Гражданская война в США, 1861–1865 (Развитие военного искусства и военной техники) - Кирилл Маль

На канонерках и мониторах, не имевших парусного вооружения, не было и постов, связанных с рангоутом и такелажем. Кроме того, эти корабли были значительно меньше паровых фрегатов или некоторых торговых судов, переделанных в боевые корабли. Однако там тоже существовали свои сложности, делавшие службу на броненосцах совсем незавидным занятием. На любых угольных пароходах команда была обязана содержать судно в идеальной чистоте, что, учитывая специфику двигателя, было непростой задачей. Угольная пыль забивалась буквально во все щели, и для ее удаления назначались даже специальные вахты. Но стоило измученным морякам закончить уборку, как начиналась новая погрузка угля, и все приходилось повторять снова и снова. [454]

Моряк, попадавший на военный корабль с торгового судна, сразу отмечал, что жизнь здесь совсем другая. Например, на купце при подъеме якоря матросы, вращавшие кабестан, обычно затягивали песню, но на военном корабле это было запрещено: распевая во все горло, моряки могли не услышать команду офицера. По тем же причинам возбранялись громкие разговоры во время вахты, а обычным звуковым сопровождением любых, даже самых рутинных операций, были выкрикиваемые офицером приказы, свист боцманских дудок или грохот барабанов (в зависимости от ситуации).

Вступление в состав команды было памятным событием для любого, особенно для молодого рекрута. Здесь он оказывался в компании самых разнообразных личностей, большинство из которых, конечно, нельзя было записать в церковный хор мальчиков. На палубах военных кораблей встречались старые волки, насквозь просоленные и обветренные до неузнаваемости. Попадались здесь и иностранцы, недавно прибывшие из Европы, а на флоте северян — негры, бежавшие с плантаций Юга. Среди моряков не были редкостью американские индейцы и даже туземцы тихоокеанских островов, хорошо знакомые с морем. Одним словом, новобранец, редко покидавший ранее пределы своего родного городка, сразу оказывался в новом мире, бывшем своего рода миниатюрной моделью земного шара. Лишь на кораблях конфедератов, которые несли службу в гаванях и бухтах, состав команд был менее пестрым: как правило, они набирались из одного места.

Конечно, знакомство с этим новым миром не всегда проходило для рекрутов безболезненно. Первые недели и месяцы, проведенные на флоте, часто знаменовались ссорами, взаимными обвинениями и драками. Морские пехотинцы и офицеры обычно пресекали такие потасовки и наказывали виновных. Зачинщики поножовщины заключались на гауптвахту, где их держали закованными в кандалы на хлебе и воде 24 часа. Чтобы избежать столь неприятного времяпрепровождения, оскорбленные старались отомстить своим обидчикам каким-нибудь косвенным образом, например, подрезав завязки морской койки во время ночного отдыха или засунув булавку в башмак. [455]

Как на Юге, так и на Севере морские офицеры уделяли большое внимание дальнейшему натаскиванию новобранцев. Их учили стоять за штурвалом, замерять глубину лотом, вязать и развязывать узлы, грести, шить, разворачивать паруса и брать рифы. Не овладев этими навыками в совершенстве, ни один моряк не мог рассчитывать на повышение в звании. Даже угольщики, если они конечно, обладали хоть каким-нибудь интеллектом, должны были приобрести определенный набор знаний и умений, чтобы стать кочегарами.

Кроме того, моряков постоянно обучали артиллерийскому делу, обращению с холодным и огнестрельным оружием и даже использованию шлюпочных гаубиц. Словом, все то, чему новобранцев не успели научить на приемном судне, наверстывалось на боевой службе. У конфедератов помимо этого даже перевод с одного корабля на другой требовал дополнительного обучения, ибо во всем их флоте не было двух судов с одинаковыми двигателями и вооружением.

Ежедневная служба в обоих флотах была примерно одинаковой и варьировалась лишь в зависимости от размеров корабля, предпочтений капитана, времени года и требований текущего момента. День мог начинаться в 4 часа утра, если корабль нуждался в тщательной уборке или утренней загрузке углем. В противном случае распорядок дня был следующим. В 5 часов утра горнист морской пехоты трубил подъем. Главный корабельный старшина или один из его капралов вместе с вахтенным боцманматом пробегали по жилой палубе и криком или шлепками поднимали спящих.

Матросы вставали и скатывали свои койки и постельные принадлежности в тугой сверток, а затем выносили их на верхнюю палубу. Обычно койки хранились за фальш-бортом в специальной веревочной сетке и заодно служили дополнительной защитой от артиллерийских снарядов, осколков, а в случае абордажа становились для нападающих еще одним барьером.

Теоретически вся процедура, включая подъем, свертывание коек и вывешивание их за фальш-борт, должна была занимать не более семи минут, но на практике за это время не всегда удавалось даже извлечь всех любителей поспать из их постелей. [456]

В районе 5.07 команда вытаскивала на палубу песок, щетки, пемзу и ведра и приступала к ежеутренней уборке. Обычно жилую палубу мыли соленой водой, а спардек чистили песком (этим занималась отдельная команда под началом боцманмата). Одновременно полировались все медные и прочие металлические части.

Особое внимание уделялось чистке бортовых орудий. Металлические канавки, по которым происходило передвижение орудийных лафетов, надраивались до ослепительного блеска, а сами стволы орудий тщательно вычищались. На кораблях с парусным вооружением заодно проверялись и, если нужно, поправлялись блоки и талрепы. Только после того, как эта общая уборка заканчивалась, моряки могли заняться собой, т. е. помыться забортной водой и, если было желание, побриться.

На военных кораблях обычно пристально следили за внешним видом и физическим состоянием юнг. В 7.30 утра они собирались у левой сходни для утреннего осмотра. Главный корабельный старшина проверял чистоту их лиц и рук, длину стрижки и состояние обмундирования. Затем юнг заставляли наперегонки влезать на топ-мачты и спускаться вниз, причем тому, кто проделывал это упражнение последним, обычно снова приходилось карабкаться наверх. Считалось, что такая физическая зарядка делает юнг более подвижными и улучшает их аппетит перед завтраком.

В 8 часов раздавался сигнал боцманской дудки, призывавший команду на утренний прием пищи. Матросы прятали принадлежности для уборки и направлялись каждый к своему столу, за которым могли усаживаться от 8 до 14 человек. Расчеты артиллерийских орудий, угольщики и кочегары завтракали отдельно, за своими особыми столами. Свои столы были также у морских пехотинцев и унтер-офицеров, а юнги, напротив, распределялись между матросскими столами.

У каждого из таких столов был свой раздающий; как правило, эту работу по очереди исполняли все столовавшиеся, но иногда они нанимали для себя постоянного «официанта». В его обязанности входили сервировка стола и раздача пищи, приготовленной корабельным коком. На завтрак он, как правило, предлагал команде кофе — по пинте (0,47 литра) на [457] человека, кусок солонины или жесткой соленой говядины. По окончании утренней трапезы моряки мыли свою посуду и сдавали ее обратно в кухонный ящик.

Затем в 9.30 утра звучал сигнал «по местам». Производилась инспекция орудий на предмет их готовности к применению в случае необходимости. Когда эта операция завершалась, у матросов наступало свободное время, которое они обычно проводили за написанием писем, чтением или просто в дреме.

Полдень — время ленча, и процедура его поглощения была такой же, как и утром. Другим было только меню: во время дневного приема пищи моряки подкреплялись куском свинины или говядины, овощами и кофе. Иногда к этому стандартному набору добавлялся сыр, а на кораблях, несущих блокадную службу, рацион разнообразился продуктами, которые удавалось добыть на берегу.

В конфедеративном флоте за исключением коммерческих рейдеров дело с питанием обстояло обычно немногим лучше, чем в армии южан, и такие «деликатесы», как сыр, масло и изюм (обычные для флота США), были там недоступны. Чай и кофе также вскоре сделались редкостью: их можно было приобрести только у нарушителей блокады, да и то за большие деньги. Впрочем, такой нужды и бедствий, с какими столкнулись в конце войны сухопутные войска южан, моряки-конфедераты все же не знали. Вплоть до 1865 года они каждый день получали по четверти фунта соленой говядины или свинины на человека.

После ленча матросы обычно возвращались на свои места, и остаток дня проходил за разными упражнениями. Особенно активно тренаж практиковался на кораблях блокирующих эскадр, служба которых была столь монотонной, что командирам приходилось всячески разнообразить времяпрепровождение своих людей. Поэтому одни и те же упражнения никогда не повторялись два дня подряд, никто толком не мог предсказать, какой именно тренаж ждет команду сегодня. «Жизнь матроса не заполняется настоящей и регулярной работой, и его часы отдыха могут не быть единообразными, хотя они более или менее регламентированы, — писал в 1863 году юнга корабля блокадной эскадры. — Отдельные элементы [458] ежедневной программы на борту корабля не фиксируются так, как это делается в любом другом виде деятельности, но общая схема остается одной и той же каждый день».