В погоне за счастьем - Дуглас Кеннеди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его зовут Джек Малоун.
Эрик побледнел.
Ты шутишь, — сказал он.
Я совершенно серьезно.
Это он?
Да. Он.
Но это невероятно. Он же был унесенным ветром. Он покалечил тебе жизнь. И после того, как ты встретила его с женой, не ты ли говорила мне, что послала его куда подальше?
Я знаю, знаю, но…
И как долго это продолжается?
Больше четырех месяцев.
Эрик, казалось, был потрясен.
Четыре месяца. Какого черта ты так долго держала это в секрете?
Я очень боялась, что ты будешь ругаться.
О, ради всего святого, Эс… Может, этот парень и не вызвал у меня восторга, и мне определенно не по душе, как он с тобой обошелся, но…
После того как Джек исчез, ты столько раз говорил мне, что я дура, что трачу столько душевных сил на такого неудачника. Совершенно естественно, что, когда он вернулся в мою жизнь, я всерьез опасалась твоей реакции.
У меня нет клыков, и я не сплю в гробу, Эс.
Я знаю, знаю. Мне и самой было тошно так долго хранить это в тайне. Но я решила для себя, что расскажу тебе все только после того, как пойму, есть ли у нас будущее.
Очевидно, есть, иначе ты бы не рассказала.
Я люблю его, Эрик.
Догадываюсь.
Но я действительно люблю. Это вовсе не тупая интрижка с женатым мужчиной, не какой-то пошлый роман. Это настоящее чувство. И оно взаимное.
Эрик притих. Он потягивал свой мартини. Курил. Наконец он пожал плечами и сказал:
Я так полагаю, мне следует снова встретиться с ним, не так ли?
Я устроила нашу встречу несколькими днями позже — в пятницу вечером, в баре отеля «Сент-Моритц», в квартале от дома Эрика. Я ужасно нервничала. Собственно, Джек тоже, хотя я и заверила его, что брат обещал вести себя прилично. Все пошло по плохому сценарию: для начала мы полчаса просидели в ожидании. Потом подошел бармен и сообщил, что звонил Эрик и пробил передать, что задержался на встрече, но будет через десять минут.
Прошло еще сорок минут. За это время Джек успел осушить еще два бурбона с содовой и выкурить еще три сигареты.
— Это у твоего брата юмор такой? — наконец спросил он, явно раздраженный.
Я уверена, причина у него уважительная… — нервно ответила я.
Или так, или же он полагает, что его время более ценно, чем мое. Конечно, я всего лишь пиарщик, в то время как он великий писатель-юморист.
Джек, прошу тебя.
Ты права, права. Я погорячился.
Нет, ты совершенно справедливо сердишься. Просто я ничего не могу поделать…
Ну давай тогда еще выпьем.
Четвертый бурбон с содовой?
Ты что, хочешь сказать, что я пьян?
Официант! — крикнула я, когда тот поравнялся с нашим столиком. — Еще один бурбон с содовой для джентльмена, пожалуйста.
Спасибо, — сухо произнес Джек, когда официант двинулся дальше.
Я никогда не стою между мужчиной и алкоголем.
Это ты сейчас иронизируешь?
Нет, просто намекаю, но ты не улавливаешь намека
Я знаю свою норму.
Вот и хорошо.
Джек бросил взгляд на дверь:
Чего нельзя сказать о твоем брате.
Я посмотрела в ту же сторону. И сердце ухнуло. Потому что в бар входил Эрик — и он был пьян. В зубах у него была зажата потухшая сигарета, глаза были стеклянными, походка нетвердой. Заметив нас, он снял шляпу и отвесил нам пышный поклон. Шатаясь, он приблизился к нашему столику и наградил меня смачным поцелуем в губы.
Во всем виноват мистер Маннинг. Он настоял на том, чтобы за ланчем влить в меня две бутылки вина.
Ты опоздал на час с лишним, — сказала я.
Это шоу-бизнес, — ответил он, падая на стул.
Ты, по крайней мере, мог бы извиниться перед Джеком.
Эрик тут же вскочил с места. Цокнул каблуками ботинок и по-военному отдал честь. Теперь мне хотелось убить его. К счастью Джек сохранял невозмутимость. Он опрокинул бурбон с содовой и потянулся к свежему коктейлю, который официант только что поставил на стол.
Рад тебя видеть, Эрик, — спокойно произнес он.
Мое почтение, мистер Малоун, — произнес Эрик с ужасным ирландским акцентом.
Может, мы перенесем эту встречу на другой день? — предложила я.
Да, — согласился Джек. — Думаю, так будет лучше.
Ерунда, — запротестовал Эрик. — Один глоток — и мое равновесие будет восстановлено. Ну а что выпьют мои голубки? Ах да, конечно… Официант! Бутылку шампанского.
Я продолжу бурбон.
Бурбон? — сказал Эрик. — Да ладно, ни к чему демонстрировать свою пролетарскую сущность…
Ты называешь меня пролетарием? — изумился Джек.
Эрик снова переключился на ирландский акцент:
Ну конечно, в каждом из нас живет поэт.
Ради всего святого, Эрик, — взмолилась я.
Я просто шучу, — произнес он нормальным голосом. — Никого не хотел обидеть.
Джек кивнул, но ничего не сказал. Вместо слов он поднял свой коктейль и отхлебнул половину.
А… понимаю, — продолжил Эрик, — сильная молчаливая натура.
Что, проблемы? — спросил Джек.
Нет у меня никаких проблем, — ответил Эрик. — Я вообще счастлив, как ирландец в сортире.
Довольно, Эрик, сказала я.
Ты абсолютно права. Я приношу извинения за свою нелепую выходку. Что ж, сэр, давайте отпразднуем примирение бокалом французской шипучки.
Как я уже сказал, я продолжу бурбон.
Хорошо, хорошо. Все понимаю. И одобряю.
Ты что? — спросил Джек.
Одобряю. Я имею в виду, бурбон. Тем более что бурбон — такой серьезный американский напиток.
Ты что-то имеешь против американского напитка? — спросил Джек. — далыне.
Черт возьми, нет, партнер, — сказал он, теперь подражая Джону Уэйну. — Просто бурбон — это не мое, сынок.
Да, я забыл. Все коммунисты пьют шампанское.
Эрик побледнел, как будто ему влепили пощечину. Мне захотелось провалиться сквозь землю. После минутного замешательства Эрик пришел в себя и заговорил голосом Скарлетт О'Хары:
Дорогая, кто-то слишком вольно рассуждает о моем колоритном прошлом. Тебе так не кажется, сестренка?
Джек, пошли, — решительно сказала я.
А как же шампанское? — спросил Эрик.
Засунь его куда подальше, — сказал Джек.
Как же мне нравится этот поэтический говор бруклинцев!
Я говорю как американец, хотя, я уверен, американский говор кажется тебе слишком патриотичным.
Это вряд ли. В конце концов, разве не Сэм Джонсон сказав что патриотизм — это последнее убежище негодяя?
Да пошел ты… — прошипел Джек и плеснул остатки своего бурбона в лицо Эрика. Потом резко поднялся и вышел из бара.
Эрик остался за столом, по его щекам струился бурбон с содовой. Казалось, он был ошеломлен таким обрядом крещения.