Священная книга Тота: Великие Арканы Таро - Владимир Алексеевич Шмаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гермес.
Вселенная вечно создается и вечно разрушается; она не имеет границ ни во времени, ни в пространстве, но в каждый данный миг она рождается из Непроявленного Абсолюта и вновь в Нем растворяется. Источник всякого движения, этот Абсолют находится в вечном покое, ибо протяжения по всем продлениям для Него сливаются в одно вечное, настоящее, здесь. Лишь для познания вещей, для изучения духа своего, человек расчленяет единое вечное мгновение на абстрактные этапы мирового творчества, которые в действительности, как принципы эволюционирующего бытия, вечно взаимно переплетаясь, ткут мировую жизнь.
Это и есть доктрина Аркана X. Весь цикл первых десяти Арканов и совершает это необходимое для нашего сознания расчленение Нераздельного на абстрактные, относительные в принципе, но абсолютные для человеческого сознания части, каждой из которых и соответствует один Великий Аркан первой декады.
«В обширном колесе Брахмана, Источнике и Опоре всех воплощенных духов, Эго принуждено странствовать, причем оно мыслит себя отдельно от своего Правителя».
Шветашватара упанишада, I, 6..
Эта доктрина Аркана X отвечает, вместе с тем, на вопрос почему общий уровень развития человеческих масс так мало изменяется веками, несмотря на развитие знаний общечеловеческой науки. Человечество есть малый мир — оно недвижно в своем целом, но живет в частях своих. Одни люди развиваются, заканчивают свой путь и уходят из его пределов, но на их место вечно приходят новые существа, чтобы пройти по той же стезе развития. Человечество — одно, но его состав вечно меняется, а потому оно, как таковое, и получает реальность бытия, благодаря вечности круговорота его единичных
«Прогресс существует лишь для единичных людей. Но чтобы также все человечество здесь на земле с течением времени постоянно двигалось вперед и совершенствовалось, такой цели, как мне кажется, Провидение не имело; по крайней мере, это еще не так очевидно и далеко не так необходимо для Провидения Божия, как обыкновенно думают».
Мендельсон.
§ 4. Система Сефирот
«Тридцатью двумя путями — чудными, мудрыми, начертал IA, IEBE, Саваоф, Бог Израиля, Бог Живой и Царь Вечный, Эль Шаддай, Милосердный и Прощающий, Возвышенный и Пребывающий в вечности, — возвышено и свято Имя Его, — и создал мир Свой тремя сеферим: сефар, сипур и сефер.[508]
Десять чисел, сефиротов невещественных; по числу десяти пальцев, пять против пяти, но завет единства между ними.
Десять чисел, сефиротов невещественных: десять, а не девять, десять, а не одиннадцать; пойми разумением, и разумей пониманием, пытай их, исследуй их, установи вещь как следует и помести Создателя на Его место…»
Сефер Иецира, т. е. «Книга Творения».
Первые 10 Арканов Священной Книги Тота представляют из себя целостную и законченную систему. Относясь к Миру Божественному, эти Арканы в своем целом исчерпывают все, могущее быть познаваемым. Каждый из них представляет как бы канал, по которому присущие ему свойства, принципы и аспекты Божества изливаются вниз и создают Мир Бытия. Семитическое Откровение и дает нам это великое учение в том аспекте, как оно было воспринято, разрабатывалось и изучалось последователями Каббалы, таинственного мистического учения, зародившегося, как гласят каббалистические предания, еще до сотворения мира, и которое было открыто праотцу Адаму уже во время его пребывания в раю. Каббала как наука о Вечной Истине, о принципах и свойствах Божества, лежит вне времени и царствует над ним. Каббалисты были правы в своих преданиях, ибо Истина едина, предшествует рождению человека и безраздельно царствует во все времена.
«Каббала есть не что иное, как философия наиболее чистая и самая священная; однако, философский язык не таков, как у Каббалы».
Моисей Ботрильский.
Учение Каббалы, имея непосредственную и тесную связь с древним Египтом, как на заре еврейской истории, так и впоследствии во времена великолепных Птоломеев, имело целый ряд блестящих представителей в Александрии во главе с Филоном. С наступлением средних веков, с прекращением как научных исследований, так и истинных метафизических изысканий, Наука Царственная вербовала себе адептов в значительном большинстве из еврейского народа. Арабская, а затем мавританская культура и была той почвой, на которой развились столпы новейшей Каббалы, Каббалы писаной: Исаак Альфали, Иосиф Каро, Авраам ди-Ботон, Авраам бен Давид, Маймонид, Моисей Кордуеро, Исаак Лориа, Симон бен Йо-хай, Саадия Гаон, Моша бен Нахман, Рабби Яков бен Ашер, Моисей Цесерлес, Моисей Лионский, Меер бен Габаи, Соломон Альксфец, Исаак Слепой и другие. Таким путем судьбе было угодно, чтоб на западе древнее учение фиванских иерофантов сохранилось бы в недрах еврейского народа,[511] который по своей косности, замкнутости, недвижности и уединенности среди других и был идеально для этой миссии самой судьбой подготовлен. Тем не менее, низость интеллектуального уровня евреев не могла не сказаться. Унаследовав в готовом виде самое возвышенное философское учение из всех бывших когда-либо, евреи сами не понимали истинной ценности вверенного им судьбой сокровища. Они смешали его с самыми нелепыми заблуждениями, отравили черствым эгоизмом и дерзновенным человеконенавистничеством, многое исказили до полной неузнаваемости, сведя глубочайшие идеи к бессмысленному абсурду. При этом всякая последовательность была окончательно нарушена, все перемешалось в одну кучу.[512] Подобно невежественному торговцу стариной, евреи порой на самое почетное место ставили ничтожную рухлядь, а истинные же сокровища оставались брошенными в самый темный угол и покрылись толстым покровом пыли веков. Именно в таком виде предстанет Каббала пред взором искателя наших дней. Но невзирая на все это, поистине достойно удивления то, как сумели евреи сохранить науку древних святилищ на пути стольких тысячелетий!
«Это как бы огромная ярмарка, где дорогие и дешевые товары выставлены с равными заботами и по одной и той же цене; где редчайший жемчуг лежит нередко в грязной коробке, либо, что еще чаще, в золотых сосудах нет ничего, кроме пыли и праха. Однако, если всю эту бесформенную массу, наряду со странными, даже недопустимыми у нас, приемами ее сбыта представить себе в отвлеченном виде, то нельзя не испытать как бы трепета уважения перед этим
