Брат мой Каин - Энн Перри

В этот момент хозяйка дома стремительно обернулась, не выпуская из рук ножа.

– Что у вас? – спросила она с подозрением в голосе. – Что еще могло случиться?

– Ничего. Просто эта история еще не закончилась. Мы не знаем правды, нам пока не удалось выяснить ее до конца…

– Мы ее никогда не узнаем, – угрюмо ответила Женевьева, взглянув на стоящий на плите чайник, прежде чем вновь заняться картошкой. – Но даже если б Кейлеб остался жив, я сомневаюсь, что нам бы это удалось. Я надеялась лишь на то, что власти согласятся признать Энгуса умершим. Я бы пережила, если бы Кейлеба оправдали, как бы несправедливо это ни было.

– Что представлял собой Энгус? – спросила мисс Лэттерли с неожиданной поспешностью. – Как он мог по-прежнему любить Кейлеба, когда тот столь горячо его ненавидел? Почему он раз за разом отправлялся в Ист-Энд? Какой оставшийся с детства долг чести или чувство вины связывали его с человеком, испытывавшим к нему нестерпимое презрение и в конце концов убившим его?

Несколько секунд Женевьева стояла неподвижно, а потом, отложив нож, направилась к большой закопченной плите. Из чайника начал вырываться пар. Достав из серванта фарфоровый заварочный чайник черно-белого цвета и ополоснув его кипятком, она насыпала в него несколько ложек заварки, после чего вылила туда кипяток из большого чайника. Затем, пока чай настаивался, она поставила на стол чашки и принесла из кладовой молоко.

– Я не знаю, – ответила миссис Стоунфилд наконец. – Мне это на самом деле неизвестно. Иногда мне казалось, что он испытывает к Кейлебу не меньшую ненависть, и я умоляла его не встречаться с ним больше. – Опустившись на стоявший напротив стул, она принялась разливать чай. – Временами он жалел его, испытывая что-то вроде вины перед ним, хотя для этого не было причин. Кейлеб мог бы занять такое же положение в жизни, если бы сам того пожелал. Дело обстояло вовсе не так, как если бы им досталось какое-то наследство и Энгус присвоил долю брата.

– Их родители им ничего не оставили? – спросила медсестра.

Женевьева отрицательно покачала головой.

– Если они даже и получили какое-нибудь наследство, оно было столь невелико, что от него давно ничего не осталось. Не хотите молока? Энгус, несомненно, начал собственное дело, поступив на работу в одну из компаний, как любой другой юноша. – Хозяйка протянула Эстер чашку. – Кейлеб мог последовать его примеру, если бы не его безрассудство и упорное нежелание учиться, из-за чего он не получил необходимых знаний. Но я опять должна сказать, что он сам сделал такой выбор. – Теперь она устремила на гостью пристальный взгляд. – Иногда мне кажется, что Энгус жалел Кейлеба, а временами я не могу избавиться от мысли, что он боялся его.

Взяв предложенную ей чашку и поблагодарив хозяйку, мисс Лэттерли с удовольствием попробовала свежий горячий чай.

– Энгус проявлял немалое мужество, возвращаясь в Лаймхаус, чтобы вновь встретиться с Кейлебом, – продолжала свой рассказ Женевьева, – потому что после их предыдущей встречи он пришел домой с серьезными ранами, причем это было уже не первый раз. Он всегда приходил оттуда усталым и подавленным, и я умоляла его прекратить эти поездки. Кейлеб, похоже, не только не испытывал к нему близких чувств, но даже не выражал обычной благодарности за ту помощь, которую оказывал ему мой муж. Это раздражало меня в первую очередь… и к тому же заставляло переживать и самого Энгуса. Он заявлял, что не может ничего с собою поделать. Кейлеб был его братом, братом-близнецом, и между ними существовала связь, разорвать которую было ему явно не под силу. Убедившись, насколько неприятны ему эти разговоры, я решила их не возобновлять.

Позабыв про чай, Женевьева вновь опустила глаза, стараясь скрыть подступившие к ним слезы.

– Если бы вы знали Энгуса, вы поняли бы меня сейчас, – добавила она. – Его отличала порядочность, честь, которой я не встречала больше ни у кого. Единственным другим, столь же благородным и привыкшим делать добро, человеком стал для меня мистер Нивен. По-моему, они сблизились именно по этой причине, и поэтому я могу обратиться к нему сейчас. Энгус наверняка понял бы мой поступок.

Эстер больше ничего не оставалось выяснять, кроме фактов, которые, наверное, оказались бы совершенно бесполезными. Тем не менее она узнала у миссис Стоунфилд, на какой именно улице та жила в детстве и юности, где она впервые увиделась с Кейлебом, как познакомилась с Энгусом, а также все, что ей только удалось вспомнить об их отношениях в ту пору.

– Я почти не знала Кейлеба! – с горечью заявила Женевьева. – Честное слово, я говорю правду! Он был очень жесток, даже по меркам Лаймхауса. Я боялась его. Думаю, его боялись и другие. Он очень походил на Энгуса телосложением и чертами лица и в то же время настолько от него отличался, что их невозможно было спутать. Его походка, осанка, голос – все казалось мне ужасным и… Я просто не знаю, как вам это описать. – Она нахмурилась, изо всех сил стараясь оживить воспоминания. – Он всегда оставался настолько злобным, как будто ему удавалось сдерживать себя с огромным трудом, и стоило кому-нибудь задеть его, как эта злоба сразу бы вырвалась наружу, сокрушая все на своем пути.

Мисс Лэттерли не перебивала собеседницу. Она молча слушала ее рассказ, глоток за глотком отпивая чай и вглядываясь ей в лицо.

– Он, вероятно, обладал и положительными чертами, – продолжала Женевьева более тихим голосом. – Эта бедная женщина, Селина, похоже, любила его. – Она прикусила губу. – Сама не понимаю, почему я говорю о ней именно так. Ведь моя жизнь началась там же, через три улицы оттуда. Я бы могла оставаться там до сих пор, если б мне не встретился Энгус, у которого хватило терпения заставить меня изменить привычки, научить меня разговаривать так, чтобы меня принимали хотя бы за респектабельную женщину, если не за настоящую леди.

Грустно улыбнувшись, она, наконец, принялась за чай и продолжила:

– Он научил меня, как следует держаться в обществе, как одеваться, как вести себя с людьми. В течение долгого времени я старалась не выходить из дома, опасаясь выдать собственное происхождение, однако с годами у меня прибавилось уверенности в себе, и я, насколько мне кажется, ни разу не поставила его в неловкое положение в присутствии коллег. Понимаете, Энгус, в полную противоположность Кейлебу, обладал безграничным терпением. Я не припоминаю, чтобы он когда-нибудь выходил из себя. Это казалось ему абсолютно неприемлемым с точки зрения собственных принципов.

– Жаль, что мне не довелось с ним познакомиться, – откровенно призналась Эстер. – Возможно, он казался немного напыщенным, наверное, ему не хватало чувства юмора или воображения, но он, безусловно, отличался редкостной добротой и внутренней целостностью – качествами, которые встречаются у людей весьма редко и делают им честь. Благодарю вас за рассказ. – С этими словами девушка поднялась, собравшись уходить. – Извините меня за мои вопросы. Они наверняка заставили вас страдать.

– И доставили мне удовольствие. – Миссис Стоунфилд поднялась вслед за нею. – Мне нравится разговаривать о нем. Это очень печально, когда о человеке перестают вспоминать после смерти, как будто он вообще не жил на свете. Я рада, что вам захотелось о нем узнать.

До того как Эбенезер Гуд вышел из дома, Монк, еще раньше узнавший от Женевьевы, где прошло детство Энгуса, нанял кеб и отправился на вокзал, чтобы успеть на первый поезд, идущий в Беркшир, где находилась деревня Чилверли. Поездка эта оказалась весьма скучной: Уильяму пришлось сделать несколько пересадок, каждый раз подолгу ждать следующего поезда, а потом выбираться из теплого здания станции, где топился камин, на продуваемую леденящим ветром платформу, чтобы сесть в не менее холодный вагон. Часы показывали четверть одиннадцатого, когда он, наконец, сошел на станции Чилверли, встретившей его свежим ветром.

– Чилверли-холл? – любезно осведомился начальник станции. – Да, сэр, это примерно в трех милях к северу отсюда. Вон там. – Он указал направление, встав к Монку вполоборота. – Вы не знакомы с полковником Паттерсоном? А то вы очень напоминаете мне военного…

Такое заявление показалось сыщику весьма удивительным. Впрочем, он бы ничем не выдал собственных чувств, будь это сейчас в его интересах.

– Полковник Паттерсон? – переспросил он довольно угрюмо. – Он живет в Чилверли?

– Да, сэр, в Чилверли, в Беркшире. – Начальник станции смотрел на собеседника с явным нетерпением. – Кого вы ищете, сэр?

– Имение лорда Рэйвенсбрука.

– Господь с вами, сэр! Здесь есть такое имение, только сам Рэйвенсбрук там уже не живет. Он продал его и, как утверждают, переехал в Лондон.

– Удивительно, почему его родственники этому не воспротивились, – как бы невзначай заметил Уильям.

– Так оно и было бы, я вам скажу. – Железнодорожник покачал головой. – Но лорд Майло последний в их роду. Поэтому никто не помешал ему продать имение, когда он так захотел. Ему, наверное, уплатили кругленькую сумму. – Он приподнял кепи, приветствуя двух джентльменов, одного в широкой куртке с поясом, а другого – в шинели, которые прошли мимо, прежде чем свернуть к ведущим к дороге воротам.