабет. Она живет в доме престарелых. Собственно говоря, это не дом престарелых, а вполне респектабельный и даже престижный приют для людей, которые по каким-то причинам не могут или не хотят жить одни. В приюте они обеспечены постоянным уходом, заботой, а если хотят, то и обществом. Мы с ней переписываемся, иногда прилетаем повидаться. Последний раз летали месяц назад всей семьей, даже собаку с собой брали.
— А не могла мать вашей жены рассказать кому-то о картине Дега? О том, что она висит у вас дома в Стоун-вилле?
— Кто? Вирджиния? Исключено. Надо ее знать, эту даму. Она вообще почти ни с кем не разговаривает, а уж о делах своих родственников — тем более. Ей ведь в свое время поставили диагноз вялотекущей шизофрении именно потому, что она временами просто не могла выносить никого рядом с собой, даже родную дочь. Она могла целыми неделями не разговаривать с ней, не отвечала на ее вопросы. Можете представить себе, какая жизнь была у шестнадцатилетней девочки. В конце концов мы женой поместили миссис Таруотер — это ее фамилия — в приют, конечно, с ее согласия, и в этом приюте она находится вот уже почти пятнадцать лет. Нет, Вирджиния не могла никому сказать о картине.
— А здесь, в Стоунвилле, вы не встречали прежних друзей из Мильтауна?
Фред Дэвис помрачнел и нервно забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Похоже было, что он что-то решает для себя, но прежде чем он принял решение, детектив мягко, но убедительно сказал:
— Мистер Дэвис, если вы не хотите говорить мне правду, то я не смогу вести расследование. Я должен твердо знать, что могу верить и доверять вам, иначе я вынужден буду отказаться от вашего дела. Еще раз повторяю: вы видели в Стоунвилле кого-либо из старых мильтаунских знакомых?
— Да, да, видел, — раздраженно бросил Дэвис, — но этот человек не может иметь отношения к похищению и вообще к какому бы то ни было преступлению. Я знаю его с детства. К тому же он сам прокурор.
— А почему вы не хотите назвать мне его имя?
— Да потому, что вы обязательно захотите узнать у него, где он был и что делал в день похищения и какие дела привели его в Стоунвилл. Разве не так?
— Безусловно. Но что вы имеете против этого?
— Да ничего я против этого не имею, просто… — Фред Дэвис обреченно махнул рукой и устало сказал: — Ну хорошо, я вам все расскажу. Здесь нет никакой особенной тайны, просто есть одна вещь, о которой в Стоунвилле кроме меня никто не знает и я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал.
— Но если кто-то и узнает, то уж не от меня, вы же понимаете, — как можно убедительнее сказал Майкл Ричардc. Ему не впервой было преодолевать недоверие и опасения своих клиентов, и он считал это так же неизбежно связанным се своей профессией, как умение врача добиться откровенности больного.
Дэвис встал, открыл дверь в смежную с гостиной столовую, откуда был выход в коридор, выглянул из нее, потом плотно прикрыл за собой дверь.
— Дело в том, — сказал он негромко, — что Сэди не родная дочь Элизабет, но она об этом не знает. Матерью Сэди была родная сестра Элизабет Мери — моя первая жена. Когда она умерла, Сэди было всего три года, и Элизабет предложила на ней жениться и разрешить ей удочерить девочку, чтобы она не чувствовала себя сиротой. Мы поженились и переехали в Стоунвилл, где нас никто прежде не знал. Теперь вы понимаете, почему мы не поддерживали никаких отношений ни с кем из Мильтауна? Сэди и теперь уверена, что Элизабет была ее матерью. Я
