Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков - Георгий Андреевский

Когда в XX веке большая торговля в столицах приобрела европейские черты, хозяева шикарных магазинов побывали в Париже, а кое-кто из них даже заговорил по-французски; скептики в России, хорошо знавшие купеческую среду, продолжали утверждать, что «если кого-либо из этих господ поскрести хорошенько, то под внешним лоском окажется тот же ярославский мужик с теми же взглядами и принципами, из-за которых Россия потеряла кредит в Европе, а наши собственные покупатели предпочитают иностранный товар отечественному, несмотря ни на какие пошлины».

В этом нет ничего удивительного. В погоне за барышом, а то и просто для того, чтобы не прогореть, не вылететь в трубу, купцы наши не щадили ни репутации фирмы, ни своего имени. В 1886 году при проверке, проведённой городскими службами в магазине колониальных и гастрономических товаров купца Ивана Дмитриевича Смирнова на Большой Лубянке, были обнаружены: червивый бычий язык с зеленоватыми краями, варёная колбаса, покрытая плесенью, прогнившая копчёная колбаса и высохший, покрытый плесенью, сыр. Суд оштрафовал Смирнова на 100 рублей. Булочник Филиппов в 1899 году был оштрафован на 150 рублей, после того как в его булочной проверяющие увидели жуткую грязь и тараканов, а пекари больше походили на кузнецов и сапожников. А сколько всякой дряни старались всучить покупателям «работники торговли»! Вот, например, какие сахарные пасхальные яйца продавались в некоторых московских лавках и «кивосках», как простые люди называли киоски. Делались эти яйца из муки с патокой, а для того, чтобы они выглядели шоколадными, в них добавляли голландскую сажу. Потом половинки их склеивали столярным клеем, а чтобы яйца блестели, крыли их чёрным «экипажным» лаком, то есть тем лаком, которым покрывали повозки и кареты. Не удивительно, что такими изделиями дети травились. В шоколадных «бомбах», которые дети нередко раскусывали, можно было обнаружить «сюрпризы» из тонкого стекла (чашечки, бокальчики и пр.). Леденцы, известные в продаже под названием «копейка за пару», продавались завёрнутыми в грязную, исписанную бумагу. А однажды полиция накрыла «фабрику спитого чая». На ней чай, для того чтобы он на вид стал новым, обливали раствором жжёного сахара.

Ну а про то, что москвичи вместо пива пили всякую гадость, и говорить нечего. Предприимчивые дельцы хмель заменяли глицерином, пикриновой кислотой, бычьей желчью, полынью, салицилкой, тмином, кубебой[67], перцем, золототысячником, челебухой[68], стрихнином, можжевельником, исландским мхом и прочими весьма несъедобными продуктами. Составляли пиво и по такому рецепту: смешивали 500 граммов соды, 150 граммов челебухи, 400 граммов кубебы, добавляли дешёвый спирт, чтобы «пиво» не портилось, или салициловую кислоту. В пиво, привезённое из Англии, добавляли серную кислоту. В общем, травили соотечественников ради наживы чем могли. Изобретательность проявляли и в другом, например, в сокрытии от полиции торговли спиртным. В винной лавке на Рязанской улице существовал «волшебный» магазин. Представьте: идёте вы по улице и видите, как через неё перебегает парень и исчезает в стене. Вы подходите к этой стене и видите дверь в магазин, закрытую на большой висячий замок, и окна, закрытые ставнями. Надо хорошенько присмотреться к двери, чтобы заметить, что она разделена на две части. На верхней — висит замок, а нижняя — открыта, и, пригнувшись, можно совершенно спокойно войти в магазин.

С целью сбыта товаров, согласно законам рынка, предприниматели наши переняли у Запада навязчивую рекламу, пополнив её собственными выдумками. Наряду с рекламой, публикуемой на последних полосах газет, например: «От главной конторы виноторговли Петра Арсеньевича Смирнова у Чугунного моста в Москве поступили в продажу вновь приготовленные свежая „Листовка“ 1893 года и „Нежинская рябина“ под № 30 в графинах и под № 23 в высоких бутылках. Можно получить во всех виноторговлях и ресторанах»; или: «Трактир „Рим“ — Разгуляй, дом Сметаниной. Отдельные кабинеты и бильярдная, бильярды фабрики Фрейберга. Буфет снабжён винами погребов известных фирм, кухня под управлением известного повара Никифорова. Оркестрион. Получает до 20 журналов и газет. Торгует до 2 часов ночи. Содержатель Фёдоров»; или: «Открыта большая оптовая продажа пасхальных яиц своего изделия и заграничного с новейшими оригинальными сюрпризами в магазинах Мих. Ив. Мишина». В конце века появились более «утончённые» способы рекламирования товаров и услуг. Объявления тогда стали печатать в трактирных меню, оклеивать марками чайной фирмы Некрасова спины извозчиков и стулья в театрах. Одно время даже театральные занавесы покрывались разными объявлениями: «Коньяк Шустова», «Антипаразит», «Глицериновое мыло», «Печи Гелиос» и др., а на театральных программках рекламировали «мыло для стирки белья», «всемирно-образцовые весы», портного Заглухинского, корсетную фабрику и пр. Немало шедевров подарила человечеству и стихотворная реклама. В 1912 году, например, она так отзывалась о дешёвых папиросах «Козырные»: «Раз доходишки не жирные. / Ты кури тогда „Козырные“. / Свои деньги сбережёшь, / Да и лучше не найдёшь!!! (20 шт. 5 коп.)».

Изменялся с годами и купеческий быт. Вышедшие из крестьян и мещан купцы запечатлели в своих привычках все те обычаи, которыми жили их отцы и деды. Варенцов, изображая повседневную жизнь старомосковского купечества, писал о том, как в купеческих семьях было заведено на Рождество ходить к заутрене и ранней обедне в церковь, дарить подарки детям и прислуге, вознаграждать, по возможности, приходивших с чёрного хода по праздникам с поздравлениями дворника, кучера, трубочиста, почтальона, ночного сторожа и пр. Как по религиозным праздникам к купцам приходили священники, пели тропари, кропили водой, после чего вместе с хозяевами садились за стол закусить, чем Бог послал. Накануне Крещения, как и в Рождественский сочельник не принимали пищи вплоть до первой звезды, то есть до темноты, когда в небе появлялась первая звезда. В два часа дня шли в церковь, на «водосвятие». Освящённую в церкви воду приносили домой в медных кувшинах и сохраняли весь год. Пить её давали болящим как целебное средство. Вечером над каждой дверью в доме ставили мелом кресты, чтобы уберечься от проникновения в дом нечистой силы. Многие в этот день ходили в Кремль на крестный ход и с ним — к «иордани» на Москве-реке. На Прощёное воскресенье прислуга просила прощения у хозяев, кланяясь до полу. Хозяева тоже просили прощения, но не кланялись. На второй неделе после Пасхи ездили на могилки родителей и оставляли на них крашеные яйца, как бы христосуясь с умершими.

Постепенно, свыкаясь с порядками городской жизни, получив возможность строить себе большие каменные дома с зеркальными стёклами в окнах, привыкая к роскошной жизни и всё более отдаляясь от народа, кое-кто из них перестал ходить в приходские церкви, а посещал свои, домовые, где можно было стоять без пальто и галош, во фраках и смокингах, а женщинам — в бальных нарядах с бриллиантами. Вернувшись из церкви на Пасху, они уже не христосовались с дворней, а разговляться предпочитали куличами не домашними, а из кондитерских, поскольку те были красивее. Выходили из моды у купцов такие обычаи, как кормление нищих в дни памяти умерших близких родственников, отсылка в тюрьмы еды арестантам по большим праздникам. Многие купцы и купчихи перестали принимать у себя в доме убогих, юродивых, монахов, странников и др.

В Москве торговля всегда была сосредоточена в центре города, в частности в Охотном Ряду. На этот рынок за провизией приезжали люди со всех концов города и даже уезда. Заполняли площадь Охотного Ряда магазины и лавки. Здесь можно было увидеть лавку Калганова, торговавшего тогда птицей, посудные и железные лавки Можайцева, Смирнова, колбасную — Воронцова. Немало было в Охотном Ряду и мясных лавок Служившие в них мясники были здоровыми, широкоплечими людьми с заткнутыми за пояса ножами. Жили они обычно на хозяйских квартирах. Помещение для них выделялось где-нибудь на заднем дворе или в подвале. Спали они на нарах, а кормились у хозяина, благо в лавке оставались мясные обрезки. В месяц они зарабатывали обычно от 10 до 25 рублей. Большинство же лавок располагалось в двухэтажных помещениях. Особенно грязными были помещения второго этажа мясных и «курятных», как тогда говорили, лавок Их заполняла домашняя птица, которую ежедневно здесь же забивали, а поэтому в этих «курятных» лавках было не только грязно, но и зловонно: непроданная битая птица портилась, а оставшаяся на полу кровь разлагалась. Зашедшую как-то сюда в последний год XIX века санитарную комиссию городской управы возмутило, что владельцы домов в Охотном Ряду, получавшие до ста тысяч ежегодного дохода с лавок и трактиров, поскольку магазины и лавки на этой площади брались нарасхват за громадную арендную плату, спускали без всяких фильтров в городскую водосточную трубу все помои, отбросы и нечистоты. Однако никаких мер к устранению всех этих безобразий город не принял, хотя со стороны городского начальства было сделано даже предписание о необходимости, в видах охранения народного здравия, перевести Охотный Ряд в другое место. Мешали переменам на рынке не только лень и инертность чиновников, но главным образом то, что он приносил неплохой доход. По данным за 1905 год, с одного только владения Журавлёва, занимавшего в Охотном Ряду вместе с лавками и двором более четырёх гектаров, город получил 145 тысяч рублей. Кроме того, 28 других его лавок принесли городской казне ещё 823 тысячи рублей дохода, а городская управа сдала за 2750 рублей 14 торговых мест на тротуаре и за 15 455 рублей — на тротуаре у тумб, возле которых швартовались ломовые извозчики. Всего же вся эта часть рынка Охотного Ряда дала тогда доход городу в размере 246 365 рублей.