Пересечение Эйнштейна: Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна. Время, точно низка самоцветов - Сэмюэль Дилэни

— Никто нас не срисует. Кругом мои агенты. Без охраны я гулять не люблю. Да ведь и ваша охрана… (Он не ошибся) Прекрасная идея. Просто превосходная. Мне нравится, как вы взялись за дело.

— Благодарю. Арти, я сегодня что-то не в форме. Вышел вот подышать свежим воздухом…

Арти снова махнул рукой.

— Не тревожьтесь, я тут засвечиваться не намерен. Вы правы. Нас не должны видеть. Просто шел мимо и решил поздороваться. Вот и все. — Он стал спускаться по лестнице.

— Арти!

Он обернулся.

— Очень скоро вы придете опять. Причем с намерением купить мою долю акций «Ледника», потому что я стану чересчур крупной фигурой. А я не пожелаю ее продать, потому что буду считать себя достаточной фигурой, чтобы вести с вами игру. И на какое-то время мы станем врагами. Вы попытаетесь убить меня. Я попытаюсь убить вас, не так ли?

На его лице: сначала приподнятые в недоумении брови, потом снисходительная улыбка.

— А вам приглянулась идея голографической информации. Очень славно. Просто замечательно. Это единственный способ перехитрить Мод. Только смотрите, чтобы ваши данные имели отношение ко всей обстановке в целом. Это лучший способ переиграть заодно и меня. — Он ухмыльнулся, собрался было вновь повернуться, но, видимо, вспомнил что-то еще. — Если у вас хватит сил воевать со мной и при этом еще расширять дело, держите свою охрану в хорошей форме — раньше или позже настанет момент, когда нам обоим станет выгодно снова поработать вместе. Если вы только продержитесь, мы снова станем друзьями. Когда-нибудь. Только будьте начеку. Дождитесь.

— Спасибо, что вы мне это сказали.

Арти взглянул на часы.

— Ну что ж, прощайте. — Я решил, что он наконец уходит. Но он опять поднял голову. — Вы уже знаете новое Слово?

— Ах да, — сказал я. — Оно названо сегодня вечером. Какое?

Арти дождался, пока удалятся спускающиеся по ступеням люди. Он торопливо огляделся, потом, поднеся ко рту сложенные рупором ладони, наклонился ко мне, отрывисто бросил: «Пирит», — и многозначительно подмигнул.

— Я только что узнал его от девицы, которой сообщила сама Колетт (Одна из трех Певцов Тритона), сообщил он, повернулся, вприпрыжку сбежал по ступеням и смешался с толпой.

А я остался. Я сидел, вспоминая — день за днем — прошедший год; сидел долго, а потом встал, потому что сидеть уже не мог. Но и размеренный ритм прогулки откликнулся в угнетенном мозгу привкусом сумасшедшей, назойливой бессмыслицы, и на исходе второго часа в голове моей вызрела неповторимо-стройная маниакальная теория: тот Ястреб уже плетет вокруг меня сети некоего заговора; он вовлечет нас всех в западню — и когда я крикну: «Пирит», — это окажется вовсе не Словом; и никто не поспешит на помощь; зато сразу появится человек в черных перчатках, вооруженный револьвером /гранатами/ ядовитым газом.

На углу был кафетерий. В свете льющимся из окна, у края тротуара копошилась вокруг разбитой колымаги кучка потасканных бродяг (в стиле Тритона: на запястьях цепочки, на щеках — татуировки в виде шершня, у тех, кому по карману — башмаки на высоких каблуках, кому они по карману). Верхом на разнесенной вдребезги фаре сидела маленькая морфинистка, которую я в тот вечер выставил из «Ледника».

Что-то толкнуло меня к ней.

— Эй!

Малышка посмотрела на меня из-под напоминающих помятую паклю волос, глаза — сплошные зрачки.

— Ты уже знаешь новое Слово?

Почесав нос, расцарапанный уже до крови, она ответила:

— Пирит, — и хихикнула, — Совсем свежее, час как прикатили.

— Кто?

Она подумала.

— Ммм… парень, а ему… его парень, он только вернулся из Нью-Йорка… а там… понимаешь, Певец по имени Ястреб…

Трое бродяжек поблизости с нами старались на меня не смотреть. Те, кто подальше, позволили себе бросить пару косых взглядов.

— Да, — сказал я. — Большое спасибо.

Бритва Оккама, заодно с правдивой информацией о работе службы безопасности, напрочь отсекает всякую паранойю. Пирит. При таком роде занятий, как у меня, паранойя — всего лишь профессиональное заболевание. Во всяком случае, не сомневаюсь, что Арти (равно как и Мод) подвержен ей не меньше моего.

Лампы над входом в «Ледник» уже погасли. Я вспомнил об оставшемся внутри, и взбежал по ступенькам.

Дверь уже заперли. Я постучал в стекло, но, естественно, никто не отозвался. И хуже того — в оранжевом свете лампочки, я видел: вот оно, совсем близко, на гардеробной стойке. Скорее всего, его оставил управляющий, подумав, что я вернусь до закрытия. А завтра в полдень Хо Ки Эн заберет зарезервированный билет в каюту-люкс космолайнера «Платиновый лебедь» (время отправления: час тридцать; пункт назначения: Беллона). И сейчас за стеклянной дверью «Ледника» он ждал, снабженный всем необходимым: от очередного парика до маски, сужающей, едва ли не вдвое непроницаемо черные глаза мистера Эна.

Сказать по правде, я уже был готов взломать дверь. Но вовремя остыл, сообразив, что гораздо разумнее и проще отправиться в гостиницу и попросить портье поднять меня к девяти. А утром спокойно войти в кафе вместе с уборщиком. Я повернулся, пошел вниз по лестнице… и тут я понял. И стало так грустно, что по щеке поползла слеза — да-да, слеза — и я улыбнулся. Пусть себе лежит на стойке до утра.

Ведь нет там ничего, что мне бы не принадлежало.

М. Югов

Сэмюэль Р. Дилэни

Сэмюэль Дилэни родился в Нью-Йорке в Гарлеме в 1942 году. Учился в престижной школе для одаренных детей. С шестнадцати лет начал писать романы, выдерживая их в духе классической литературы (Хемингуэй, Фолкнер, Джойс). Рассылал их по издательствам и даже получал поощрительные стипендии, но ничего не издавалось.

Осенью 1961 года Дилэни бросил колледж и начал писать свой первый научно-фантастический роман «Драгоценности Эптора». Роман был издан и замечен критиками. До двадцатипятилетнего возраста Дилэни написал девять научно-фантастических романов, среди которых: «Вавилон-17» и «Пересечение Эйнштейна», ставшие лауреатами премии Небьюла в 1966 и 1967 годах; романы «Пленник огня» (1963), «Башня Торона»(1964), «Город тысячи солнц» (1965), позднее объединенные в трилогию под названием «Падение башен».

Два его рассказа, написанные в этот период, тоже удостоились премий. Это «Всегда и Гоморра…» — Небьюла 1967 и «Время, точно низка самоцветов», завоевавший сразу две награды — Небьюла 1969 и Хьюго 1970.

На этом и заканчивается первый условный период в творчестве писателя. Заканчиваются и премии. Проза Дилэни становится более плотной, насыщенной и сложной для восприятия. В 1975 году, после напряженной пятилетней работы выходит в свет роман «Далгрин» — самый крупный (около 900 страниц) и по сей день считающийся критиками центральным в творчестве Дилэни. Роман не завоевал никаких премий, но книга была распродана тиражом в 700 000 экземпляров. Читателей не остановило то, что роман очень напряженный, сложный по форме и стилю. Вокруг него разгорелось много споров: некоторые критики даже утверждали, что «Далгрин» вообще не относится к научной фантастике, а его герои неинтересны, и роль их в обществе незначительна. Сам Дилэни сформулировал суть романа так: «Книга утверждает, что „культура“ взаимоотношений в шайке преступников, во главе которой стоит человек, находящийся на грани безумия, не менее сложна, чем „культура“ взаимоотношений представителей среднего класса, собравшихся на званый обед».