Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк - Гарднер Дозуа

— И так оно и есть! — объявил Голеску, вручая кувшин владельцу и незаметно спихивая его с помоста. — Давайте раздобудем новые доказательства! У кого еще есть кувшин?

Ему поднесли полдюжины кувшинов, и дети принялись истошно вопить, чтобы оказаться на сцене следующими. Хрюкнув от напряжения, Голеску втащил на помост еще одного мальчика.

— А ты кто? — спросил он.

— Это мой сын! — отозвался капитан полиции.

— Хорошо! Сколько у тебя бобов? Скажи папочке! — воскликнул Голеску, а когда мальчик шепнул что-то отцу на ухо, добавил: — А теперь запишите это число!

Он выхватил у мальчика кувшин и снова поднес его к Эмилю:

— О последний из мирмидианцев! Сколько здесь бобов?

— Триста семнадцать, — сказал Эмиль.

— Ты уверен? Ведь кувшин гораздо больше!

— Триста семнадцать, — повторил Эмиль.

— А какое число вы только что записали, мой любезный господин?

— Триста семнадцать, — признался капитан полиции.

— Я спрятал в середину луковицу, — гордо заявил его сын, и стоило Голеску отправить мальчика обратно в толпу, как капитан полиции немедленно влепил отпрыску подзатыльник.

Тут уж к помосту начали проталкиваться взрослые мужчины, размахивая кувшинами со всевозможными бобовыми, а также просом и ячменем. Эмиль не ошибся ни разу, даже когда ему поднесли кувшин риса, где были спрятаны свернутые носки! Наконец Голеску, сияя, поднял руки.

— Итак, одно доказательство моих приключений вы видели собственными глазами! — воскликнул он. — Но все это, дорогие зрители, не более чем салонное развлечение! А теперь вас ждет поистине поразительное зрелище! Ибо мы приблизились к подлинной цели моего визита. Перед вами — Дары Озириса!

Он сорвал кусок мешковины со стопки ящиков. Пламя факелов заплясало на горлышках множества аптечных пузырьков.

— О да! Я сделал эти снадобья согласно древним тайным рецептам! Здесь, друзья мои, средства для исцеления человеческих недугов! Крона за бутылочку не покрывает даже расходов на редкие ингредиенты! Я предлагаю вам мои снадобья так дешево из чистого милосердия!

Толпа разом смолкла, а потом все услышали, как капитан полиции чеканит:

— Так и знал, что этим кончится.

— Крона за бутылочку? — возмущенно проговорил кто-то.

— Вас нужно убеждать, — покачал головой Голеску. — И убеждать даром. Очень хорошо! Выйдите на свет, мой любезный господин. Да-да, вы, тот, кто не хочет расставаться со своими денежками.

«Любезный» господин взобрался на помост и застыл с оскорбленным видом, а Голеску обратился к публике.

— Человеческие несчастья! — крикнул он. — Что им причиной, добрые люди? Старость. Бессилие. Одиночество. Все это не убивает, но лишает жизнь смысла! Разве не так? Так вот вы, любезный господин! — Он повернулся к стоявшему рядом скряге. — Снимите-ка шляпу, если не возражаете. О, я вижу, вы страдаете облысением!

Зритель побагровел и собрался стукнуть Голеску, а публика захохотала.

— Здесь нечего стыдиться! — с укором произнес Голеску. — А хотите ли вы, чтобы у вас выросла роскошная шевелюра, а?

— Ну…

— Взгляните! — произнес Голеску, доставая из ящика пузырек. — «Птолемеево притирание»! Убедитесь в потрясающих результатах.

Он откупорил пузырек и осторожно наклонил его, уронив на лысину зрителя лишь несколько капель. После этого он подхватил уголок плаща и растер снадобье по всей голове.

— Что вы со мной делаете?! — заорал бедняга. — Жжется, как черт знает что!

— Крепитесь! Придется немного потерпеть, как же иначе? Сосчитайте до шестидесяти!

Публика послушалась, но задолго до того, как зрители добрались до сорока, послышались изумленные возгласы: на лысом черепе везде, куда втерли зелье, стала расти густая черная шерсть.

— Ой! — Зритель ощупал голову, не веря своему счастью.

— Да! — Голеску повернулся к публике: — Вы видели? К этому счастливцу в мгновение ока вернулся прежний облик, полный молодости и мужественности! Кстати, о мужественности… — Он крепко ударил бывшего лысого по спине, так что тот практически слетел с помоста. — Что огорчает мужчину больше, нежели разочарование прекрасного пола? Кому из вас недостает кое-чего такого, что он зеленым юнцом имел в изобилии? Не сомневаюсь, среди вас таких нет, но только подумайте — ведь, быть может, когда-нибудь настанет день, когда вы попытаетесь взломать замок дохлой рыбиной! И неужели вы хотите, чтобы этот день застал вас врасплох, без бодрящей бутылочки «Фиала Фараона»? Крона за бутылочку, господа! Я уверен, вы понимаете, почему я не могу устроить бесплатную демонстрацию этого средства…

Настала тишина — всего секунд на пять, — а потом на помост хлынула волна мужчин, потрясавших пригоршнями монет.

— Вот, прошу! Господа, одна бутылка в одни руки, только одна. Вот и хорошо! Знаете ли, я делаю это исключительно на благо ближним, я люблю приносить людям счастье. Пейте на здоровье, любезный господин, но я советую вам сначала обзавестись дамой… Прошу вас, осторожней, не затопчите детишек, хотя теперь вы всегда сможете настругать новых… Кстати, о новых детишках! — Голеску запихнул в карман штанов последнюю горстку монет и вернулся на край помоста, поскольку «Фиал Фараона» и «Птолемеево притирание» у него кончились. — Какой смысл в неимоверной мужской силе, я вас спрашиваю, если прекрасная дева холодна как лед? Равнодушие! Ханжество! Скованность! Разве найдется большее несчастье для мужчины, чем отсутствие супружеской любви? Возможно, вы слышали о любовных напитках, возможно, даже покупали амулеты и снадобья у цыганок. Но ведь на самом деле все, в чем нуждаются ваши горлинки, друзья мои, — это «Эликсир Изиды»! С гарантией превращает хмурые гримасы в приветственные улыбки!

На помост нахлынула вторая волна — несколько менее рьяная, нежели первая, но тоже довольно-таки денежная. Голеску выдавал пузырьки «Эликсира Изиды», рассовывал деньги по карманам. У него остался один ящик с пузырьками. Подняв его на верх стопки, Голеску обернулся к публике и улыбнулся:

— А теперь, добрые люди, задайте себе вопрос: что делает долгую жизнь сущим проклятием? Ответ очевиден: страдание. Ломота, жжение, страшные муки! Тупая боль, которая не проходит годами! Страдания, страдания, страдания! Да смилостивится над нами Господь! Но! Обильно смажьте больное место «Бальзамом Баст» — и вы получите мгновенное облегчение от несказанных мук!

К помосту наметилось некоторое движение, однако не такой поток, которого ожидал Голеску; толпа на что-то отвлеклась, хотя на что именно — он не понял. Ага! Вот на что: это был калека с забинтованными головой и глазом, который пробирался вперед, опираясь на костыли.

— Дорогу! Пропустите несчастного калеку!

— Вот вам пациент, профессор Гадес!

— Может, проведете бесплатную демонстрацию на нем?

— Кто это — ветеран всех войн на свете? — своим самым веселым тоном произнес Голеску. — Конечно, он достоин бесплатного исцеления! И вот вам… — Речь его оборвалась пронзительным визгом, поскольку, нагнувшись, он обнаружил, что глядит в единственный уцелевший глаз птицевода Буздугана. Тот, несомненно, тоже узнал Голеску.

— Ты… — начал птицевод Буздуган, но Голеску уже откупорил бутылочку и с быстротой мысли сунул горлышко ему в рот. Он подержал пузырек, пока Буздуган не проглотил и свое возмущение, и «Бальзам Баст».

— Ах, я узнаю этого бедолагу! — завопил Голеску, силой удерживая пузырек на месте. — У него еще и помешательство! Родственники привели его ко мне, чтобы исцелить от безумия, но, к несчастью…

К несчастью, толпа отвлеклась гораздо сильнее, чем Голеску предполагал. Все началось с общего смутного беспокойства, поскольку те, кто приобрел пузырьки «Фиала Фараона», пооткрывали бутылочки и разом проглотили их содержимое. Это привело к всплеску поголовного буйного приапизма,[44] который охватил покупателей примерно тогда, когда Голеску развернул рекламу «Эликсира Изиды».

Но это были, надо сказать, сущие пустяки по сравнению с участью, постигшей тех, кто купил «Птолемеево притирание» и по крайнему неразумию решил применить его прямо здесь, не подождав до дома. Несколько перепуганных мужчин имели возможность наблюдать, как роскошная шевелюра отрастает не только у них на головах, но и везде, куда попало снадобье, в том числе и случайно, в процессе применения, — то есть на ушах, веках, носах и женах. Еще сильнее были ошеломлены те, кто сподобился хорошенько втереть зелье голыми руками.

Однако и их горести меркли по сравнению с муками несчастного, который счел, будто любое снадобье действует лучше, если принимать его внутрь. Теперь он лежал ничком и вскрикивал — правда, несколько приглушенно, — а толпа повергнутых в ужас зрителей старалась держаться от него как можно дальше.