Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы) - Гарольд Роббинс

У этой идеи имелись значительные преимущества в плане налогов. Строительство завода брались финансировать канадское и английское правительства, и это было нам выгодно. Во-первых, само строительство обойдется дешевле, потому, что мы не будем выплачивать проценты, а во-вторых, налоги с чистого дохода будут выплачиваться в Канаде, где налоговая скидка в четыре раза меньше, чем у дядюшки Сэма. Пилотам это тоже будет выгодно, так как они смогут заработать американские доллары.

— Хорошо, я согласен. Но ни у кого из наших служащих нет опыта по управлению таким громадным производством. Только у Морриса, но его мы отдать не можем. У тебя есть кто-нибудь на примете? — спросил я.

— Конечно, но эта кандидатура тебе не понравится.

Я посмотрел на него.

— Скажи кто, а там видно будет.

— Эймос Уинтроп.

— Нет!

— Он единственный, кто сможет справиться с таким производством. И надо бы поторопиться. При нынешнем развитии событий его обязательно кто-нибудь перехватит.

— Ну и пусть забирают этого говнюка и пьяницу. За что бы он ни брался, всегда заваливал дело.

— Он знает производство самолетов, — продолжал упорно настаивать Форрестер. — Я слышал, что произошло между вами, но к делу это не имеет отношения.

Я молчал. Впереди нас самолет командира группы «спит-файров» покачал крыльями. Это был сигнал вхождения в радиосвязь. Форрестер наклонился и щелкнул тумблером рации.

— Слушаю, капитан.

— Старик, в этой точке мы покидаем вас.

Я взглянул вниз. Под нами расстилались воды Атлантического океана, мы находились в сотнях миль от Британских островов.

— Все в порядке, капитан, — сказал Форрестер. — Спасибо.

— Счастливо добраться домой, ребята. И не забудьте прислать нам побольше самолетов, они понадобятся летом, чтобы отплатить немцам.

Форрестер рассмеялся. Над Англией нависла серьезная угроза, а эти парни уже думают о том, как будут бить немцев.

— Вы получите их, капитан.

— Все, конец связи.

«Спитфайр» снова покачал крыльями, и вся группа пошла на разворот, беря курс к родным берегам. Наступила тишина, и мы остались одни над Атлантикой. Я отстегнул ремень безопасности, поднялся.

— Если у вас все в порядке, то пойду немного вздремну.

Роджер кивнул. Я открыл дверь кабины.

— Подумай над моими словами, — бросил мне вслед Форрестер.

— Если ты об Эймосе Уинтропе, то считай, разговора не было.

Моррис с унылым видом сидел в кресле бортинженера. Когда я вошел, он поднял голову и произнес печальным тоном:

— Я этого не понимаю. Ведь все легко можно посчитать. Экипаж В-17 пять человек, а у нас девять. До Германии им лететь самое большое две тысячи миль, значит, им не нужен самолет с дальностью полета пять тысяч миль. Производственные расходы на выпуск В-17 немного больше половины наших расходов. Но у нашего самолета потолок высоты больше на тысячу футов и скорость на двести миль в час больше. Кроме того, в два раза больше бомбовая нагрузка.

— Твоя трагедия заключается в том, — сказал я, — что ты всегда опережаешь время. Они еще просто не готовы к такому самолету. — Во всей фигуре Морриса чувствовалась подавленность. Мне стало жаль его, но то, что я сказал, было правдой. Опираясь на мои деньги, Моррис стал величайшим в мире конструктором самолетов. — Забудь об этом. Пусть тебя не расстраивает, что они еще не понимают тебя. Наступит день и в воздухе окажутся тысячи таких самолетов.

— Но уже не в эту войну, — отрешенно произнес он, доставая из коробки термос. — Пойду отнесу Роджеру кофе.

Он ушел в пилотскую кабину, а я растянулся на койке. В ушах стоял шум работы четырех больших двигателей. Я закрыл глаза. Три недели я провел в Англии, и не одну ночь не удалось спокойно отдохнуть. Мешали то бомбы, то девочки. Бомбы и девочки. Бомбы. Девочки. Я уснул.

Раздался пронзительный визг бомбы, упавшей где-то рядом. Все разговоры за обеденным столом на минуту прекратились.

— Я беспокоюсь о своей дочери, мистер Корд, — сказала стройная, седовласая женщина, сидящая справа от меня.

Я посмотрел на нее, потом бросил взгляд на Морриса, сидевшего напротив. Его лицо побледнело и напряглось. Я снова посмотрел на женщину. Бомба упала почти рядом с ее дверью, а она беспокоится о своей дочери, находящейся в безопасности в Америке. А может, ей и следовало беспокоиться. Это была мать Моники.

— Я не видела Монику с тех пор, как ей исполнилось девять лет, — взволнованно продолжила миссис Хоулм. — Это было почти двадцать лет назад. Я часто вспоминала о ней.

Про себя я подумал, что она вряд ли слишком часто вспоминала о своей дочери. Раньше я полагал, что матери это не то, что отцы, но потом понял, что между ними нет никакой разницы. В первую очередь, они думают о себе. Общим у нас в судьбе с Моникой было то, что у нас не было заботливых родителей. Моя мать умерла, а ее сбежала с другим мужчиной.

Она смотрела на меня своими большими глазами с длинными черными ресницами, и я уловил в ней ту красоту, которая перешла от нее к дочери.

— Как вы думаете, мистер Корд, вы увидите ее по возвращении в Америку?

— Сомневаюсь, миссис Хоулм, — ответил я. — Моника живет в Нью-Йорке, а я в Неваде.

Помолчав некоторое время, она снова внимательно посмотрела на меня.

— Вы не испытываете ко мне симпатии, мистер Корд, не так ли?

— Я как-то не задумывался об этом, миссис Хоулм, — быстро ответил я. — Прошу прощения, если у вас создалось такое впечателние.

Она улыбнулась.

— Я сужу об этом не по вашим словам, мистер Корд. Просто я почувствовала, как вы напряглись, когда я сказала вам, кто я. Думаю, что Эймос вам все доложил обо мне: как я сбежала с другим, оставив его одного с маленьким ребенком.

— Мы никогда не были настолько дружны с Уинтропом, чтобы говорить о вас.

— Вы должны поверить мне, мистер Корд, — прошептала миссис Хоулм с настойчивостью. — Я не бросала свою дочь, я хочу, чтобы она знала об этом и поняла меня. Эймос Уинтроп был бабником и обманщиком, — тихо, без раздражения сказала она. — Десять лет нашей супружеской жизни были адом. Я застала его с другой женщиной уже во время медового месяца. И когда я полюбила честного, благородного человека, Эймос стал шантажировать меня тем, что не отдаст мне дочь и испортит карьеру человеку, которого я полюбила.

Я посмотрел на нее. Это было похоже на правду. Эймос был способен на такие штуки, уж я-то знал.

— А вы когда-нибудь писали об этом Монике?

— Разве можно написать о таком собственной дочери? — я промолчал. — Лет десять назад Эймос сообщил мне, что собирается отправить Монику ко мне. Тогда я подумала, что, когда она узнает меня, я все объясню ей, и она поймет. Но вскоре я прочитала в газете о вашей свадьбе. Словом, Моника не приехала.

Подошел дворецкий и убрал пустые тарелки, другой слуга расставил чашки. Когда они удалились, я спросил:

— Что бы вы хотели, чтобы я сделал, миссис Хоулм?

Ее глаза снова внимательно смотрели на меня, но теперь они слегка затуманились от слез, хотя голос по-прежнему остался твердым.

— Если вам случится говорить с ней, мистер Корд, передайте, что я спрашивала о ней, думаю о ней и надеюсь получить от нее весточку.

Я медленно наклонил голову.

— Я так и сделаю, миссис Хоулм.

Дворецкий начал наливать кофе, и в это время в затемненную комнату вновь ворвался звук разорвавшейся бомбы, напомнивший грохот грома в мирном довоенном Лондоне.

Я открыл глаза, и в уши снова ворвался гул четырех двигателей. Моррис сидел в кресле и дремал, склонив голову набок. Когда я сел на койке, он открыл глаза.

— Сколько я проспал? — спросил я.

— Около четырех часов.

— Надо дать Роджеру немного отдохнуть, — сказал я, поднимаясь.

— Наверное ты здорово устал, — сказла Форрестер, когда я вошел в кабину. — Во всяком случае храпел ты так, что я подумал, что у нас пять двигателей вместо четырех.

Опустившись в кресло второго пилота, я сказал:

— Мне кажется, тебе надо немного отдохнуть, — и добавил: — Где мы?

— Примерно здесь, — ответил Роджер, указывая точку на карте, закрепленной в планшете перед нашими креслами. Я взглянул на карту, мы пролетели над океаном около тысячи миль.

— Медленно летим.

Форрестер кивнул.

— Сильный встречный ветер.

— Хорошо, беру управление на себя, — сказал я, положив руки на штурвал.

Роджер встал с кресла, потянулся.

— Постараюсь немного вздремнуть.

— Отлично, — я бросил взгляд на козырек кабины. Начинал накрапывать дождь.

— Надеюсь, ты сможешь выдержать несколько часов с открытыми глазами? — спросил Форрестер.

— Постараюсь.

— Или ты посильнее меня будешь или я начинаю стареть, — рассмеялся Роджер. — Там, в Лондоне, я подумал, что ты собираешься перетрахать всех англичанок.

— Просто я подумал, что при таких бомбежках надо успеть, как можно больше, — улыбнулся в ответ я.