Пятый арлекин - Владимир Тодоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слыхать-то слыхал, — улыбнулся Чернышов, — да где уж нам с асами контрразведки чай пить? Мы — люди маленькие, нам положено мусор разгребать, а им — шпионов ловить.
— Не вижу принципиальной разницы в наших задачах, — нахмурился генерал, — мы, как ты выразился, разгребаем свой, отечественный мусор, а они делают то же самое, только мусор с иностранным душком. Так что не обольщайся по поводу их работы и не строй из себя казанскую сироту: он, видите ли, разгребает мусор, а они — в белых перчатках. Одна у нас работа: очистить общество от этого самого мусора, а белые перчатки — для парадов, да ты их и сам тогда надеваешь.
— Понял, Василий Анатольевич, это я так, про перчатки. Сейчас займусь картотекой и сразу же доложу. Разрешите идти?
— Иди, — генерал тепло улыбнулся, — везет мне с тобой, Александр Егорович, чуть что серьезное начинается, а у тебя уже все под рукой, словно знал наперед, что нужно.
— Совпадение, товарищ генерал. Капитана Милованова благодарить нужно.
Знакомство с картотекой дало некоторый результат: Неживлев Семен Михайлович проходил в 1978 году в Ленинграде по валютному делу, но был неожиданно отпущен за недоказанностью улик. На Краснова же никаких материалов в электронной памяти ЭВМ не оказалось. Картотекой систему данных банка называли по старинке, когда еще в не столь далекие времена картотека действительно существовала и объединяла в огромных помещениях данные о преступлениях, совершенных по стране, с дактилоскопическими отпечатками и кратким описанием состава преступления. Для того, чтобы выяснить интересующий следователя вопрос, иногда приходилось затрачивать много часов или даже дней. Потом на смену устаревшей громоздкой, не оправдывающей себя системе, пришла электроника. Помещение оборудовали новейшей техникой, все необходимые данные уложились в точки и тире перфолент и перфокарт, которые позволяли получить необходимую информацию за несколько минут.
Чернышов поначалу отнесся с недоверием к новшеству и даже сгоряча был возмущен перестройкой картотеки. Он не доверял машине в таком серьезном и ответственном деле, но потом быстро переменил мнение, хотя по привычке или для порядка ворчал, что картотека была все же лучше и понятнее. Ворчание это было больше похоже на переживание закостеневших бухгалтеров, тяжело воспринявших переход в их счетной системе на электронные вычислительные машинки и любивших до сих пор приговаривать при малейшей их поломке, что счеты были надежнее. Впрочем, загляните сейчас в кабинет любого бухгалтера и вы увидите рядом с универсальным маленьким электронным калькулятором самой лучшей зарубежной или отечественной марки мирно покоящиеся старые потемневшие счеты, перешедшие по наследству от прежнего бухгалтера. «Теперь такие не делают», — любят повторять старые бухгалтеры, почти с нежностью трогая высохшие от времени костяшки. Так и Чернышов, получив необходимые сведения менее чем за полчаса, все-таки высказал с юмором капитану Жигулину соображение: поди знай, что эта машина наплетет. Жигулин, прекрасно понимая, для чего все это говорится, отпарировал, что Чернышов вероятнее всего по утрам бреется топором, а не современным бритвенным прибором. Оба остались довольны, и Чернышов понес ценные сведения к себе в кабинет, чтоб обобщить их, дополнив версией о возможном убийстве гражданки Караваевой в квартире Неживлева. Генерал ознакомился с подготовленными материалами и отослал их по назначению курьером спецпочты.
События, предопределенные ходом шпионской мысли Нортона Глайда, тоже развивались своим чередом. Уведомленный Неживлевым, что Ирина Александровна отбыла на отдых в Гагры, он выждал несколько дней для контроля и в ближайшую пятницу вечером, на машине, которая привозила в посольство продукты, выбрался в город, а затем, тайно покинув ее, пробрался незаметно к дому. Его, профессионального разведчика, больше, нежели антикварные ценности Семена Михайловича, интересовало содержимое сейфа Александра Филипповича Неживлева. За него он собирался получить помимо награды от ЦРУ и значительный гонорар от крупных журналов. Семен Михайлович ждал Глайда, испытывая одновременно страх и какое-то удовлетворение. Александр Филиппович Неживлев хотя и принял в семью в качестве зятя Семена Яроцкого и даже дал свою фамилию, относился к нему с какой-то брезгливостью. Он словно чувствовал, что занимается Семен Михайлович нечистоплотными делами, но ради дочери закрыл глаза на все. А она была почти в буквальном смысле без ума от своего будущего мужа, который преподнес ей за неделю до бракосочетания бриллиантовое колье стоимостью в семнадцать тысяч рублей. Этим жених окончательно привлек на свою сторону и мать Ирины. Александр Филиппович в подарках не нуждался, но будущий зять подарил генералу кожаное пальто из «Березки», а своей теще скромные бриллиантовые сережки. Принял генерал в семью проходимца Яроцкого, а брезгливость и недоверие подавить не мог. Надо полагать, что на перемену фамилии зятя он согласился из простых соображений: на случай рождения продолжателя, рода. Да вот Ирина Александровна никак не хотела обзаводиться ребенком, все оттягивая этот момент, чтоб не испортить своей удивительной фигуры.
Припомнил все это Семен Михайлович и злорадно потер руки, хотя в первый момент после предложения Глайда вроде даже посочувствовал тестю, зная, какими будут для него последствия. «Ничего, пусть его прижмут, пусть и он побудет в той шкуре, в которой мне пришлось побывать в Ленинграде. Запросто снимут, и в должности понизят, а то и совсем попрут из рядов…»— рассуждал, взбудораженный встречей с Глайдом, Семен Михайлович. Его мысли прервал звонок: один длинный и два коротких. И снова длинный. «Глайд, — лихорадочно подумал Семен Михайлович и его охватила нервная дрожь. Скорее бы от всего отделаться и завалиться на кровать в любом французском или западногерманском отеле, куда его сможет переправить поначалу Нортон Глайд. — А там меня не достанешь, к тому же никто и искать в тех местах не будет: кому придет в голову, что я переправлен людьми Глайда, да и документы у меня будут надежные, а какое я стану носить имя — плевать: Ганс, Артур, Джеймс или Генрих Шлагбаум!» — рассуждал Неживлев, быстро направляясь к входной двери. Он открыл ее не глядя в глазок — был уверен в личности позвонившего условным кодом, и немедленно вздрогнул: перед ним стоял незнакомый гражданин с длинными волосами, выбивавшимися из-под заношенной тирольской шляпы, неопрятный пиджак приоткрывал мятую рубаху в пятнах, брюки давно нуждались в чистке и вздулись пузырями на коленях. Лицо украшали большие темные очки с пластмассовыми стеклами стоимостью в один рубль пятьдесят копеек. Субъект был явным алкоголиком.
— Что вам угодно? — спросил растерянный Неживлев, с трудом приходя в себя, испытывая только одну лишь брезгливость и недоумение. Как мог совпасть только ему известный сигнал Глайда с идентичным звонком незнакомого, опустившегося гражданина. И вдруг его осенило: это же переодетый Глайд! И пока он осмысливал это, тот резко оттолкнул Семена Михайловича и прошел порывистым шагом в прихожую: нечего было на площадке освещаться как на авансцене драматического театра. Он молча бросил шляпу в руки Семену Михайловичу. Бросил небрежно, будто лакею в дореволюционных питейных заведениях, так что Неживлева не могло это не покоробить. Но, увы, хозяином положения и сегодня, и в будущем был Глайд.
— Где? — только и спросил Глайд. Он тоже был явно возбужден. И Семен Михайлович предупредительно пропустил его сначала в гостиную, а потом в спальню генерала, где совсем недавно произошло преступление. Там находился сейф с личными бумагами Александра Филипповича. Да и не только личными, но и другими, которые взял он из архива у хорошего знакомого полковника под честное слово, задумав написать книгу. Старый военный поддался «болезни» того времени, когда каждый, кто испытал войну и трудности послевоенного времени, пытался рассказать об этом людям, не имея для этого ни литературного опыта, ни таланта, ни призвания. Книга не получилась, да и некогда было, честно говоря, заниматься Александру Филипповичу литературным творчеством — занят был по горло неотложными служебными делами. Вот и получилось, что рукопись он забросил, уехал на работу за границу, а в сейфе осталось немало документов прошлого времени, на отдельных листах которых стоял выцветший гриф «СЕКРЕТНО». Посчитали друзья генерала, что прошло уже немало времени с тех пятидесятых годов, а у генерала достаточно опыта, чтобы отобрать необходимое для будущей книги, да и многие аналогичные документы были давно рассекречены и не представляли для спецслужб Запада никакого интереса. Александр Филиппович временами искренне верил, что вернется к написанию книги и этим внесет свой вклад в общее благородное дело. Он хотел оставить потомкам своим наблюдения, выводы и предостеречь их от повторения ошибок прошлых лет. Генерал даже купил для этих целей пишущую машинку и напечатал на первом листе название своих мемуаров: «ФРОНТ». Название притягивало и очень нравилось ему, хотя его придумал не он, а знакомый журналист. Понятно, казалось бы, каждому, что литература, как и наука, требует долгие годы учения, накопления знаний, опыта, полнейшей отдачи сил таланта. Но отчего-то в математику никто не пытается сунуться со своими научными открытиями, если для этого нет соответствующей специальной подготовки, и в физику тоже. А вот в литературу — пожалуйста! Тут уж ничего не поделаешь, так повелось издавна, и все потому, что формул, из которых слагаются химия или физика, никто не знает, кроме специалистов, а алфавит, являющийся основой языка, знают все. Бери ручку и твори…