Говорят сталинские наркомы - Георгий Куманёв

— Ты сиди в кабинете Трубецкого, тебе сейчас принесут пакет.

Пошел я в кабинет генерала Трубецкого. Его нет, один военный китель висит на стуле. Сижу, приносят пакет на мое имя. Вскрыл. Это одобренное Политбюро ЦК решение Государственного Комитета Обороны о моем назначении начальником Управления военных сообщений. Я позвонил Андрееву и поинтересовался, освобожден ли я от должности заместителя наркома государственного контроля. Поздравив меня с новым назначением, он ответил, что не освобожден. Я спросил, а где генерал Трубецкой. Надо же принять дела. Андреев ответил, что не знает, где Трубецкой, и не время для формальностей.

Трубецкой так и не появился. Потом я узнал, что наркому Кагановичу был объявлен строгий выговор, а генерала Трубецкого судил военный суд.

А ведь оба они хотели сделать доброе дело для фронта. Там была острая нужда в снарядах, минах, патронах. При отступлении потеряли крупные склады боеприпасов. В воздухе господствовала авиация противника, поэтому подвоз боеприпасов, как, впрочем, и всех видов вооружения и снабжения часто срывался. А тут еще и громадные наши расстояния, при которых доставка военных грузов из восточных областей страны в действующую армию занимала неделю, а то и больше.

Вот и решили оба руководителя — Каганович и Трубецкой — максимально ускорить движение военных грузов, в первую очередь боеприпасов, из глубокого тыла на фронт. Прикинули: как сэкономить время? Его буквально пожирает само формирование военноснабженческих поездов. Пока с разных заводов соберут в один поезд вагоны с патронами, минами, снарядами, авиационными бомбами, взрывчаткой и т. д., проходит несколько суток. А что если использовать ступенчатые маршруты, то есть включать вагоны с военными грузами в состав попутных поездов с грузами невоенными? Способ не новый. Известно, что он в 3–4 раза ускоряет доставку военных грузов. И удешевляет эту доставку. Но при непременном условии — при четкой организации ступенчатых маршрутов. В этом случае товарищи не позаботились об организационной стороне дела, поэтому десятки вагонов с боеприпасами затерялись в обычных товарных поездах, и значительные участки фронта остались без снарядов, мин и патронов.

Вот, что значат не до конца исследованные, всесторонне не испытанные и недодуманные идеи «удешевить и ускорить». Они оборачиваются в военном деле колоссальными потерями, которые трудно учесть, поскольку потери физические тесно переплетаются с потерями нравственными. Этот эпизод июля 1941 г. весьма показателен.

В августе подобный эпизод повторился. И опять его подоплекой стала непрофессиональная оценка ситуации, помноженная на то, что ныне принято называть волевым решением. Инициатором был маршал Г. И. Кулик. Ныне широко известно, какой вред нанес обороноспособности нашей страны этот невежественный человек, когда в 30‑е годы возглавил Главное артиллерийское управление (ГАУ). Об этом рассказали в своих воспоминаниях Анастас Иванович Микоян, Георгий Константинович Жуков, Борис Львович Ванников и другие товарищи, сталкивавшиеся с ним в различных делах. Почему же Сталин с его умением мгновенно разглядеть и оценить даже сложную личность, слушал и даже прислушивался к «мудрым» советам Кулика, для меня осталось непонятным. Только ли потому, что они вместе воевали под Царицыном в Гражданскую войну? Может быть. У Сталина тоже были свои чудачества и капризы.

Когда в июле я принял дела Управления военных сообщений Генштаба и стал получать от Главного артиллерийского управления НКО заявки на вагоны, Кулика в этом учреждении не было. Сталин послал его на Западный фронт возглавить окружаемые фашистами армии. Но он ничего не сделал. Едва окружение стало фактом, Кулик бросил войска и вдвоем с адъютантом пробрался через фронт. Прибыл в Москву и с прежним апломбом как замнаркома обороны стал фактически руководить ГАУ.

На Западном фронте, в августе, образовалась некоторая пауза. Несколько дней подряд и наше управление не беспокоили заявками из ГАУ. В чем дело? Почему им не нужны поезда для перевозки вооружения и боеприпасов? Может, через мою голову связались с Наркоматом путей сообщения? Звоню заместителю наркома Герману Васильевичу Ковалеву:

— К тебе из ГАУ обращались с заявками?

— Обращались, и мы дали вагоны.

— А почему мимо меня?

Герман Васильевич ответил, что нарком Каганович и маршал Кулик договорились об этом между собой, вызвали его и приказали. Я позвонил в ГАУ генералу Николаю Дмитриевичу Яковлеву, с которым у нас был полный контакт. Он сказал, что маршал Кулик вернулся и сам командует заявками.

— Такой, — говорю, — дорогой ценой наладили порядок с военными грузами, пришлось всесоюзную перепись вагонов делать, и все опять насмарку?

Николай Дмитриевич ответил, что сообщит Кулику. И вот примерно час спустя является ко мне командир с петлицами артиллериста, докладывает, что явился по приказанию маршала Кулика. Спрашиваю:

— У Вас поручение маршала?

— Так точно! Товарищ Маршал Советского Союза приказал ждать его телефонный звонок в Вашем кабинете.

— И все?

— Все!

Размышлять о странном поручении не пришлось. Позвонил телефон, начальственный голос спросил:

— Кто?

— Военный инженер 1‑го ранга Ковалев.

Кулик, отругав меня непотребными словами, предупредил, чтобы не путался в перевозку артиллерийского вооружения по его заявкам. Выслушав, я сказал, что оскорбил он не только меня, но начальника Управления военных сообщений Генштаба и заместителя наркома госконтроля. И ему придется отвечать за срыв перевозок. И повесил трубку.

Я тут же позвонил Сталину. Сказал, что вмешательство Кулика может опять сорвать военные перевозки. Грузы для фронта пошли не учтенные, мимо военных комендантов станций. Могут легко затеряться, повторится июльская история с переписью вагонов. Сталин потребовал повторить поносные слова Кулика и прибавил:

— Приготовьтесь выступить на совещании в Главном артиллерийском управлении, оно состоится незамедлительно.

Я взял две рабочих карты: одна с графиком движения на сегодняшний день всех 1700 эшелонов с войскаци, другая — примерно с 9000 транспортов с вооружением и боеприпасами, тоже на сегодняшний день и на эти часы. Особняк, где размещалось ГАУ, находился рядом со зданием Генерального штаба, и, войдя в зал заседания, я застал там человек 80 военных. В президиуме сидели трое: член Государственного Комитета Обороны Л. П. Берия, первый заместитель Председателя Совнаркома Н. А. Вознесенский и маршал Г. И. Кулик.

Первым выступил Вознесенский. Он резко критиковал наше Управление военных сообщений за то, что мы–де ставим бюрократические препоны в то время, как формируются и срочно отправляются на фронт около 100 дивизий. Принялся было рассказывать, где и какие дивизии формируются. Он был штатский человек и, видимо, не учел, что в пылу полемики в этой очень широкой аудитории обнародовал сведения, за которыми немецкая агентура охотилась. Я попросил слова с места. Сказал, что возражаю против оглашения секретных сведений в этой аудитории. Берия спросил:

— Тебе для дела тут кто–нибудь нужен, кроме нас?

— Никто!

— Уходите все! — сказал он, и зал опустел.

Я попросил пригласить на совещание наркома Кагановича и его заместителей Гусева и моего однофамильца Ковалева. Они в НКПС ведали воинскими перевозками. Берия вызвал их по телефону, а пока ждали, выступил маршал Кулик. Обвинил нас в том, что именно мы. Управление военных сообщений, запутали воинские перевозки.

Пришли Каганович и его заместители, и я попросил слова. Задача моя осложнялась тем, что лица, уполномоченные Сталиным, не были специалистами железнодорожниками, и мне надо было объяснить Берии и Вознесенскому всю нашу специфику наглядно и просто, Я вывесил обе свои карты с маршрутами войсковых эшелонов и военно–снабженческих транспортов. Объяснил, что все эти 11 тыс. значков — маршруты поездов; что на картах зафиксированы все грузы, полученные железной дорогой; что указаны также опоздания в графиках движения или опережения графиков. Что же касается перевозок, которые маршал Кулик, игнорируя органы военных сообщений, передал непосредственно наркому Кагановичу, то они, естественно, на этих картах не отмечены. Поэтому о них может доложить только товарищ Каганович.

Лазарь Моисеевич сказал:

— Товарищ Ковалев хочет сказать, что мы не знаем, где эти грузы? Он не прав. Мы знаем, мы знаем. Сейчас о них доложит нам Герман Васильевич Ковалев.

Но тот, человек прямой и честный, глянул на своего наркома, сказал и ему, и всем:

— ЗР (военный шифр моей должности) прав, товарищ нарком. Эти транспорты у нас на учете не значатся.

— Ты пуганик! — крикнул Каганович. — Пусть Гусев доложит.