Искры гаснущих жил - Карина Демина

Глава 26

Время.

Тянется.

Минута к минуте. Шелест воды, где-то далеко, но сам этот звук вызывает жажду. И Кейрен часто сглатывает. Нет, фляга еще треть полна, но… надо беречь.

Время.

Тянется.

Холод сотней тысяч игл пробирается под кожу. Порой Кейрену начинает казаться, что кожи на нем не осталось вовсе, содрали ее наждаком скал, срезали по лоскутку. И он стискивает зубы, приказывая себе терпеть.

Время.

Удары сердца отмеряют его, ненадежно, но иных часов нет. Поневоле с тоской вспоминается безвозвратно потерянный брегет. Впрочем, может и лучше. В безвременьи есть свои плюсы.

Только бы не околеть.

Но тянется, все еще тянется.

— Ты не спишь? — шепот Таннис, и мягкие губы ее касаются шеи. Она, словно вдруг вспомнив о приличиях, пытается отстраниться.

— Не сплю.

Не позволит. Прижимает крепче.

— Лежи смирно. Вдвоем теплей.

Она горячая и мягкая, правда, воняет подземным грибом, и с каждой минутой вонь эта крепнет. Но и сам Кейрен вряд ли пахнет много лучше. Странно, что у него вообще нюх не отбило.

— А… а если у нас не получится выбраться?

Таннис дрожит и, кажется, сама не замечает этой дрожи.

— Выйдет.

Кейрен старается говорить уверенно, но она чувствует ложь и хмыкает.

— Ты сам в это не веришь.

— Просто я невезучий.

— Слушай, — ей все-таки не лежится спокойно, ерзает, пытаясь перевернуться на спину, но тут же шипит, верно, острые камни пробивают и кожанку, и толстый свитер. Под свитером у нее разношенная и очень мягкая рубашка, а под нею — кожа, горячая, влажноватая. — Можно личный вопрос?

— Я не женат.

Она замирает и отворачивается.

Ну да, не женат, хотя… отец заговаривал, что следовало бы. И матушка не единожды намекала, однако Кейрен предпочитал намеки не слышать. Арнлог вот женился… и Лиулфр… Фолки опять же помолвлен, а матушке все неймется.

Шестеро внуков ей мало…

Или просто свадьбы устраивать понравилось?

Но нет, Кейрен не собирался в ближайшем будущем связывать себя обязательствами.

— Да я не о том, — Таннис все же перевернулась на другой бок, пожаловавшись, — рука затекла.

— Эта?

Он нашел ее руку и принялся растирать.

— Так вот, я про другое хотела… куда у тебя хвост девается?

— Что?

От такого вопроса Кейрен опешил, Таннис же, приподнявшись на локте, объяснила.

— Ну, когда ты собака…

— Пес…

— Пес, — послушно исправилась она, — у тебя хвост есть. С кисточкой.

О да, сколько он из-за этой кисточки насмешек вытерпел, как-то даже обгрызть пытался, но не вышло.

— Есть, — осторожно согласился Кейрен.

— Так вот, что я думала. Ну с ногами оно понятно, ноги они ноги и есть. С руками тоже. С головой. А вот с хвостом… откуда он берется?

— Не знаю. Я как-то вот не задумывался.

— Жаль…

Таннис замолчала, правда, молчание длилось недолго.

— Слушай… а зачем он вообще нужен?

— Хвост? — на всякий случай уточнил Кейрен.

— Ага…

— Если у меня, то… — он вздохнул и признался. — Для красоты. На самом деле он другим быть должен. Хвост — тоже оружие. Как плеть или вроде того. Райдо, наш средний, ударом хвоста полено перешибить способен…

…был способен.

Кейрен соврал, сказав, что шрамов не осталось.

Остались. В последний раз, когда он видел брата, то не узнал. Красавец Райдо превратился в… существо с потухшим каким-то безразличным взглядом. Белая лоснящаяся кожа, неестественная, точно воском натертая, натянутая на скулах. И сами скулы торчат, кажется, что сквозь эту кожу проглядывает синеватая кость. Рубцы опять же. Толстые. Красные. Они не разглаживались, но то и дело вскрывались, выпуская порцию черной, отравленной разрыв-цветами крови.

Райдо ходил очень медленно, по-стариковски сгорбившись. Он опирался на трость и шоркал ногами, словно боялся, что если оторвет их от пола, то не удержится, рухнет.

Однажды и рухнул, промахнувшись мимо ступени.

И когда Кейрен подал руку, пытаясь помочь, глянул так, что… показалось, ударит. А Райдо лишь оскалился и проворчал:

— Спасибо, младшенький…

Он и разговаривал мало, когда нельзя было молчать, отвечая на вопросы скупо, раздраженно. Время от времени на теле его вырастала очередная шишка, и в доме появлялся хирург. Тот ли, что некогда спас Кейрена? Другой ли? Седой и строгий в черном костюме с белым воротничком, с длинными узкими ладонями и пальцами, которые казались неестественно гибкими, будто вовсе лишенными суставов. Хирург поднимался наверх, и матушка оставалась в гостиной, приказывала подать чай, но к нему не притрагивалась, замирала, вслушиваясь в то, что происходит где-то в доме.

Наверх несли таз и медный чайник с кипятком, чистые повязки, проглаженные с двух сторон — матушка лично следила за тем, чтобы приказы врача выполнялись со всем возможным тщанием. Туда же поднимался адъютант, совсем еще мальчишка, но рядом с ним мальчишкой Кейрен ощущал себя.

Райдо сносил визиты врача молча.

И к опиумной настойке не прикасался.

И запрещал входить в комнату всем, кроме Кейрена.

— Заходи, младшенький, — ворчал он и пытался улыбнуться. Но сшитое из лоскутов лицо не поддавалось, и улыбка выходила кривой. — Расскажи, чего в мире творится. Выпить налей.

Пил он много, и отнюдь не вино, но никто, даже мама, не смел упрекнуть его в прискорбном пристрастии. Кейрен попытался однажды, но остановился, заметив, как полыхнули и погасли синие глаза Райдо.

— А что мне еще остается, младшенький? — Райдо поерзал, пытаясь сесть в постели. Неловко задел подушку, и она упала на пол. А Райдо наклонился было за ней, но оскалившись, отпрянул.

Больно.

Ему каждую минуту больно.

И наверное, зря он отказывается от опиума, способного хотя бы ненадолго облегчить эту боль. Он и сам понимает, оттого взгляд то и дело задерживается на узком флаконе, заткнутом крышкой.

— Я могу… — Кейрен поднял подушку и взял флакон.

— Ничего ты не можешь, младшенький, — Райдо все-таки сел, упираясь затылком в изголовье кровати. — И никто не может.

Кейрен поставил флакон на место.

— Сядь.

Сел.

— Ты такой же послушный, как и был. Хоть что-то не меняется. Может, и к лучшему, что не меняется… чушь несу?

— Немного. Мама… беспокоится.

— Знаю. Мне жаль, — глаза Райдо слезились, и он раздраженно смахивал слезы. — Но лучше пусть там беспокоится, чем… видит меня таким. Завтра уже выйду.

Он и вправду быстро вставал на ноги и спускался к завтраку, занимал свое обычное место за столом и долго, раздраженно ковырялся в тарелке. Ел же мало, и порой Кейрену казалось, что брат лишь заставляет себя есть, что с куда большей охотой он бы позволил себе сдохнуть от голода, или отравиться солодовым виски, или просто умереть, сдавшись.