Осень патриарха. Советская держава в 1945–1953 годах - Евгений Юрьевич Спицын

угрозой из всех известных до сих пор». Следующим важным этапом в определении будущего противника стала осень 1945 г., когда планировщики ОКНШ разработали новую «Стратегическую концепцию и план использования вооружённых сил США», основанные на том твёрдом убеждении, что «единственной ведущей державой, с которой США могут войти в конфликт, неразрешимый в рамках ООН, является СССР». Именно поэтому предложенная ОКНШ «Стратегическая концепция разгрома России» стала быстро обретать кровь и плоть конкретных военных планов, и уже в октябре 1945 г. был разработан первый план, который предусматривал стратегические бомбардировки 20 крупнейших советских городов, в том числе с использованием атомного оружия.

Между тем совсем недавно, в январе 2018 г., известный англосаксонский таблоид Daily Star опубликовал ранее засекреченные документы военного ведомства США, в частности служебную записку на имя военного руководителя «Манхэттенского проекта» генерал-майора Лесли Гровса, датированную 15 сентября 1945 г., из которой следует, что для уничтожения 66 советских городов и основных военных объектов американской армии понадобится 224 ядерных заряда. Однако чтобы действовать наверняка, приняв во внимание «половинчатый коэффициент эффективности» первых атомных зарядов, разработчики этого плана в конечном итоге остановились на 466 бомбах, необходимых для уничтожения всего промышленного и военного потенциала СССР. Однако следует иметь в виду, что на тот момент США не обладали необходимым количеством ядерного оружия, поскольку к началу 1946 г. на вооружении американской армии было всего 9 атомных бомб и только 27 модернизированных тяжёлых бомбардировщиков Boeing В-29 Superfortress, способных нести ядерное оружие, которые входили в 509-ю специальную авиагруппу. Поэтому подобные планы, вероятнее всего, тогда разрабатывались сугубо для дезинформации Москвы и её потенциальных военных союзников.

Тем временем британское правительство К. Эттли уведомило американскую администрацию, что из-за внутренних трудностей оно не сможет продолжить оказание финансовой помощи греческому и турецкому правительствам. Поэтому, серьёзно опасаясь, что в случае ухода Великобритании из Восточного Средиземноморья политический вакуум неизбежно займёт Советский Союз, в марте 1947 г. президент Г. Трумэн запросил у Конгресса США 400 млн долларов на оказание срочной помощи Афинам и Анкаре. При этом, обосновывая свой запрос, американский президент впервые сделал особый акцент на необходимости сдержать натиск «мирового коммунизма» и использовал в своей речи аргументацию и терминологию «Длинной телеграммы» Дж. Кеннана.

В отечественной историографии (В.И. Батюк, А.О. Чубарьян, В.О. Печатнов, И.В. Быстрова; Ю.Н. Жуков, А.Д. Богатуров, В.В. Аверков, Н.И. Егорова[391]) принято считать, что именно эта мартовская речь Г. Трумэна в Конгрессе США положила начало печально знаменитой доктрине сдерживания коммунизма, которая и стала основой всей новой внешней политики США. После полуторасталетнего господства изоляционистской доктрины Монро, провозглашённой ещё в «Прощальном послании» 1-го президента США Джорджа Вашингтона в сентябре 1796 г. и в ежегодном послании к американскому Конгрессу 5-го президента США Джеймса Монро в декабре 1823 г., в США, по сути, началась новая эра американского «интернационализма» или, вернее, «интервенционизма», основанного на бредовой идее особой мессианской роли США как первого в мире свободного и демократического государства. Сама эта доктрина, которую бывший вице-президент США Генри Уоллес охарактеризовал как «безумный шаг к войне, вызвавший кризис в международных отношениях», обязана своим рождением, конечно, не скудоумному президенту США, а его команде «аналитиков», в которую тогда вошли самые злобные антисоветчики — заместитель госсекретаря Дин Ачесо, новый руководитель отдела Госдепа США по планированию внешней политики Джордж Кеннан, глава ближневосточно-африканского отдела Госдепа США Лой Хендерсон и начальник Европейского центра Управления стратегических служб США Аллен Даллес. Отталкиваясь от этой мартовской президентской речи, уже в июне 1948 г. сенат США принял печально знаменитую резолюцию № 239 («резолюцию Ванденберга»), автором которой был сенатор-республиканец Артур Ванденберг, окончательно похоронившую изоляционистскую доктрину американской внешней политики и положившую начало курсу на создание постоянных военно-политических блоков с участием США.[392]

Надо признать, что весь период холодной войны почти вся её историография развивалась под заметным влиянием идейного противоборства самих научно-политических элит двух супердержав, которые были кровно заинтересованы в оправдании действий своих государств и обвинении противника во всех негативных последствиях их глобальной конфронтации. Особенно отчётливо это стремление проявилось в постоянных попытках двух «ортодоксальных» школ — советской и американской — переложить друг на друга ответственность за развязывание холодной войны. По сути, этот вопрос — вопрос ответственности за начало глобальной конфронтации — и стал центральным во всей мировой историографии холодной войны.

Так, известные американские историки и советологи (З. Бжезинский, Дж. Гэддис, Г. Фейс, Р. Пайпс, У. Мак-Нил[393]) всегда утверждали, что только экспансионистские устремления «ленинско-сталинского социализма», личные амбиции и идейный фанатизм И.В. Сталина, а также острая необходимость остановить советскую экспансию ради защиты «ослабших западных демократий» подвигли США и их союзников через проведение «сугубо оборонительной политики» вступить в жёсткое противоборство с СССР и вмешаться в решение всех глобальных мировых проблем. Что касается советских учёных (В.Г. Трухановский, Н.Н. Иноземцев, Н.Н. Яковлев, А.Л. Нарочницкий, Л.Н. Нежинский, Г.М. Корниенко[394]), то на протяжении всего послевоенного периода, вплоть до начала горбачёвской перестройки, они постоянно, вполне убедительно и в целом справедливо утверждали, что главной причиной начала и перманентного обострения политики холодной войны были имперские и гегемонистские (в том числе мондиалистские) цели американского правительства и транснациональных корпораций, которые, серьёзно опасаясь роста популярности идей социализма во всём мире, вполне сознательно не только начали холодную войну, но постоянно вели провокационную подготовку к большой, «горячей» войне против СССР и стран социалистического лагеря, сознательно развязав гонку ядерных и обычных вооружений.

Эта точка зрения довольно неожиданно нашла активную поддержку в рамках так называемого ревизионистского направления западной историографии (Г. Алперовиц, У. Уильямс, У. Лафебер, П. Кальвокоресси[395]), которое впервые заявило о себе в начале — середине 1960-х гг. Европейские ревизионисты полагали, что именно США несут основную ответственность за возникновение холодной войны. По их мнению, с самого начала главной стратегической целью американской администрации являлось «глобальное переустройство мира в соответствии с либерально-капиталистической моделью», в рамках которой США имели бы неоспоримые преимущества и закрепили бы своё мировое лидерство (Pax Americana). Однако Советский Союз не разделял этих глобалистских планов и своей активностью на мировой арене фактически препятствовал им. Пытаясь подавить эту активность, в том числе с помощью экономических санкций и «атомной дипломатии», США игнорировали законные интересы Москвы, а советские лидеры проводили скорее оборонительную, чем наступательную политику в этом вопросе.

Бескомпромиссная схватка «ортодоксов» и ревизионистов вызвала у части современных учёных желание найти более объективные истоки глобального конфликта двух сверхдержав. Возникшая именно на этой почве новая, постревизионистская школа в зарубежной историографии (Г. Лундестад, Т. Нафтали, М. Леффлер[396]) стала объяснять возникновение холодной войны естественными и вполне привычными