Обручальное кольцо - Сильвия Холлидей

– Пожалуйста, не надо продолжать, – сказала Пруденс, плача с ним вместе. – Это причиняет вам слишком много горя.

– Вы знаете, как быстро человек истекает кровью, если повреждена артерия? – с горечью спросил маркиз.

Пруденс обняла его и прижала к груди. Ей очень хотелось как-то успокоить старика. А он дрожал, словно ветки деревьев за окном, которые нещадно сек дождь.

– Наверное, вы просто очень волновались из-за Росса? Ваша рука дрогнула, потому что вы слишком боялись ошибиться.

Но маркиз оттолкнул ее, издав глухой стон.

– Нет, я был неосторожен и неуклюж! Этого могло и не случиться. И я поклялся никогда больше не оперировать. Я занимаюсь фармацевтикой, готовлю лекарства. Лечу стариков от подагры. Но ни разу больше не взялся за скальпель. И никогда не сделаю этого. – Он глубоко вздохнул. – Я вполне заслужил презрение и ненависть сына.

Пруденс чувствовала себя беспомощной перед такими страданиями.

– Нет! Бог прощает всех. И мы должны прощать.

– Иногда мне кажется, что Росс винит и самого себя. Если бы мы прооперировали ее раньше, возможно…

– Она бы выздоровела?

– Нет. Ее бедное тело было насквозь изъедено болезнью. Но именно я оказался орудием смерти. А не рука Господа. Вот за это Росс считает меня ответственным. И он прав.

«Кто же из них мучается больше – отец или сын?» – подумала Пруденс.

– Когда умерла Марта?

– Два года назад, в июле.

– И Росс отправился в плавание.

– Я слыхал, что он месяц провел в Лондоне. Бродил по улицам, как отверженный. Пил и приставал к прохожим, рассказывал им о том, какой мерзавец у него отец.

– Неправда! – вскричала Пруденс, схватила его трясущуюся руку и прижала ее к губам. – Вы хороший, добрый человек. И я горжусь, что могу называть вас отцом.

Маркиз всматривался в ее лицо влажными от слез глазами.

– Не знаю, понимает ли мой сын, каким сокровищем обладает, – произнес он и со вздохом поклонился. – Позвольте мне удалиться. Сегодня утром мои нервы подверглись слишком большим испытаниям.

Пруденс посмотрела ему вслед.

На сердце у нее было тяжело. Потом она поднялась по большой лестнице в свои комнаты, примыкающие к апартаментам Росса. На противоположной стороне коридора располагались комнаты маркиза Бриджуотера. «Мы живем совсем рядом, – печально подумала Пруденс, – но как мы далеки друг от друга! Словно находимся на пустынных островах какого-нибудь далекого моря, где гуляет только ветер!»

Она так погрузилась в свои мрачные мысли, что не заметила Марэ, камердинера Росса, пока он не оказался прямо у нее под носом. Марэ отвесил хозяйке вычурный поклон, выписывая в воздухе тонкой рукой сложные фигуры.

– Леди Лонгвуд.

Пруденс приветствовала его улыбкой. Несмотря на все свои причуды, это был приятный молодой человек. Француз, который, оставшись без гроша в кармане, обнаружил – к большому своему удивлению, – что английская знать готова платить не только за службу, но и за его вычурные манеры.

Марэ деликатно откашлялся.

– Я выполнил вашу просьбу, миледи.

– И?..

Пруденс охватило чувство вины за эти интриги и заговоры, но отчаяние заставило ее действовать тайком, за спиной Росса.

– Тщательно обследовав вещи милорда, я обнаружил то, что вы ищете.

У Пруденс задрожали губы.

– Пла… платье?

– Helas.[26] Да, мадам. Оно завернуто в серебряную парчу и спрятано в резной сундук.

«О, Росс, – подумала Пруденс, еле сдерживая слезы, – ты разбил мне сердце, создав это святилище в память о Марте!»

– Спасибо, Марэ, – важно сказала она, пытаясь спасти остатки своего достоинства. – Я прослежу, чтобы тебя вознаградили за труды.

Француз пришел в ужас:

– О нет, мадам! Я не могу брать деньги, если речь идет о сердечных делах. Вы понимаете?

Марэ был молод, но Пруденс почувствовала в нем житейскую мудрость, располагающую к откровенности.

– Разбираетесь ли вы в тайнах человеческого сердца, Марэ? – спросила она со вздохом.

– Надеюсь, что да, миледи.

– Тогда скажите, можно ли соперничать с призраком и победить его?

От удивления у Марэ широко раскрылись глаза.

– Ах вот как! Я предполагал иное. Это не совсем обычная… семейная проблема. Но чем отличается ваш призрак от живой соперницы? У женщин есть особые чары, с помощью которых они могут околдовать мужчин. Надо только пустить их в ход. И муж выбросит из головы даже свои воспоминания.

– А платоническую любовь к старому, выцветшему платью? – с горечью спросила Пруденс. – Зачем он хранит его?

– Миледи, у нас, французов, есть поговорка: «У сердца есть свой разум, и рассудку он не подвластен». Простите за смелость, но лучше вам вообще не думать об этих вещах. Они недоступны нашему пониманию. Постарайтесь быть живым воплощением счастья вашего мужа.

Пруденс отпустила француза, горячо поблагодарив его, и вошла в свою роскошно обставленную гостиную – от такой комнаты не отказалась бы и принцесса. Шкафы в соседней спальне были битком набиты новыми платьями. Да, здесь Пруденс на особом положении, но это призрачная победа. Без любви Росса она – нищая.

Пруденс взяла свое шитье и уселась возле окна. Но ею тут же овладела апатия; через несколько минут иголка выпала из рук, и она уснула.

Проснувшись, Пруденс увидела, что дождь уже кончился. Сон освежил ее. Вспомнив слова Марэ, она вдруг почувствовала прилив надежды. Ведь она – живая жена Росса. Она призналась ему в любви, и он принял это признание. Правда, с того дня они ни разу больше не говорили о своих чувствах, но Росс, конечно же, уверен в ее постоянстве. Когда-нибудь и он сумеет полюбить ее.

Пруденс позвала горничную и приказала подать коляску, запряженную пони. Потом она натянула перчатки, надела плащ, отороченный мехом, накинула капюшон и поспешно вышла из дома.

Свежий воздух взбодрил ее еще больше. Над землей висела пелена холодного тумана. И Пруденс казалось, будто она идет но чистой белой дороге в неведомую страну своей надежды. Сегодня она начнет свой крестовый поход, чтобы завоевать сердце Росса. Эта цель, конечно, плохо сочетается с резкостями, допущенными во время завтрака. Наверное, лучше им поскорее переехать в Лонгвуд-Хаус, пусть даже ремонт еще не завершен. Возможно, оставшись вдвоем, они с Россом вновь обретут счастье, которое улыбнулось им в Виргинии.

Пруденс подняла глаза. Впереди, в тумане, маячили развалины древнего замка Бриджуотер. Росс говорил, что во время гражданских войн он был почти полностью разрушен. И все же высокие массивные башни и полуразвалившиеся степы наполняли Пруденс благоговейным трепетом. В этих камнях, казалось, еще звучало эхо минувших сражений: бряцание оружия и крики воинов.