Тайные общества всех веков и всех стран - Чарльз Уильям Гекертон

Между тем во второй раз интернационалы имели успех, какого только могли пожелать. По всему, вероятно, они имели в виду подбить к частной стачке; в их интересах прокармливать как можно менее людей. Когда уступка, требуемая рабочими при стачке, исторгнута от хозяев, к ней вообще нетрудно бывает вынудить других хозяев заведений того же рода промышленности. Эта тактика известна, и ею обыкновенно руководится общество интернационалов. Но в этом случае стачка пудлинговщиков увлекла в своем водовороте других рабочих, мало посвященных в промышленную стратегию. Итак, остальные работники также отказались работать, несмотря на благоразумный совет членов союза, которые силились доказать им неудобство подобной меры. Другие стачки последовали в окрестностях, и вышел настоящий бунт; понадобилось призвать войско, и два работника были убиты. Само собой, интернационалы подняли по этому поводу страшный гвалт, объявляя солдат наемными палачами капиталистов, хотя они только хотели оградить свою собственность, хорошо помня события в Рубе в 1867 г., когда толпы работников уничтожили инструменты и материалы на семи фабриках и, сверх того, разрушили частные дома двух фабрикантов, выбросив на улицу мебель, постели и все имущество. Новейший пример тайных подстрекательств интернационалов описывается в следующем письме из Брюсселя, напечатанном в монсском Hainault. Автор письма рассказывает, что уважаемый брюссельский фабрикант встретил незадолго перед тем известного предводителя интернационалов, который спросил его, читал ли он газету Liberte, и вместе уведомил, что там помещено письмо к нему от его работников, заключающее их предварительный ультиматум перед стычкой. Он прибавил, что письмо будет доставлено к нему, самое позднее, на следующий день. Фабрикант достал номер указанной газеты и, к величайшему своему изумлению, прочел письмо, полное преувеличения и лжи. Взвесив все, он пришел к убеждению, что его рабочие никогда не подумали бы о прибавке платы, основываясь на таких нелепых и лживых доводах; и то ему казалось фактом знаменательным, что письмо появилось в газете прежде, чем он слышал о нем что-либо. Однако он решился выждать письмо, которое действительно получил на другое утро и где с изумлением увидел подписи всех своих работников. Прочитав его со вниманием, он отправился на фабрику, созвал всех рабочих и сказал:

– Друзья мои, вы прислали мне сегодня письмо?

– Да, прислали, – ответили рабочие.

– Ну, – продолжал фабрикант, – я должен сказать, что ваше письмо нечестно – и правды в нем нет; я полагаю, вы не совсем обдумали то, что написали мне. Знаете ли вы содержание письма?

– Нет, – возразили рабочие.

– Как же это? – воскликнул хозяин. – Разве вы успели забыть, что написали мне третьего дня?

– О! Написали-то не мы, – возразил один из мастеров. – Позвольте, вот как было дело. Хорошо одетый господин в шляпе вышел из кареты, когда мы уходили с фабрики несколько дней назад, и заговорил с нами.

– Довольны ли вы вашим хозяином, господа? – спросил он.

– Благодарение Богу, – ответили мы, – дело не плохо, что касается этого.

– Так-то! – сказал он с презрительным видом. – Стало быть, вы не желаете, чтобы ваш ничтожный заработок был увеличен или долгие часы работы укорочены?

– Как не желать, черт возьми!

– Отлично! – говорит господин в шляпе. – Приходите сегодня вечером на Большую площадь в помещение интернационалов; мы рассмотрим причины вашего неудовольствия на патрона и, прежде чем устроить стачку, пошлем к нему хорошо написанное письмо. Оно произведет свое действие, ручаюсь вам.

– Вечером мы пошли в трактир La louve, и, пока выпили там чарочку-другую, два-три господина сидели у конторки и писали. Только что мы собирались выйти, они крикнули: «Смирно! Смирно!» – и господин, вскочив на стол, прочел что-то, чего никто не слышал. Мне сказали, что это письмо к вам, чтобы вы улучшили положение ваших рабочих.

– Так никто из вас не знает, что тут писано? – перебил фабрикант.

За этими словами последовала мертвая тишина и все пожимали плечами.

– Тем не менее, – продолжал торжествующий фабрикант, – вы все подписались под этим письмом. Вот тут у меня в руках восемьдесят ваших подписей!

– Как? Как? Наши подписи! – вскричали работники в негодовании. – Ни один из нас не подписывал письма!

– Посмотрите, – сказал хозяин, – вот выставлены все ваши имена.

– Пусть их будет выставлено сколько угодно, – возразили работники, – но мы клянемся всеми святыми, что написаны они не нами; в этом мы готовы присягнуть.

– Послушайте, – продолжал патрон, – я вижу, что написавший это письмо выставил еще множество подписей и, кроме того, маленькие крестики, какие ставятся людьми неграмотными.

Работники хором вскричали:

– Ничего мы не писали! Ни одного крестика не ставили! Пера в руки не брали! Мы присягнем в этом!

Немного погодя хозяин прочел рабочим письмо, которое они нашли несправедливым и лживым, а затем обещали, что впредь их таким образом не проведут. Находя этот автограф настолько любопытным, что ему не следует оставаться в частных руках, фабрикант передал его на хранение королевскому прокурору.

Бюджет интернационалов

Остается обратить внимание на одну часть организации интернационалов и самую важную – для начальников, разумеется! – на бюджет. Едва ли нужно говорить, что не существует вовсе официальных отчетов, но следующие подробности, относящиеся к Франции и Бельгии, дадут понятие о способе собирания фондов и их употреблении. Каждый член платит при вступлении в общество 50 сантимов, взамен которых получает приемный билет, бесплатно возобновляемый каждый год. Член также обязан вносить ежегодно по меньшей мере 10 сантимов на общие расходы общества. Затем каждое отдельное товарищество налагает особенную подать для своих собственных расходов. В Лионе и Париже этот налог достигает до 10 сантимов в месяц. Таким образом, оказывается, что ежегодный взнос необременителен, составляя всего 1 франк 30 сантимов – низкая цена за честь принадлежать к обществу, стремящемуся к управлению миром и начинающемуся с того, что предает его огню! Но эта честь может доставаться еще дешевле. Швейцарская отрасль взимает со своих членов всего 10 сантимов в год. Но даже эта незначительная плата, по-видимому, вносится с трудом, и статуты очень строги относительно недоимок. Есть еще взносы в отделения, которые доводят годовые поборы до 7, 8 франков с человека. И это не все. В разных судебных преследованиях, которым подвергалось общество, часто намекается на caisse federative du sou[72], хотя это выражение нигде не определяется в точности. Насколько можно было узнать, оно относится к добровольному еженедельному пожертвованию по подписке в размере 5 су со стороны рабочих, не принадлежащих к обществу, но имеющих намерение вступить в него или поддерживать не вступая; собирают эти деньги по мастерским и фабрикам. В статутах «Парижской отрасли»,