Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Янушкевич указывал в приказании от 17 (30) июля 1915 года: «Обратить внимание командующих армиями, что телесные наказания как мера исключительная, допустимы лишь в отношении особо порочных нижних чинов и в случаях, не терпящих отлагательства, для примера другим, когда прочие меры дисциплинарного или судебного воздействия признаются на достигающими цели; применение же телесных наказаний в виде постоянной меры или нанесение нижним чинам побоев начальствующими лицами, имеющее безусловно деморализующее влияние на войска, никоим образом допущено быть не может…»[923]. Данная цитата — сама по себе свидетельство того, что в армии злоупотребляли розгами, иначе и в приказе не было бы нужды. К порке предписывалось прибегать лишь в особых случаях, нанесение ею ущерба морали войск в целом было очевидно, а рукоприкладство и вовсе строго воспрещалось. К сожалению, на деле эти условия нередко и соблюдались условно. Особенно популярными телесные наказания стали в формировавшихся дивизиях 2-й и 3-й очереди. Там 25 розог мог получить даже зазевавшийся и не отдавший офицеру воинского приветствия нижний чин. Еще более вопиющим примером является наказание П. Н. Баева, ефрейтора 8-й роты не второочередного, а лейб-гвардии 4-го Императорской Фамилии стрелкового полка. Он храбро воевал, ходил в разведку, был дважды контужен и трижды ранен в бою, но когда отказался от награды, «получение каковой по старому статусу считал незаконным», то получил четверть сотни ударов розгами![924]
Отношение солдат к подобным мерам воздействия было характерно: «Лучше смерть, чем переносить весь этот ужас и позор» [925]. Причем даже два с половиной десятка ударов не являлись предельно допустимым количеством. Оно могло достигать от 70 до 80 розог, как в случае вооруженных беспорядков, учиненных 18 сентября (1 октября) нижними чинами 78-й маршевой роты при следовании со станции Озеряны в Варковичи[926]. Столь суровому наказанию были подвергнуты 85 солдат в присутствии прочих нижних чинов; еще шестерых бунтарей осудили на 4 года заключения в исправительным арестантском отделении, семерым срок скостили до двух с половиной лет[927].
Телесными наказаниями в действующей армии не преминула воспользоваться и антивоенная пропаганда, давя на свежие раны. Вот пример прокламации, сбивавшей с толку ратников 437-й пешей Черниговской дружины:
«Товарищи солдаты!
По приказу главнокомандующего, к вам, крестьянскому и рабочему люду, отныне применяется самый гнусный, бесчеловечный вид наказания — розги. Бичом согнали вас сюда, оторвали от родимых полей, жен и детей, чтобы через две-три недели повести на убой новый запас человеческого мяса под германские пули. Розгой хотят поддержать в вас дух повиновения и патриотизма. Что русскому правительству до горя, до обид, до достоинства русского народа?! Розгами пороли исправники по повелению свыше русских крестьян, добивавшихся земли и воли. Розгами расправляются сейчас с русским солдатом, безропотно отдающим свою жизнь за чужое дело, в которое вовлекло его русское самодержавие и правительство чиновников и помещиков»[928].
Норовя избежать постыдного наказания, фронтовики шли на различные ухищрения, вроде этого в 290-м пехотном Валуйском полку ранней весной 1916 года: «А у нас новость вот какая, одному рядовому приговорено было 16 розок, и тут же хотели привести в исполнение, приказали ему снять штаны, но увидели на жопе, что нарисован Спаситель, через что и не стали его безпокоить»[929].
Неизвестно, был ли находчивый нижний чин наказан за такое святотатство. Подобные выходки более известны из последующего советского периода и уголовной субкультуры той поры. Воспетая Владимиром Высоцким «наколка времен культа личности» — это исторический миф о татуировках с профилем Сталина на груди в качестве оберега. Такие наколки якобы позволяли приговоренным к высшей мере наказания избежать расстрела: ведь нельзя стрелять в лицо вождя! В действительности столь суровые приговоры приводились в исполнение иначе: начиная с 1920-х годов установилась своеобразная традиция — убивать пулей в затылок[930].
Однако розгами дело не ограничивалось. Философ Ф. А. Степун записал в дневнике 5 (18) апреля 1915 года: «Воочию вижу, как нашим “христолюбивым” воинам спускают штаны и как их секут прутьями по голому телу, “дабы не повадно было”. Впрочем, зачем же сразу говорить о порке? Разве недостаточно того, что всех наших солдат ежедневно ругают самою гадкою руганью и что их постоянно бьют по лицу?»[931]. Да, рукоприкладство в армии было запрещено. Да, генерал Брусилов предписывал поддерживать дисциплину «не мерами взыскания, окриками, а тем более рукоприкладством, ко торого в армии быть не должно, а твердым внутренним порядком, постоянным надзором, словом, воспитательным и мерами…»[932]. Однако свидетельств избиения нижних чинов старшими по званию, к сожалению, существует немало.
Эта страница истории военной повседневности Первой мировой до сих пор по большей части остается в тени, и в ней имеется несколько важных нюансов. Избивать рядовых позволяли себе отнюдь не только опаленные войной кадровые офицеры. В ряде случаев самоутверждаться среди фронтовиков через их же избиение пытались прапорщики с несколькими месяцами ускоренных курсов подготовки за плечами, скороспелые плоды военного времени.
Сделать предположение, хотя и сугубо умозрительное, относительно еще одной из причин избиения нижних чинов Русской императорской армии представителями офицерской касты позволяет исследование историка А. А. Смирнова о практике ношения солдатской военной формы офицерами в действующей армии. Высочайшее повеление от 22 ноября (4 ноября) 1912 года предписывало офицерам надевать рубахи и шинели рядовых, «дабы не слишком выделяться среди солдат и тем избежать ненужных потерь»[933]. Одним из следствий такого решения стало буквальное смешение офицеров и нижних чинов уже в первые месяцы войны. А. А. Смирнов приводит такое свидетельство периода Варшавско-Ивангородской операции 1914 года: «…одетые в солдатскую форму (только кокарды офицерские), не могли привести людей в порядок (их в толпе люди не замечали и не отмечали)»[934]. Генерал-лейтенант Я. М. Ларионов — тот и вовсе обвинял переодевание офицеров в солдат в подрыве дисциплины в армии и престижа командиров. Не показалась ли кому-нибудь из них зуботычина простым и действенным способом восстановить status quo, в то же время укрываясь от неприятеля под личиной солдата? Как знать, — повторюсь, это лишь версия, притом рисующая довольно отталкивающий
