Книга о русском еврействе. 1917-1967 - Яков Григорьевич Фрумкин

4-го июня, Центральный Комитет Комфербанда, в ко­тором объединились перешедшие к коммунистам бывшие бундовцы и фарейнигте, обратился к Наркомвнуделу в Ки­еве, настаивая на «абсолютной необходимости ликвидиро­вать деятельность сионистской партии и всех ее подразде­лений». Два дня спустя агенты Чека, в сопровождении ев­рейских коммунистов, произвели массовые обыски среди видных сионистов Киева, а 12 июня Наркомвнудел теле­графно предписал всем своим отделам «немедленно прекра­тить деятельность центрального и местных комитетов сио­нистской партии и всех связанных с нею учреждений». От всех активных сионистских работников была потребована подписка о прекращении всякой сионистской деятельности; нарушение этого приказа влекло за собой предание суду Ре­волюционного Трибунала. В статье, напечатанной в тот же день в «Комунистише Фон», бывший лидер Украинского Бун­да, ныне коммунист, М. Рафес, с удовлетворением подчерк­нул, что инициатива этой репрессии принадлежала еврей­ским коммунистам: они видели в ней проявление «еврей­ской гражданской войны» и «осуществление диктатуры про­летариата на еврейской улице». Массовые обыски были также произведены в домах видных сионистов Одессы и Харькова.

Ликвидация сионистских организаций не успела при­нять всеукраинского характера, так как большая часть страны была во второй половине 1919 г. завоевана Добро­вольческой Армией ген. Деникина. Добровольческие части отметили свой путь кровавыми еврейскими погромами, но не были заинтересованы в преследовании сионистов, как таковых. Эта «передышка» продолжалась до окончательного изгнания деникинцев в начале 1920 г.

В разгромленном и терроризованном погромами укра­инском еврействе стремление к эмиграции в Палестину приняло стихийный характер. В Черкассах (Киевской губ.) из 2118 опрошенных еврейских семейств 1823 ответили, что они готовятся к немедленной эмиграции; в Новоархангельске (Херсонской губ.) «вое еврейское население готово при первой возможности бросить свое местечко и выехать в Палестину». Некоторые местные сионистские группы на­чали создавать специальные палестинские бюро, регистри­ровать желающих в переселенческие кооперативы, выраба­тывать уставы, собирать деньги.

4

В середине 1919 года борьба против сионизма приняла более активный характер и в Великороссии, где еврейская коммунистическая печать давно жаловалась на «непонят­ную терпимость» к сионистам со стороны центральной со­ветской власти. Предвидя возможность такого нажима, Центральный Комитет Сионистской Организации в начале июля 1919 г. обратился к Всероссийскому Центральному Исполнительному Комитету СССР (ВЦИК) с просьбой о легализации. Полученный 21-го июля ответ был успокоите­лен, но уклончив: так как ни ВЦИК, ни Совнарком не объ­явили сионистскую партию контрреволюционной и так как ее культурная и воспитательная деятельность не противо­речит решениям Коммунистической Партии, ВЦИК, не ви­дя нужды в специальной легализации, предписывает всем советским органам не препятствовать деятельности сиони­стской партии. Это означало полулегальное существова­ние, не исключавшее административной репрессии.

1-го сентября Чека опечатала центральное сионистское бюро в Петрограде, арестовала его руководителей, конфи­сковала документы и 120.000 рублей и закрыла централь­ный сионистский орган «Хроника Еврейской Жизни». На следующий день аресты были произведены в Москве.

После этого были закрыты «Гаом» в Москве и «Рассвет» в Петрограде. В Витебске, Саратове и других городах тоже имели место аресты. Однако, административная практика еще не была систематична. Сионисты, арестованные в Мо­скве, были скоро освобождены, а в ноябре Чека разрешила вновь открыть сионистское бюро в Петрограде и даже воз­вратила конфискованные деньги и часть документов.

По-видимому, ободренный ответом ВЦИКа и колеба­ниями власти, Сионистский Центральный Комитет созвал на 30 апреля 1920 г. в Москве всероссийский сионистский съезд с участием 109 делегатов и гостей. Первые два дня прошли спокойно. Но на третий день все участники были арестованы. По дороге в Чека арестованные демонстратив­но маршировали под звуки сионистского гимна Гатиква. Председатель Центрального Комитета Ю. Д. Бруцкус предъявил главе Чека Лацису резолюцию ВЦИКа от июля 1919 года. Тот прочел и вернул ее, прибавив: «Пусть так, но вы не получили разрешения на созыв съезда». В допол­нение к этому проступку, чисто административного поряд­ка, членам съезда вменялась в вину наличность «компро­метирующих документов», «симпатии к Англии», сотруд­ничество с Американскими сионистами в оказании помощи адмиралу Колчаку, и общая поддержка всяких анти-совет­ских элементов.

В половине июля, 68 арестованных были освобождены по ходатайству представителя Американского Джойнта; остальные были приговорены к принудительным работам на сроки от 6 месяцев до 5 лет, но были впоследствии освобождены, подписав обязательство впредь не занимать­ся сионистской работой. Тогда Сионистский Центральный Комитет постановил уйти в подполье. Было образовано не­легальное Центральное Бюро во главе с E. М. Чериковером, которое координировало деятельность местных сионистских групп; в тяжелых условиях и с частыми перерывами эта де­ятельность продолжалась до конца 20-х годов.

5

В течение июля 1920 г., третья конференция Еврейских секций категорически заявила, что теперь «нет больше аб­солютно никаких оснований для сдержанности в борьбе против сионизма... Необходимо положить конец колебани­ям в официальном отношении к альгемейне сионистской партии... не колеблясь также в отношении социалистической фразеологии Цеирей Цион и Сионистов-социалистов». Этот призыв к выдержанному антисионистскому курсу нашел сочувственный отклик на советских верхах. Для коммуни­стической партии сионизм, — хотя и непосредственно не связанный с внутренне-российскими политическими пробле­мами и уж, конечно, не претендующий на захват власти — был инородным телом в общей структуре советского строя, предлагавшим русскому еврейству альтернативу эмиграции в Палестину. Поэтому элиминирование сионизма совпадало с общей политикой режима. У евсекции были развязаны руки. В ее распоряжение был предоставлен — хотя и с не­которыми ограничениями, — весь карательный аппарат вла­сти.

Состав самой евсекции к тому времени значительно из­менился количественно и качественно. В 1918 г. она состо­яла из сравнительно немногочисленной кучки «старых» ком­мунистов-евреев, но ко второй половине 1920 г. создалась совершенно новая конъюнктура. Левое крыло расколовше­гося Бунда (Комбунд) и Фарейнигте (Комфарейнигте) сли­лись в Комфарбанд. Кадры евсекции были значительно уси­лены приливом неофитов коммунизма. Закаленные годами борьбы с сионизмом во всех его проявлениях, эти «новые евсеки» принесли с собой твердую решимость искоренить сио­нистскую крамолу. Они не были в состоянии добиться этого собственными силами в до-большевистскую эпоху: теперь они твердо рассчитывали на активную и решающую помощь правительственного аппарата. «Мы были до сих пор слиш­ком великодушны и мягки... в отношении шовинистической сионистской организации и ее органов», писала 15 мая 1920 г. одесская газета «Дер Штерн». «Пришло время придать гражданской войне на еврейской улице форму ре­шительных действий, а не бумажных резолюций». «Реши­тельные действия» не замедлили последовать: среди одес­ских сионистов были произведены массовые обыски и аре­сты. В ряде университетских центров студенты-сионисты исключались из высших учебных заведений, как «чужерод­ный идеологический элемент». Спортивные организации «Маккаби» были поставлены под постоянное наблюдение и подозрение.

Однако, этот антисионистский нажим был и не по­всеместен и недостаточно суров.