Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства - Юрген Остерхаммель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1804 году, в тот же год, когда Бонапарт короновал себя императором Наполеоном, Жан-Жак Дессалин провозгласил себя императором Жаком I в самой богатой колонии Франции. Это положило конец, в данном случае однозначно, революционному процессу, который был тесно связан и почти точно параллелен французскому. Революцию в колонии Сан-Доминго, составлявшей западную половину антильского острова Эспаньола и уже в XVIII веке почти полностью совпадавшей с государством Гаити в его современных границах, можно понимать в прямом смысле как следствие революции во Франции. Еще до начала идеологической мировой гражданской войны между революционерами и их противниками, которую англо-ирландский политик и публицист Эдмунд Берк предвидел в своих «Размышлениях о революции во Франции» в 1790 году и сам способствовал ее началу, парижские события зажгли революционный процесс на далеких Карибских островах, который по своей жестокости в период 1791–1804 годов намного превзошел Североамериканскую и Французскую революции[652]. Поскольку эти события менее известны, чем революционные события в Северной Америке и во Франции, необходимо сделать краткий обзор. Первоначальная социальная ситуация в колонии, производящей сахар, конечно, сильно отличалась от ситуации в Северной Америке и во Франции. В 1780‑х годах в Сан-Доминго существовало типичное рабовладельческое общество, разделенное на три класса: подавляющее большинство чернокожих рабов, многие из которых все еще были уроженцами Африки, около 465 тысяч человек в 1789 году; белая правящая элита из 31 тысячи владельцев плантаций, наемных надсмотрщиков и колониальных чиновников; между ними около 28 тысяч gens de couleur, то есть свободных цветных людей, часть из них достигли значительного богатства и даже владели собственными плантациями с рабами[653]. В этом треугольнике одновременно происходили три революции: 1) восстание консервативных плантаторов против нового антирабовладельческого режима в Париже, 2) настоящее восстание самого многочисленного рабского населения за пределами США и Бразилии и 3) попытка gens de couleur сломить господство белых в обществе, глубоко укорененном в расовой дискриминации. Ни в одной стране, включенной в атлантический революционный контекст, не собиралось столько социального динамита, как в Сан-Доминго. Там речь шла не столько о конституционных вопросах или о применении правовых принципов, сколько о простом выживании в крайне жестоком обществе. Гаитянская революция была самой однозначно социальной из всех великих революций эпохи не только по своим причинам, но и по своим результатам. Североамериканская революция не создала совершенно нового типа общества и не полностью искоренила какие-либо классы в колониальном порядке. Есть все основания утверждать, что социальные изменения в период так называемой рыночной революции, примерно с 1815 по 1848 год, были более глубокими, чем социальные структурные изменения революционного периода после 1765 года[654]. Социальные последствия Французской революции были более существенными. В первую очередь это отмена аристократических привилегий, освобождение крестьян от феодальных ограничений, ликвидация церкви как важного социального фактора (например, как крупного землевладельца), а также создание правовых и административных рамочных условий для буржуазно-капиталистических форм экономики: последнее было прежде всего достижением наполеоновского периода. Однако ни в одной из двух великих революций наряду с политическим строем не была разрушена вся социальная система. Именно это произошло на Гаити. В длинной череде массовых убийств и гражданских войн рабы в конце концов одержали победу, и колониальная кастовая система превратилась в эгалитарное общество свободных афроамериканских мелких фермеров. Эта драма разворачивалась в силовом поле международного влияния. Во Франции просвещенные представители универсальных прав человека добивались освобождения рабов в колониях. В то же время в самом начале революции во Франции возник вопрос о том, как колониальные французы и – это был особенно спорный момент – gens de couleur должны участвовать в демократизации французской политики. Процесс участия начался в Сан-Доминго уже в феврале 1790 года с выборов среди белых в колониальное представительское собрание[655]. Еще раньше, в октябре 1789 года, делегация gens de couleur появилась в Национальном собрании в Париже. События во Франции и события на Антильских островах происходили в непосредственном взаимодействии, но проблемы со связью делали прямую координацию невозможной. Когда в ноябре 1791 года три комиссара прибыли на Сан-Доминго в качестве эмиссаров Национального собрания, чтобы обеспечить упорядоченное проведение новой, хотя и противоречивой парижской политики, они даже не знали, что в августе в колонии уже вспыхнуло крупное восстание рабов, которое лишь с трудом удалось подавить[656].
Глубокий символический перелом произошел, когда в апреле 1792 года Национальное собрание в Париже провозгласило принцип равных политических прав для белых граждан и gens de couleur – свободных цветных. Это еще не освободило рабов, но в мир пришел принцип, согласно которому гражданские права не должны варьироваться в