История Русской армии. Том 1. От Северной войны со Швецией до Туркестанских походов, 1700–1881 - Антон Антонович Керсновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И повод этот (к тому же первостепенной важности) представился… 14 декабря 1825 года — печальная дата русской истории — явилось днем открытого разрыва российского правительства с русским обществом — первым днем их жестокой столетней войны, где дальнейшими траурными вехами служат 1 марта 1881 года, 17 октября 1905 года, 2 марта 1917 года, а всеобщим эпилогом — 25 октября… Война эта, ведшаяся с обеих сторон с невероятной озлобленностью и с еще более невероятным непониманием, нежеланием понять друг друга, окончилась так, как никто из них не ожидал — гибелью обоих противников, погубивших своей распрей величайшую империю и великую страну…
Мы не собираемся здесь оправдывать декабристов, ни тем более русское общество XIX и начала XX столетия, воспитанное на их культе. Вина русского общества — точнее, «передовой» его части — перед Россией огромна и неискупима, но виновато и правительство. Пусть на стороне общества и львиная доля — три четверти всей вины, а на стороне правительства только одна четверть — без нее не было бы тех «общественных» трех четвертей. И те русские «интеллигенты» начала XX столетия, что посылали поздравительные телеграммы японским генералам, были ведь родными внуками «русских националистов», которых Бенкендорф в свое время высылал из столиц.
С этой поры и пошел трагический разнобой между правительством и обществом. При Александре I и Николае I правительство — космополитично, общество — национально. Затем при Александре II и особенно при Александре III и Николае II правительство решительно сворачивает на национальную дорогу, но слишком поздно: общество уже космополитично и антинационально.
Итак, результатом политики Священного союза было: во внешней политике полное подчинение России Европе, русских интересов каким-то призрачным утопиям, пролитие русской крови за цели, за которые она никогда не должна была проливаться. Во внутренней политике — полный и окончательный разрыв правительства с обществом, разрыв, приведший к катастрофе 1917 года.
Армия императора Николая Павловича
Император Николай Павлович был солдат в полном значении этого слова. До 20-летнего возраста он не предназначался к царствованию и получил чисто военное, строевое, воспитание. Военное дело было любимым его делом, его призванием. Любил он его не как дилетант, а как знаток. Армию же считал своей семьей. «Здесь нет никакого фразерства, никакой лжи, которую видишь всюду, — часто говорил он. — Оттого мне так хорошо между этими людьми и оттого у меня военное звание всегда будет в почете». Особенную привязанность государь питал к инженерным войскам. Саперы платили государю тем же и сохранили культ его памяти. Долгое время после его смерти уже в 70-х годах офицеры инженерных войск продолжали носить короткие усы и бачки. Особенным расположением Николая I пользовался лейб-гвардейский саперный батальон, первый поспешивший к нему 14 декабря. Вручая этому батальону в 1828 году под стенами Варны георгиевское знамя, государь прослезился. Любя солдата, он в бытность свою великим князем и командиром Измайловского полка стремился не выказывать этого чувства (Александр I не терпел «популярных начальников»), почему вначале и не был понят войсками, чем, как известно, воспользовались декабристы. Впоследствии, уже царем, он в зимнюю стужу шел пешком за гробом простого рядового…
Все его царствование было расплатой за ошибки предыдущего. Тяжелое наследство принял молодой император от своего брата. Гвардия была охвачена брожением, не замедлившим вылиться в открытый бунт. Поселенная армия глухо роптала. Общество резко осуждало существовавшие порядки. Крестьянство волновалось. Бумажный рубль стоил 25 копеек серебром…
При таких условиях разразилось восстание декабристов. Оно имело самые печальные для России последствия и оказало на политику Николая I то же влияние, что оказала пугачевщина на политику Екатерины и что окажет впоследствии выстрел Каракозова на политику Александра II. Трудно сказать, что произошло бы с Россией в случае удачи этого восстания. Обезглавленная, она бы погрузилась в хаос, перед которым побледнели бы и ужасы пугачевщины. Вызвав бурю, заговорщики, конечно, уже не смогли бы совладать с нею. Волна двадцати пяти миллионов взбунтовавшихся рабов крепостных и миллиона вышедших из повиновения солдат смела бы всех и все, и декабристов 1825 года очень скоро постигла бы участь, уготованная «февралистам» 1917 года. Картечь на Сенатской площади отдалила от России эти ужасы почти на целое столетие.
Строго осуждая декабристов, игравших с огнем, мы должны, однако, все время иметь в виду те условия, что породили этот бунт. Среди декабристов попадались негодяи вроде изувера-доктринера Пестеля, запарывавшего своих солдат, «чтобы научить их ненавидеть начальство»; попадались подлецы, как князь Трубецкой, организовавший восстание, подставивший товарищей под картечь, а сам спрятавшийся в доме своего зятя, австрийского посла. Однако среди них были и честнейшие люди, как Рылеев, — последние птенцы гнезда Петрова, последние политически воспитанные (хоть в большинстве и пошедшие по ложному пути) офицеры. Осуждены они были без суда, без соблюдения каких-либо процессуальных и юридических норм — по полному произволу членов следственной комиссии, преследовавших подчас корыстные цели (скандал с чернышевским майоратом). Заключенным со связями заранее сообщали, о чем их будут спрашивать и что они должны отвечать. 32-летний генерал Лопухин освобожден «за молодостью», а судившийся по тому же разряду 16-летний мальчик-юнкер отдан в сибирские батальоны. Не в меру усердные советники молодого императора совершили ужасную, непоправимую ошибку, создав декабристам ореол мученичества. На культе пяти повешенных и сотни сосланных в рудники было основано все политическое миросозерцание русской интеллигенции.
В результате этого события гвардия переменила часть своего офицерского состава. Бунтовавшие войска (части полков лейб-гвардии Московского, Гренадерского и Гвардейского экипажа) были отправлены на Кавказ в составе Сводного Гвардейского полка искупить свою вину в войне с персами. В отношении государя к московцам и гренадерам чувствовался холодок в его царствование, как и затем при Александре II. Лишь Горный Дубняк заставил исчезнуть навсегда воспоминание о Сенатской площади. На Юге брожение было, как мы уже знаем, особенно сильно среди командного состава 2-й армии (VI и VII корпуса) и в III корпусе 1-й армии, где взбунтовался Черниговский пехотный полк.
Все эти войска вместе с гвардией в скором времени были посланы на Балканы и там окончательно реабилитировали
