Старая война – лишь прелюдия к новой - Артем Петров

Говоря о чувстве вины. Именно оно было второй причиной психологического расстройства. Война заставила меня стать чувствительным, я размяк. И перегорел. Любой психиатр просто выслушал бы мою грустную историю и прописал антидепрессанты. Но вряд ли они смогут стереть воспоминания. Сколько из-за меня погибло? Волк, Митчелл. А пострадали Мартин и Вероника. Пусть от меня не всегда все зависело, лучше от этого не становилось. Поэтому все чаще возникало желание послать все, попроситься на войну в Афганистане и сдохнуть там где-нибудь под ковровой бомбардировкой. Тем более, что запрос, посланный Коннорсом насчет документов о моей матери был отклонен. Никто не хочет говорить правду, и никто их не заставит.

Единственное, что удерживало от окончательно безумия, толкающего на самоубийство, была Вероника. Я навещал ее каждый день. Приносил цветы. Сидел по нескольку часов. Но за долгие месяцы никакого прогресса. Лекарства не помогали. Ее мать просила меня рассказать, что произошло. Прознала где-то, что мы работали в одном отделе. Но я лишь сказал, что мы оба повидали в Лос-Анджелесе такое, о чем лучше не знать.

Только мои новые способности могут помочь. Я начал тренироваться. Разумеется, на людях. Бездомные и шпана идеально подошли. Половина обезумела, у других все закончилось припадком, и им приходилось стирать память. Безумных я убивал из пистолета, подобранного у одного бандита — рецедивиста. Если за мной не ведется наблюдение, то никто на меня не выйдет.

Через неделю все стало получатся, а еще через три дня я довел все до совершенства.

И вот сегодня я планировал все изменить. Плевать на всех, даже на командование. Что оно мне сделает? Я обещал не обращать ее в лугару, и сдержу это обещание.

Но я сильно нервничал. Даже санитар, что вел в палату, это заметил. И даже обыскал на всякий случай, заподозрив неладное. Наивный идиот…

В последнее время Вероника любила стоять у окна, закрытого решеткой, и молча смотрела куда-то в одну точку. Я усадил ее на стул — она не сопротивлялась. А после медленно обошел сзади, прижав несколько пальцев к ее вискам, предварительно сняв черные кожаные перчатки, что хорошо подходили ботинкам и пальто такого же цвета.

Вся эта пустота в ее голове — подсознательный способ защиты. Все неприятные воспоминания, все что она увидела в тот злополучный день — это было слишком для нее. И подсознание посчитало лучшим способом просто перекрыть весь поток информации. По крайней мере так все виделось мне, когда я не раз сканировал ее голову с помощью способностей. Нужно лишь убрать эту невидимую перегородку и…

Кажется, я залез слишком глубоко. Перед глазами возникли фрагменты из ее жизни. Их было очень много, и трудно все запомнить. Плохое предчувствие захватывало изнутри, но так просто нельзя обрывать контакт, иначе последствия будут ужасными.

Меня вывел из транса ее крик. Причем девушку сидела уже не на стуле, а на кровати, с ужасом оглядываясь по сторонам. Внутрь вбежал санитар, но я парализовал его сознание и сказал, что все в порядке. Тот спокойно ушел за дверь и как было приказано, будет охранять ее.

Я подошел к Веронике, но она отшатнулась, забравшись с ногами на кровать.

— Успокойся, это я. Алан…

— Я это прекрасно знаю — в голосе звучала неподдельная ненависть.

Плохое предчувствие еще сильнее дало о себе знать. Неужели я случайно…

— Значит, это из-за вас убили отца? Из-за вас была вся эта бойня в Лос-Анджелесе? И из-за вас сейчас еще большая бойня идет по всему миру?

Если она узнала так много из моего разума, то ее могут просто-напросто убрать…

— Мне жаль, что так все вышло… — начал было я.

— Жаль? Я никогда не видела такого, как ты… Когда мы встретились… — Вероника была напряжена, готовая в любой момент защищаться — Ты меня заинтересовал… Ты словно был не отсюда, лишний. Непонятно, как тебя занесло в это общество. Но такого я не ожидала…

— Я не…

— Ты мало того, что неизвестная науке тварь… Так вас еще много… И вы у власти… Манипулируете чужими жизнями, будто они вам принадлежат. Ну а ты… — девушка сжала кулаки, сглотнув — Убивать, не испытывая при этом ничего… Для тебя это… просто… ничего не стоит. Я знавала таких ублюдков, но ни у одного из них лицо даже и рядом не напоминало человеческое… Да ты сам не человек… Монстр… Убийца…

— Подожди немного, у тебя стресс… Ты много месяцев была больна. Я тебя вылечил — я сделал шаг вперед.

— Стой где стоишь! Что? Хочешь за это медаль? Ах да, верно. Тебе уже не раз такую вручили. В том числе и за резню, что ты устроил в Африке…

— Пойми, там были наши враги… Это было необходимо… — но сразу ясно, что в моем голосе нет сожаления.

— Просто скажи, что тебе плевать… Убирайся… Я не хочу тебя больше никогда видеть. А я ухожу отсюда… — казалось, девушка даже не сдерживала слезы.

Их просто не было.

— Тебя не отпустят — посмотрев в сторону, прошептал я — Я пытался перевести тебя под мою полную ответственность, но не получилось… Тебя не выпустят, пока не убедятся, что ты здорова и не представляешь опасности для нашего общества.

— Вот значит как… Не беспокойся, я не доставлю тебе или твоему обществу проблем. А теперь уходи…

Не зная, что еще сказать, я вышел из палаты, приведя санитара в норму, стоило зайти за угол.

Сложно описать чувство, что бушевали внутри. Вся психологическая подготовка в ЦРУ разваливалась на глазах. Об этом говорил в свое время Мартин? Он умный, видел меня насквозь, знал, что достаточно нескольких тычков, чтобы раздавить. И сломать впоследствии.

Имейся в запасе силы, был бы шанс оспорить, доказать свою точку зрению. А так она права. Я убийца, мы все убийцы и манипуляторы. Вопрос в другом — можно ли по другому? Может, можно. Но никто не пытается. Конфликты идут веками. И все речи пацифистов замолкают, даже не успевая толком начаться. И я не среди них. Да, страх смерти всегда сопровождал меня. Но при этом некое извращенное удовольствие от войн заполняло пустоту. И когда был наиболее высокий шанс умереть, я чувствовал себя наиболее живым. Похоже, Мартин ошибся. Я уже сломался. Давным-давно. И неизвестно, есть ли хоть один шанс вернуться к нормальной жизни…

Андрей, медленно двигаясь по коридору, свернул направо. Раны от двух молний, пробивших его грудь насквозь до сих пор ныли. Чертовы лугару прибыли так не вовремя. Гнали этого оборванца несколько дней от самого Краснодара. И при этом нужно не привлекать внимания. Ситуация не из лучших. И все зря… Хотя Эдвард отреагировал нормально, без лишнего крика, когда тот вернулся обратно в Москву, как только добрался до ближайшего поста собратьев с уцелевшими солдатами.