Королевский казначей - Томас Костейн

— Что станет делать король? — помолчав, спросила Изабо.

— Мне бы тоже хотелось знать, что у него на уме, — мрачно ответил граф. — Эту историю попытаются замолчать, чтобы не оскорблять его чувства, поэтому королю будет сложно наказать беглецов так, как бы ему хотелось. Девушка исчезнет — и о ней больше никогда и ничего не будет слышно. Они… Робин и Жак Кер позаботятся об этом. Что же касается Робина, я сомневаюсь, что его королевское величество сможет его наказать. Мой дорогой братец — национальный герой с тех пор, как воткнул саблю в ребра бургундцу. Его не смогут бросить в Бастилию, чтобы не началось народное возмущение во всей Франции. Потому что тогда всем все станет известно, а наш король окажется в дураках. Я не думаю, что ему понравится роль отвергнутого любовника. — Граф немного помолчал. — Если история достигнет его ушей, то вся его злость может быть направлена на Кера. — Золотая курочка будет убита и ощипана… но нам, дорогая женушка, не достанется ни единого золотого перышка.

— Король обо всем узнает! — обещала Изабо.

На графе был самого модного покроя костюм из бархата сливового цвета с широчайшими рукавами в желтую и алую полоску. Рукава делали графа вдвое толще. На костюме была богатая вышивка и отделка из пуговиц и всевозможных цепей. В этом одеянии граф походил на восточного правителя. Он нервно передернул плечами и сказал:

— Теперь нам не видать золотых яичек! Казалось, жена его не слышит.

— Этой девчонке следует отомстить, — произнесла она так тихо, что казалось, разговаривала сама с собой. — Она должна страдать. Я смогу придумать ей страшные муки. — Графиня замолчала, а потом продолжила довольным голосом: — Ей нравится Годфри, и ей будет неприятно, когда мы отошлем его домой, сказав, что он страшный трус!

Граф не согласился с женой:

— Мальчишка мне сейчас нужен. В любом случае нам следует сильнее всего наказать Робина. Если бы ты смогла придумать, как ему отомстить за все!

Изабо тихо сказала:

— Я не позволю ему легко отделаться.

Граф упал в кресло и начал ворчать, глядя на стену:

— Он — мой брат, и поэтому я не могу желать ему смерти через повешение. Я не могу также желать, чтобы он стал нищим и просил подаяния. Я не могу проклинать зачавших его людей, потому что они — мои родители, хотя я уверен, что они где-то ошиблись, когда производили его на свет Божий. Но я был бы доволен, если бы королевский палач показал ему, как под мышки кладут горячие яйца или ломаются кости ног в «испанских башмаках»! Конечно, я не могу просить, чтобы он испытывал вечные мучения от гноящихся язв или несварения желудка. — У графа было живое воображение, и он продолжал перечислять мучения, которым мог бы подвергаться бедный Робин. — Я надеюсь, что он до конца дней своих будет вынужден питаться фаршем, засиженным мухами, а пить ему придется только прокисшее вино. Пусть святой Гатьен, святой патрон невинных душ, отвернется от него, когда наш милый Робин будет бродить по Парижу ночью. Пусть его сон будет постоянно прерываться кошмарами. Пусть…

— Я не собираюсь, подобно тебе, заниматься словоблудием, — заметила Изабо. — Меня интересует наказание, которое мы сможем применить к ним. — У графини изменился голос. Он стал низким, резким и неприятным. — Мы должны воспользоваться хотя бы этим. Я собираюсь сделать так, чтобы они получили по заслугам.

Граф совсем раскис и не смог продолжить разговор. Он поднялся с кресла и начал всхлипывать. Через минуту он вышел из комнаты.

Графиня продолжала сидеть за столом, глядя на свои руки, застывшие среди разбросанных кучек серебра. Потом она тоже встала и потребовала бумагу, чернила и перо. Изабо начала сочинять послания.

Она с трудом написала три записки, все они имели одинаковое содержание.

Это было приглашение срочно посетить ее, чтобы обсудить весьма важное дело. Записки были адресованы Гийому Гуффье, Прежану Кеннеди и Жанне де Вандом. В верхнем углу каждой записки графиня нацарапала слово «Срочно!» и подчеркнула его три раза.

— Мне кажется, что я нашла выход, — вслух сама себе сказала Изабо, — Я заставлю их страдать так, как не страдал до них никто!

Глава 11

Было время, когда считалось, особенно среди театралов, будто создается особая романтическая обстановка, если хорошенькая женщина по той или иной причине надевает мужской костюм. Это мнение ошибочное, и оно сразу развеивается, когда задумка воплощается в жизнь. Романтика пропадает, особенно если с переодеванием связаны волнения и разные беды.

Первые трудности возникли, когда Валери, д'Арлей и Хе-лион приблизились к воротам Сан-Мишель. Караульный лейтенант уже поднял руку, чтобы закрыть ворота на ночь.

Д’Арлей громко крикнул:

— Пожалуйста, один момент, господин лейтенант! — и стал рыться в карманах, чтобы найти соответствующие бумаги.

Караульный был небольшого росточка, в плаще с огромными пышными рукавами. Этот наряд делал его похожим на обезьянку в львиной шкуре. К счастью, он узнал д'Арлея.

— Господин д'Арлей? — воскликнул он, низко поклонившись. — Вы успели вовремя. Еще секунда — и… — он широко развел руками, — я бы не смог вам помочь. Скажите, это та самая сабля, с помощью которой вам удалось поразить де Лалэна?

Д’Арлей кивнул в знак согласия.

— Господин лейтенант, у меня нет другой сабли.

— Это ваши слуги?

Лейтенант небрежно посмотрел на бумаги д’Арлея, потом быстро оглядел две фигуры, находившиеся рядом со знаменитым рыцарем.

Затем он уставился на Валери, поднял вверх брови и придвинулся к д'Арлею.

— Когда вы сторожите ворота Парижа, — прошептал лейтенант, — вы иногда видите странные вещи, милорд д’Арлей. Сколько раз я видел прекрасные глазки, глядевшие из-за задернутых занавесок кареты, хотя мне говорили, что там никого нет! Мне встречались краснощекие создания, ехавшие в столицу за счастьем. Мимо меня проезжали закутанные до носа благородные леди, которые при проверке оказывались мужчинами с пышными бородами! Но… ха-ха-ха, господин д'Арлей! Как вам пришла в голову идея надеть на эти ножки лосины? Никто не поверит, что это мужчина, если… он будет таким же наблюдательным, как я… Тут сразу видны ножки хорошенькой женщины!

Когда путники услышали, как за ними захлопнулись ворота, д’Арлей склонился к Валери:

— Он сразу понял, что вы — не мужчина. Боюсь, нам придется столкнуться с массой трудностей. Даже эти ужасные одежды, которые достал для вас Хелион… Я должен извиниться за их убогость, но у меня не было времени заниматься этим. Мне надо было изучить пути подхода к вашей неприступной крепости. Так вот, даже эта одежда не может скрыть прелестное личико и стройные ножки.