Открытие Вселенной - прошлое, настоящее, будущее - Александр Потупа

Поэтому речь стоит вести не о каких-то заблуждениях, а о естественном развитии социокультурных систем, чье восприятие реальности на каждом этапе было ограничено конкретным объемом практической деятельности и уровнем теоретической организации этой деятельности. Нет ничего удивительного в том, что удалось намного глубже заглянуть во Вселенную с помощью новых органов чувств, которые недавно обрели земные социальные организмы в диапазоне радиоволн, инфракрасного и рентгеновского излучения, а также на основе новых моделей гравитации и биохимии, физики элементарных частиц и теории фазовых переходов. И вряд ли поколения 21 века будут слишком удивлены, если уверенное овладение нейтринной астрономией и принципами молекулярного конструирования, а тем более выход астрономии в диапазон гравитационных волн, новые модели ранней космогонии и необычных пространственно-временных структур, откроют принципиально иную Вселенную.

Мы стали ощущать собственную эволюцию. Кадры фундаментальных картин мира, — тех, которым некогда суждено было бы веками или тысячелетиями с очень небольшими изменениями стоять перед глазами, замелькали чуть ли не с кинематографической быстротой, втискивая существенные мировоззренческие сдвиги в жизнь одного-двух поколений. Проблемы, встающие перед нами на этом этапе, вовсе не сводятся к возрастанию темпа, из-за чего, например, реально работающий ученый должен за несколько лет почти полностью перестраивать свои методы. Меняется общий подход к познанию — необходимо е самого начала учитывать усложнение познающего субъекта (социокультурной системы отсчета), и это открывает иные горизонты.

Эволюционизирующая Вселенная, включая жизнь и разум, должна теперь рассматриваться относительно эволюционизирующей социокультурной системы отсчета, которая является подсистемой этой Вселенной. Теперь, конечно, утрачивается такая естественная для деистических религиозно-философских систем цель, как поиск абсолютного закона эволюции, установленного внешним законодателем, та цель, которая была в немалой степени унаследована наукой 18 и 19-го веков, и лапласовский детерминизм — один из ярких тому примеров[183].

Рецидивы поиска абсолютного закона еще долгое время сказывались в науках о развитии сверхсложных систем, и это особо затрудняло восприятие истории и выработку футурологических прогнозов. Мы можем достаточно точно вычислить положение планеты в далеком прошлом или далеком будущем, прежде всего потому, что представляем собой значительно более сложную систему. Однако, пытаясь определить траекторию собственной цивилизации, мы попадаем в совершенно иное положение — моделируемая система лишь в самом начале, при анализе прошлого, существенно проще моделирующей, а потом, при попытке заглянуть в будущее, становится даже сложней. Строго говоря, настоящее является как бы барьером видения — тем рубежом, где сравниваются сложности моделируемой и моделирующей систем[184].

Это позволяет развить реалистический взгляд на прогноз — не изображение как бы актуально существующего будущего, а его проектирование. Можно претендовать на успешное моделирование довольно обширных подсистем будущей цивилизации. Естественная граница прогноза обусловлена сильным нарушением относительной изоляции выбранной подсистемы и нарастанием неопределенности целей ее преобразования.

Например, мы довольно уверенно говорим о тенденции в развитии телескопов на ближайшие 10–15 лет. Фактически же имеются конкретные проекты, и они действительно могут быть реализованы в срок при должном обеспечении финансового и технического потенциала. В доступных диапазонах излучения все выглядит достаточно ясно, но в дело могут вмешаться и дополнительные факторы, связанные с развитием смежных областей науки и техники. Вполне вероятны изобретения, которые удастся использовать в процессе монтажа, заметно улучшая характеристики приборов. Менее вероятны, но отнюдь не исключены крупные открытия, из-за которых придется радикально переделывать целый проект. Это тот случай, когда «подсистема телескопов» как бы вступает в сильное взаимодействие с другими научно-техническими подсистемами, и достоверность прогноза заметно падает. Однако в основном допустимо считать, что в отмеченный срок спланированные телескопы известного типа будут созданы, и их работа на весьма высокий процент будет соответствовать нашим сегодняшним целям.

Но попытки учесть новые диапазоны (скажем, гравитационно-волновой) или рассмотреть большие отрезки времени (скажем, 50-100 лет) сразу приводят к резкому падению достоверности. Во-первых, мы фактически прогнозируем заметно более обширную подсистему (в данном примере — телескопы плюс большой раздел гравитационной физики), во-вторых, в широком интервале будущего другие подсистемы могут в процессе развития начисто разрушить относительную изоляцию того, что нас интересует (например, выяснится, что хороший детектор гравитационных волн должен иметь космический масштаб, и в решение проблемы определяющим образом вмешается создание особой космической техники). Вполне правдоподобно и сильнейшее продвижение в теории гравитации (и во всей фундаментальной физике), из-за чего проблема гравитационных волн изменит свою формулировку, и мы столкнемся с совершенно иным явлением, которое некогда принимали за волны…

В данном примере дело ограничивалось довольно узкой стартовой моделью. В отношении телескопов мы наверняка имели бы повод гордиться своими прогностическими способностями, особенно оставаясь в рамках небольших сроков и уже доступных спектральных диапазонов. Важно, однако, почувствовать, что со временем даже такая небольшая подсистема нашей цивилизации входит в сильную взаимосвязь с другими подсистемами, и прогнозы перестают соответствовать модели.

Гораздо трудней моделировать более сложные подсистемы будущего, например, целые области науки или направления практической активности. В отношении телескопов нам, по крайней мере, кажется ясной цель их усовершенствования — земные социальные организмы стремятся заполучить наилучшие органы чувств в космическом масштабе. Цели такого же рода можно обозначать и для других направлений — улучшение систем переработки и хранения информации, энергетики, производства продуктов питания, распространение инженерной деятельности на молекулярный уровень и т. д. Разумеется, на начальном отрезке каждой из этих линий можно, используя лучшие современные достижения, неплохо продвинуться в прогнозировании. Однако, экстраполируя максималистские устремления всех направлений (или некоторых из них), мы быстро получаем совершенно нелепые картинки будущего, и это неудивительно. Ведь, в общем-то, речь идет об эволюции целостных социальных организмов, которые вовсе не тождественны произвольному набору несвязанных подсистем. В этом колоссальная трудность проектирования нашей всенаправленной активности, то есть прогностики в масштабах цивилизации. Рассматривая прогрессивное развитие, связанное с усложнением, мы неизбежно пытаемся выстроить нечто недоступное нашему целостному моделированию. Поэтому очевидную вроде бы идею — «планируй оптимально» — использовать здесь вовсе непросто. Для этого современная наука требует знания целостной системы хотя бы в принципе. Здесь же приходится ограничиваться более или менее детальным анализом лишь отдельных подсистем в небольших временных интервалах.

Поэтому у нас нет сколь-нибудь строгих научных гарантий, что в конкретный проект будущего не заложена взрывчатка, то есть нет уверенности, что отдельные подсистемы планируемой цивилизации сбалансированы достаточно хорошо и гипертрофированное развитие одной из них не приведет к нарушению всех жизненных функций. На сегодняшний день это положение стало сверхактуальным — созданные и планируемые комплексы вооружения, как и общий энерготехнологический крен в развитии, в любой момент могут пресечь наше существование и даже надолго превратить Землю в безжизненную планету.

Такая ситуация выглядит своеобразным футурологическим кошмаром — вроде бы ясно понимая грозящие опасности, мы не способны обеспечить устойчивый прогресс, поскольку ограничены в моделировании более сложных систем. Это порождает подчас весьма сильный и как бы научно обоснованный пессимизм, который сказывается в оценке перспектив земной цивилизации и в подходе к проблеме Контакта. Возникают идеи искусственной консервации достигнутого уровня сложности и даже его снижения во имя выживания и, конечно, соответствующие модели поведения ВЦ.

И все-таки, при всех немалых трудностях, в создавшейся ситуации нет поводов для беспросветного пессимизма. Видимо, наука действительно не дает гарантий устойчивого прогресса, но, скорее всего, это отражает неправомерность наших претензий к ней как к определенной системе мышления. Опасно не само развитие, а крены развития, ведущие к узкой специализации организмов.