Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1 - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Благодарю вас, государь!
— И это все, о чем вы просите?
— Осмелюсь еще просить…
— Чего?
— Позвольте мне созвать судебную палату.
— Зачем?
— Для суда над чиновниками, которые за последние десять лет позволяли себе злоупотребления.
— Но… что же с ними сделают?
— Троих повесят; остальные во всем сознаются.
— Но я не могу начинать моего царствования с казней, господин Кольбер.
— Лучше начать, чем кончить казнями, ваше величество.
Король не ответил.
— Ваше величество согласны со мною? — спросил Кольбер.
— Я подумаю.
— Тогда будет уже поздно.
— Почему?
— Потому что, если эти люди будут предупреждены, они окажутся гораздо сильнее нас.
— Созовите судебную палату.
— Не замедлю.
— Теперь все?
— Нет, государь; еще одно важное обстоятельство… Какие права присвоит ваше величество этому интендантству?
— Но… я не знаю… есть же обычные…
— Ваше величество, мне нужно иметь право читать переписку с Англией.
— Это невозможно. Английские депеши распечатываются в совете, так было и при кардинале.
— Мне казалось, ваше величество объявили сегодня утром, что совета больше не будет.
— Да, объявил.
— В таком случае пусть ваше величество читает лично письма, получаемые из Англии. Я убедительно прошу об этом.
— Хорошо, вы будете получать их и докладывать мне.
— Позвольте еще спросить ваше величество: что же делать мне по финансовой части?
— Все, чего не сделает господин Фуке.
— Это я и хотел знать. Благодарю, ваше величество, я ухожу успокоенный.
С этими словами он вышел, провожаемый взором Людовика.
Не успел Кольбер отойти и на сто шагов от Лувра, как прибыл курьер из Англии. Король поспешно распечатал пакет и увидел письмо от короля Карла II.
Вот что английский монарх писал своему царственному брату:
«Ваше величество, без сомнения, встревожены болезнью кардинала Мазарини; но самая опасность ее может быть вам только полезна. Доктор осудил кардинала на смерть.
Благодарю ваше величество за благоприятный ответ на мое предложение о сестре моей, леди Генриетте Стюарт; через неделю принцесса выедет в Париж со своею свитою.
Меня трогает ваше родственное расположение, и я рад, что с еще большим правом могу теперь назвать вас братом. Особенно рад случаю доказать вашему величеству, насколько я внимателен ко всему, что представляет важность для вас. Вы тайно укрепляете Бель-Иль. Напрасно. Никогда между нами не будет войны. Меры, принимаемые вами, не беспокоят, а печалят меня… Вы тратите миллионы без всякой пользы; скажите об этом своим министрам и поверьте, что моя полиция имеет самые точные сведения. Оказывайте мне, брат мой, подобные же услуги, когда представится случай».
Король сердито позвонил, появился камердинер.
— Господин Кольбер сейчас вышел отсюда, верно, он еще недалеко. Позвать его!
Камердинер хотел исполнить приказание, но король остановил его.
«Нет, — сказал он себе, — не нужно… я вижу все замыслы этого человека. Бель-Иль принадлежит господину Фуке; Бель-Иль укрепляется, значит, Фуке составил заговор… Раскрытие заговора влечет за собой гибель суперинтенданта; английские письма разоблачают заговорщиков; вот почему Кольбер непременно хотел иметь в своих руках переписку с Англией… Однако не могу же я опираться только на этого человека: он лишь голова, а мне нужна еще рука».
Вдруг Людовик радостно вскрикнул.
— У меня был лейтенант мушкетеров! — сказал он камердинеру.
— Да, ваше величество, господин д’Артаньян.
— Он вышел в отставку?
— Точно так, ваше величество.
— Непременно отыскать его, чтобы он явился ко мне завтра утром, когда я встану.
Камердинер поклонился и вышел.
— У меня в погребах тринадцать миллионов, — сказал Людовик. — Кольбер будет распоряжаться моей казной, д’Артаньян — моей шпагой. Я в самом деле король!
III. Страсть
В день своего прибытия в Париж Атос, как мы уже видели, проехал из королевского дворца к себе домой, на улицу Сент-Оноре. Там ждал его виконт де Бражелон, беседуя с Гримо.
Разговаривать со старым слугою было делом нелегким; этим искусством обладали только два человека: Атос и д’Артаньян. Первому это удавалось потому, что Гримо старался заставить его говорить; д’Артаньян, напротив, умел заставить разговориться старика Гримо.
Рауль пытался вытянуть из него рассказ о последней поездке Атоса в Англию; Гримо передал все подробности несколькими жестами и восемью словами, не более и не менее.
Прежде всего волнообразным движением руки он показал, что они пересекли море.
— Это был какой-нибудь поход? — спросил Рауль.
Гримо утвердительно кивнул головой.
— Граф подвергался опасностям? — спросил Рауль.
Гримо слегка пожал плечами, что должно было означать: «В достаточной мере».
— Но каким же именно? — спросил настойчиво виконт де Бражелон.
Гримо указал на шпагу, на огонь и на мушкет, висевший на стене.
— Так у графа был там враг? — вскричал Рауль.
— Монк.
Рауль продолжал:
— Странно! Граф все еще считает меня мальчиком и не хочет делить со мной чести и опасностей таких походов.
Гримо улыбнулся.
В эту минуту приехал Атос.
Гримо, узнав шаги своего господина, побежал к нему навстречу, и разговор на этом прекратился.
Но Раулю хотелось получить ответ на свой вопрос. Взяв графа за обе руки, с горячей, но почтительной нежностью он спросил:
— Как могли вы отправиться в опасный путь, не простившись со мной, не призвав на помощь мою шпагу? Теперь, когда я вырос, я должен быть вашей опорой: ведь вы же воспитали меня как мужчину. Ах, граф, неужели вы хотели обречь меня на то, чтобы никогда больше не увидеть вас?
— А кто вам сказал, Рауль, что мое путешествие было опасным? — спросил граф, отдавая шляпу и плащ Гримо, который отстегивал ему шпагу.
— Я, — отвечал Гримо.
— А зачем? — строго спросил Атос.
Гримо смешался, но Рауль опередил его, ответив:
— Почему же добрый Гримо не мог сказать мне правду? Кому же любить вас и помогать вам, если не мне?..
Атос не отвечал. Он ласковым жестом отпустил Гримо, потом сел в кресло; Рауль стоял перед ним.
— Во всяком случае, — продолжал Рауль, — ваше путешествие было походом. И вам угрожали огонь и оружие…
— Не будем говорить об этом, — мягко сказал Атос. — Я, правда, уехал внезапно; но служба королю Карлу Второму заставила меня поспешить с отъездом. Меня очень трогает ваше беспокойство: я знаю, что могу положиться на вас. Во время моего отсутствия вы ни в чем не нуждались, виконт?