Полное собрание сочинений. Том 1 - Толстой Л.Н.

Пошелъ я къ Московскому перевозу и сталъ похаживать около лодокъ и дощаниковъ. «Что, заняты эти лодки? Есть ли свободная?» спросилъ я совокупности бурлаковъ, которые стояли у берега. «А вашей милости чего требуе[тся]?» спросилъ у меня старикъ съ длинной бородой въ сѣромъ зипунѣ и поярчатой шляпѣ. — «До Астрахани лодку». «Чтожъ, можно-съ!» —

————

*XVІ.

[ОТРЫВОК РАЗГОВОРА ДВУХ ДАМ.]

— «Вѣрно ли это? У васъ вѣдъ любятъ Петербургскіе ложные слухи распускать. И отъ кого вы это слышали, моя милая?»

— «Помилуйте, Марья Ивановна, я вамъ вѣдь говорю, была я у княгини Полянской, къ ней молодая княгиня вчера только изъ Петербурга пріѣхала и разсказывала, что у нихъ только и разговора, что про эту свадьбу. (Съ разстановкой.) La comtesse Lise Bersenieff, la jeune personne la plus recherchée, la plus aimable, le parti le plus brillant de Pétersbourg épouse un какой-то Taramonoff, mauvais genre achevé.235 Костромской медвѣдь какой-то. Въ комнату не умѣетъ взойти. Ни родства, ни богатства, ни связей, ничего! И что меня удивляетъ, такъ это то, что, говорятъ, оба дяди этого очень хотятъ: и графъ Александръ и графъ Петръ. —

Старушка подвинула табакерку съ портретомъ и обтерла стеклушко однимъ изъ двухъ батистовыхъ платковъ.

«Incroyable...236 Ежели это Костромскіе Тарамоновы, такъ я старика знала; когда мы жили на Мечахъ [?], такъ онъ ѣзжалъ къ покойнику Этіену и дѣтей приваясивалъ: босоногіе бѣгали. Покойникъ его любилъ и ласкалъ; однако они хорошей фамиліи, но бѣдно жили; что теперь у нихъ есть, это ужъ старикъ нажилъ, но дѣтямъ никакого воспитанія не далъ. Должны быть тѣ; а то есть Вологодскіе, такъ это не тѣ».

Марья Ивановна Игреньева, урожденная Дамыдова, — почтенная дама. Родилась она 50 лѣтъ тому назадъ въ Москвѣ отъ богатыхъ и знатныхъ родителей; ихъ было двѣ сестры и три брата. Вышла М. И. замужъ за Игреньева, богатаго человѣка и тоже Москвича. Жили они зимы всегда въ Москвѣ, гдѣ имѣли большіе связи не только съ Московскою знатью, но и со всѣмъ, что было знатнаго въ Россіи, лѣтомъ — въ Тульской деревнѣ, [и] жили какъ въ городѣ, такъ и въ деревнѣ барски. Покойникъ былъ въ чинахъ и пользовался всеобщимъ уваженіемъ. Однимъ словомъ, домъ Игреньевыхъ вотъ какой: у пріѣзжаго, котораго почи[тали] достойнымъ, спрашивали: «Вы уже были у Игренье[выхъ]?» или: «какъ это вы еще не были у Игрен[ьевыхъ]?».

«Марья Ивановна овдовѣла 16 лѣтъ тому назадъ, съ нѣсколько разстроеннымъ состояніемъ и съ двумя дѣтьми: сыномъ 15 лѣтъ и дочерью, которая была уже замужемъ. М. И. женщина очень умная, или нѣтъ, лучше сказать, хитрая, не смотря на свою доброту и умѣющая имѣть вліяніе на другихъ и пользоваться общимъ уваженіемъ. — Она, должно быть, не была хороша собою; большой орлиной носъ въ особенности мѣшалъ красотѣ ея; но она была хороша какъ свѣжая, не столько физически — (Она говаривала: «я удивляюсь себѣ, какъ могла я перенести столько горестей!»)—сколько морально, старушка. Она не отставала отъ моды сколько могла, сама придумывала, какъ бы передѣлать чепчикъ или мантилію «по старушечьи». Она любила свѣтъ и свѣтъ любилъ ее, она судила о всемъ и о всѣхъ......

————

*XVII.

[СТИХОТВОРЕНИЯ.]

Изъ подъ стараго строеньяСредь покинутой землиПолзъ мышенокъ. Отъ волненьяОнъ дрожалъ и отъ любви.Онъ сгоралъ любовью тайной,Не любивши никогда,И искалъ любви случайной,Какъ на Невскомъ, господа.Вдругъ услышавъ надъ доскоюНѣжной мышки голосокъ,Сокрушенъ ея тоскою,Онъ владѣть собой не могъ.Разлетѣлся и, несчастный,Къ ней на голосъ прибѣжалъ.Рокъ постигъ его ужасный:Въ мышеловку онъ попалъ.Затворилася задвижка,И мышенокъ въ заперти.Но и тутъ съумѣлъ воришкаУтѣшеніе найдти.Къ дамѣ-мышкѣ деликатноПодскочилъ онъ и такъ рёкъ:«Коль любить меня обратноЗахотите, то я рокъПроклинать не буду вѣчно,Съѣмъ огарокъ съ вами весь.Васъ любить буду сердечноВъ жизни будущей и днесь ». —

Давно позабылъ я о счастьи, —Мечтѣ позабытой души —Но смолкли ничтожныя страстиИ голосъ проснулся любви......На небѣ разсыпаны звѣзды;Все тихо и темно, все спитъ,Огни всѣ потухли: ужъ поздно,Одна моя свѣчка горитъ.Сижу у окна я и въ мыслиКартины былаго слежу,Но счастья во всей моей жизни,Минуту одну нахожу:Минуту любви, упованья,Минуту безъ мысли дурной,Минуту безъ тѣни желанья,Минуту любви неземной...................................................<Дитя такъ невольно сказалоВсю душу во взглядѣ одномъ,Что словъ бы никакъ не достало,Сказать то, что сказано въ немъ.И съ сладостнымъ трепетомъ счастьяЗначенье его я постигъ;Но слова любви и участьяСказать не хотѣлъ я въ тотъ мигъ.Слова такъ ничтожны въ сравненьиСъ божественнымъ чувствомъ любви....Въ ихъ темномъ пустомъ выраженьиНе съищешь и искры души.>И тщетно о томъ сожалѣньеПроснется въ душѣ иногдаИ скажетъ: зачѣмъ то мгновеньеНе могъ ты продлить навсегда?

30 Декабря 1852. Старогладовская.

Эй, Марьяна, брось работу!Слышишь, палятъ за горой:Вѣрно наши изъ походуКазаки идутъ домой.Выходи же на мосточикъСъ хлѣбомъ солью ихъ встрѣчать.Теперь будетъ твой побочинъКруглу ночь съ тобой гулять.Красной шелковой сорочкойКосу русую свяжи,Вздѣнь чувяки съ оторочкойИ со стрѣлками чулки,Вздѣнь подшейникъ и монистоИзъ серебрянныхъ монетъ,Прибери головку чистоИ надѣнь красный бешметъ.Да скорѣе, молодица:Вонъ навстрѣчу казакамъСъ чихиремъ ужъ вся станицаСобралася къ воротамъ.Изъ подъ ручки на дорогуГлядятъ пристально. Въ пылиВотъ ужъ видно, слава Богу,Показалися значки;Слышно пѣсню запѣваютъ:«Да не по горамъ-горамъ»,Кверху пульками стрѣляютъ,Бьютъ плетьми по лошадямъ.Передъ сотней ѣдетъ бравоВъ тонкомъ бѣломъ зипунѣСотникъ Сехинъ; а направоНа игреневомъ конѣГрунинъ Ванька, вонъ Степанка,Вонъ Малашкинъ Родіонъ.— Твой побочинъ гдѣ жъ, Марьянка?Что такъ сзади ѣдетъ онъ?Али конь его хромаетъ?Али, бедный, онъ ужъ пьянъ?Да скажите же, кто знаетъ,Гдѣ батяка Купріянъ?— «Купріяшка душу БогуОтдалъ», сотникъ ей сказалъИ печально на дорогуГоловою указалъ.У Марьянѣ сердце сжалось,Оглянулася она:Вслѣдъ за сотней подвигаласьШагомъ конная арба.На арбѣ покрытый буркой,Трупъ убитого лежалъ,Купріяшкина винтовка,Его шашка и кинжалъ. —

(Гадко). 1853, 16 апрѣля