НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 5 - Михаил Емцев

Помолчав, Гриффит вскинул голову:

— Если на то пошло, хозяева планеты сами напоминают жуков. Вернее, муравьев. Муравьиную колонию. Там и тут бездушное общество взаимных услуг в слепом, но разумном повиновении неуклонно движется к намеченной цели. А коли так, друг мой, то твоя гипотеза, будто вычислительная машина применялась для разработки экономических и социальных теорий, — просто вздор!

— Это вовсе не моя гипотеза, — поправил его Лоуренс. — Всего лишь одно из нескольких предположений. Есть и другое, не более спорное: они пытались разгадать тайны Вселенной — отчего она существует, что собой представляет и куда движется.

— И каким образом, — прибавил Гриффит.

— Ты прав. И каким образом. А если этим занимались, то, я уверен, не из праздного любопытства. Значит, был какой-то серьезнейший стимул, что-то вынуждало к этому занятию.

— Продолжай, — усмехнулся Тэйлор. — Я жду с нетерпением. Доскажи свою сказку до конца. Они проникли во все тайны Вселенной и…

— Едва ли проникли, — спокойно проговорил Баклей. — Чего бы они ни добивались, вероятность того, что им удалось получить окончательный ответ, ничтожно мала.

— Что касается меня, — проговорил Гриффит, — я склонен думать, что они своего добились. Иначе зачем было покидать планету и бросать эту гигантскую машину? Они нашли то, что искали, вот им и стал не нужен ими же созданный инструмент познания.

— Ты прав, — подхватил Баклей. — Инструмент стал не нужен, но не потому, что сделал все возможное и этого оказалось достаточно. Его забросили, потому что он слишком маломощен, он не в состоянии решить задачу, которая подлежит решению.

— Слишком маломощен! — возмутился Скотт. — Да ведь в таком случае всего и заботы-то было нарастить вокруг планеты еще один ярус!

Баклей покачал головой:

— Помнишь, я говорил о факторах ограничения? Так вот, перед тобой фактор, которым не так-то просто пренебречь. Подвергни сталь давлению в пятьдесят тысяч фунтов на квадратный дюйм[15] — и она потечет. Здесь-то, должно быть, металл воспринимает гораздо большее давление, но и у него есть предел прочности, выходить за который небезопасно. На высоте двадцати миль над поверхностью планеты ее хозяева достигли этого предела. Уперлись в тупик.

Гриффит шумно вздохнул и пробормотал:

— Моральный износ.

— Аналитическая машина — вопрос габаритов, — рассуждал Баклей вслух. — Каждая интегрирующая схема соответствует клеточке человеческого мозга. У нее ограниченная функция и ограниченные возможности. То, что делает одна клетка, контролируют две другие. Принцип «смотри в оба, зри в три» как гарантия отсутствия ошибок.

— Можно было стереть все, что хранилось в запоминающих устройствах, и начать сызнова, — сказал Скотт.

— Не исключено, что так и поступали, — ответил Баклей. — Бессчетное множество раз. Хотя всегда присутствовал элемент риска: после каждого стирания машина могла терять какие-то… э-э… ну, рациональные что ли качества или моральные. Для машины таких масштабов стирание памяти — катастрофа, подобная утрате памяти человеком. Здесь произошло, наверное, одно из двух. Либо в электронных устройствах машины слишком заметно скапливалась остаточная память…

— Подсознательное, — перебил Гриффит. — Интересная мысль: развивается ли у машины подсознание?

— …либо, — продолжал Баклей, — ее неизвестные хозяева вплотную подошли к проблеме, настолько сложной, настолько многогранной, что эта машина, несмотря на фантастические размеры, заведомо не могла с нею справиться.

— И тогда здешние обитатели отправились на поиски еще большей планеты, — подхватил Тэйлор, сам не вполне веря в свою догадку. — Такой планеты, масса которой достаточно мала, чтобы там можно было жить и работать, но диаметр достаточно велик для создания более мощной вычислительной машины.

— В этом бы бы какой-то резон, — неохотно признал Скотт. — Понимаете ли, они бы начали все заново, но с учетом ответов, полученных здесь. При усовершенствованной конструкции и новой технологии.

— А теперь, — торжественно провозгласил Кинг, — на вахту становится человечество. Интересно, что нам удастся сделать с такой диковиной? Во всяком случае, совсем не то, к чему ее предназначали создатели.

— Человечеству, — сказал Баклей, — решительно ничего не придется с нею делать, по крайней мере ближайшие сто лет. Головой ручаюсь. Никакой инженер не осмелится повернуть ни единое колесико в этой машине, пока не будет достоверно знать, для чего она служит, как и почему сработана. Тут надо вычертить миллионы схем, проверить миллионы связей, сделать чертежи, подготовить техников…

Лоуренс грубовато ответил:

— Это не наша с тобой забота, Кинг. Мы с тобой сеттеры. Мы выслеживаем и вспугиваем перепелок, а уж дальше обойдутся без нас, и мы переходим к очередным вопросам. Как распорядится человечество нашими находками — это опять-таки очередной вопрос, но решать его не нам с тобой.

Он поднял с пола и взвалил на спину мешок с походным снаряжением.

— Все готовы к выходу? — спросил он.

Десятью милями выше Тэйлор перегнулся через перила, ограждающие пандус, и взглянул на расстилающийся под ним лабиринт машин. Из наспех уложенного рюкзака выскользнула ложка и, вертясь, полетела вниз.

Долго все прислушивались к тому, как она звякает, задевая металл.

Даже когда ничего уже не было слышно, всем казалось; что до них еще доносится звон.

Перевела с английского Н. Евдокимова.

Уолтер Тивес

НОВЫЕ ИЗМЕРЕНИЯ

В тот вечер Фарнзуорт изобрел новый напиток — пунш-глинтвейн с джином, настоенным на ягодах терна. Способ изготовления был столь же нелеп, как и название: раскаленную докрасна кочергу надо сунуть в кружку с теплым красноватым джином, потом всыпать туда же корицу, гвоздику и сахар, а после выпить эту идиотскую смесь. Тем не менее, как иной раз бывает с идеями Фарнзуорта, результат получился неплохой. После третьей порции напиток показался мне вполне терпимым.

Когда Фарнзуорт, наконец, положил дымящуюся кочергу в камин, чтоб она опять раскалилась, я удобно откинулся на спинку большого кожаного кресла, которое хозяин собственноручно реконструировал (при нажатии кнопки оно укачивает сидящего, пока тот не заснет), и сказал:

— Оливер, твою фантазию можно уподобить разве что твоему гостеприимству.

Фарнзуорт покраснел и улыбнулся. Он низенький, круглолицый и легко краснеет.

— Спасибо, — отозвался он. — Есть еще одна новинка. Называется «шипучая водка-желе». Ее полагается есть ложкой. Может, отведаешь? Нечто… потрясающее.