Сиротка. Расплата за прошлое - Мари-Бернадетт Дюпюи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Боже мой! Кто он? Назови мне его имя. Где ты с ним познакомилась? И в чем твоя вина, девочка моя?
— Он никогда не сможет меня полюбить…
Внезапно Мадлен озарила догадка.
— Людвиг?
Акали молча кивнула, сгорая от стыда. Индианка отвела задумчивый взгляд. Стоило ли принимать это всерьез? Ее дочь жила рядом с молодым немцем уже несколько месяцев и, возможно, принимала вполне естественную симпатию за настоящую любовь.
— Он словно ангел, спустившийся с небес, — с жаром продолжила девочка. — Я чувствую, что он добрый и щедрый. Когда он мне улыбается, я словно попадаю в рай.
— Безусловно, Людвиг красивый мужчина, но, главное, он обладает ценными качествами, которые могли тебя ослепить. Он верный, нежный, приветливый. Однако это спутник Шарлотты. Они скоро поженятся. Ты не должна мечтать о нем, не должна кокетничать в его присутствии.
— Я все это знаю, — всхлипнула Акали, сгибаясь пополам, с мокрым от слез лицом. — И поэтому хочу отправиться в монастырь как можно раньше. Мама, я плохая, потому что во время родов, когда на свет появлялся Томас, я думала о чем-то ужасном… Я слушала, как кричит Шарлотта, и говорила себе, что, если она умрет, Людвиг останется один с двумя маленькими детьми, и тогда я помогу ему, буду его поддерживать. Я представляла, что через несколько месяцев, может быть, даже лет он в итоге меня полюбит. И с тех пор мне стыдно, мне так стыдно!
На этот раз Мадлен действительно расстроилась. Она печально взглянула на свою дочь.
— Этого стоит стыдиться, — наконец произнесла она. — Акали, ты должна быть благоразумной, иначе нам обеим придется отсюда уехать, а мне это причинит слишком много боли. Я живу рядом с Эрмин и Тошаном уже много лет. Благодаря им у меня появилась семья, и эта семья приняла тебя как свою. Не будь неблагодарной!
— Прости меня, мама, прошу тебя. Я так тебя люблю! Не рассказывай никому о моих чувствах к Людвигу.
Испытывая одновременно облегчение и ужас от своего признания, Акали бросилась на шею Мадлен, дрожа всем телом. Полная сострадания, ее приемная мать не хотела ее больше мучить.
— Сердцу не прикажешь, моя бедная девочка, — тихо сказала она. — Но я советую тебе чаще молиться, чтобы излечиться от этой страсти. Я тоже буду молиться за тебя всей душой.
Так, на заре своей взрослой жизни, Акали познала страдания неразделенной любви. Устремив взгляд в пустоту, индианка нежно убаюкивала девочку, признания которой посеяли в ее сердце сомнения и горечь. Эрмин с Тошаном обожали друг друга, это угадывалось по малейшему их жесту; так же это было у Шарлотты и Людвига. Лора и Жослин и то обменивались друг с другом улыбками и скромными знаками внимания. «А я только и знаю, что обращаюсь к Богу, поскольку отказалась от простого супружеского счастья, — размышляла она. — Заботиться о любимом мужчине, спать рядом с ним, ждать его возвращения, получать от него поцелуи и ласки…»
— Не переживай слишком сильно, доченька, — внезапно сказала Мадлен. — Очень часто любовь — это благодать. Ты еще совсем юная. Однажды ты встретишь мужчину, который предназначен тебе судьбой. Сегодня Рождество, не будем плакать и изводить себя. Я верю в тебя, Акали. Попроси прощения у Господа нашего за плохие мысли и относись к Шарлотте с уважением и любовью. Я сохраню твой секрет.
— А у тебя, мама, были такие секреты? — спросила девочка, которая никак не могла успокоиться.
— Ты хочешь знать, была ли я влюблена? В своего первого мужа — нет, никогда. Но несколько лет назад мне показалось, что я люблю Пьера Тибо. В ту пору он хорошо выглядел: смеялся и все время шутил.
— Пьера Тибо? — опешила Акали.
— Да, представь себе! Как видишь, я сильно заблуждалась на его счет. К тому же он был женат, и я тщательно избегала встреч с ним.
— Но я не могу избежать встреч с Людвигом…
— Это так. Остается надеяться, что они с Шарлоттой уедут в Германию. Что касается тебя, у меня есть идея. Ты могла бы поступить в Школу домоводства на следующий год или даже раньше. Месье и мадам Шарден уезжают второго января. Может, тебе поехать с ними? Монахини будут рады новой ученице, трудолюбивой и образованной.
Они еще обсуждали эти планы, когда шум на кухне возвестил о возвращении Тошана и Эрмин.
— Идем узнаем, какие там новости, — сказала Мадлен. — Мне нужно быстро приготовить чай.
— Ну что, зять мой, нашли вы свою Миру? — спрашивал Жослин, когда они вошли в комнату. — Лично я начисто продулся в карты — в кармане не осталось ни единой фасолины.
Бабушка Одина расхохоталась, держа в зубах трубку.
— Нет, я приехал слишком поздно, — ответил метис. — Зато моя дорогая женушка прекрасно прогулялась.
— Мы видели барсука в черной маске, — добавила Эрмин, снимая с себя куртку, шапочку и рукавицы. — Лоранс, тебе следовало бы рисовать местных животных, это замечательное упражнение.
— Хорошо, мама, но мне нужны модели.
— Если хочешь, я буду делать фотографии, — предложила Мари-Нутта.
Сияющий Констан засеменил к матери. Она подхватила его на руки и закружила.
— Мой малыш! Ты хорошо себя вел?
Покрыв ребенка поцелуями, она опустила его на пол. Тошан, в свою очередь, поцеловал сына, затем склонился над Кионой, продолжавшей читать.
— Твои друзья снялись с места, сестренка, — сообщил он. — Если это они украли Миру, чему я так и не получил подтверждения, надеюсь, они о ней позаботятся или продадут. Поскольку это породистое животное, у нее есть все шансы заполучить серьезного хозяина.
— Да, конечно, — ответила Киона. — Тошан, прости, я тебе нагрубила. У тебя возникли проблемы из-за меня. Мне очень жаль!
По тону ее голоса, обеспокоенной улыбке и печальному выражению золотистых глаз он понял, что она говорит искренне. Растаяв от нежности перед лицом ее красоты — сочетания хрупкости и силы вкупе с непостижимой загадкой, — он сказал:
— Я тебя прощаю. Но в наказание завтра ты будешь помогать нам лепить снеговика. Самого большого в мире.
Мукки с облегчением крикнул восторженное «ура!». К нему тут же присоединился Луи. Эти крики заставили выйти из своего убежища Шарлотту и Людвига, который нес на руках Адель, а затем и Лору, подкрашенную, в своем черном тюрбане.
— Мама, ты восхитительна, — заметила Эрмин.
— Спасибо, милая! Комплимент всегда приятен. Но не старайся меня умаслить. Ты нас бросила.
— Ну, не сердись, — попросила молодая женщина. — Прогулка на санях была просто волшебной. И я совершенно не замерзла.
Никто не понял, почему Тошан засмеялся. Они уселись за стол вокруг дымящегося чайника. За окнами опускалась зимняя ночь. Очень далеко, в заснеженной глуши, завыл волк. В озаренном огнями доме с жарко пылающим камином никто не услышал его тоскливого зова. Никто, кроме Кионы, которая, коснувшись рукой своих амулетов, бросила задумчивый взгляд в запотевшее окно.
Берег Перибонки, четверг, 2 января 1947 годаНаступил момент отъезда. Собак запрягли, сани снабдили теплыми одеялами. Мадлен приготовила для путешественников два термоса — один с кофе, второй с чаем. В этот день стоял сильный мороз, на небе не было ни единого облачка. Скоро должно было появиться и хотя бы немного прогреть студеный воздух прятавшееся за лесом солнце.
— Снег достаточно плотный, — сообщил Тошан. — Обратно мы доберемся быстрее, чем ехали сюда. Я хорошенько смазал полозья. Так что помчимся с ветерком.
Тепло одетая Эрмин обнимала свою мать, которая никак не могла унять слез.
— О, моя дорогая девочка, я провела здесь восхитительную неделю, — говорила она. — Мне было так хорошо со всеми вами! В Валь-Жальбере я буду умирать от тоски без моих внуков и без тебя. Твой Тошан такой молодец! Как же мы смеялись позавчера, когда он повел нас на речку кататься на коньках.
Молодая женщина улыбнулась:
— У тебя останутся воспоминания на всю жизнь: Мари-Нутта нас фотографировала. Даже то, как я упала! Снимок будет размытым, но событие увековечено. Мама, я тоже была счастлива, что вы приехали.
К ним подошел Жослин в потертой меховой шапке и потребовал свою порцию поцелуев.
— До скорого, дочка. Ты принимала нас, как королевскую семью. Ручаюсь, я поправился здесь фунтов на пять. Но отныне я буду чаще выбираться куда-нибудь зимой. Такие поездки идут мне на пользу.
Он крепко обнял Эрмин, любуясь ею с отцовской любовью.
— Будь счастлива, дорогая моя. Здесь это вполне возможно.
— Знаю, папочка, — ответила она, сдерживая слезы. — Уезжайте скорее, иначе я оставлю вас еще на неделю.
— Увы! Обстоятельства сильнее наших желаний, — вздохнула Лора. — Мукки и Луи возвращаются в коллеж.
Все домашние вышли на улицу, и на белоснежном ковре лужайки их разноцветные силуэты в капюшонах и шапках напоминали большие игрушки, расставленные вокруг гигантского снеговика, которому суждено было простоять здесь до самой весны. Адель и Констан питали к нему детскую привязанность, называя его самыми разными словами на языке, порой недоступном пониманию взрослых. Чаще других звучало имя Даду, как у лошадки Адели. Носом ему служила сосновая шишка, улыбка была нарисована углем. Два синих стеклянных шара с елки подарили ему приветливый взгляд. Близняшки также снабдили его красным шарфом и старой кожаной шляпой с гусиным пером.