Во власти девантара - Бернхард Хеннен

Мы приняли Валешара согласно обычаям. И, как всегда, он был добрым гостем. Он мирно пил и ел с нами, и радовался нашим подаркам. Валешар представил нам своих спутников. Два бледных гирата звались Фарашид и Неремеш, а гират огня же — Мендере.

У Фарашида волосы светлые, словно солнце, а глаза из нефрита. Волосы же Неремеша были цвета Ветренных гор, а глаза коричневые, словно пустыня на юге. Мендере же был великаном с буйной огненной бородой. Его голубые глаза были словно два оазиса в пустыне. Гират огня не обладал манерами своего господина. Он постоянно жрал и, к нашему огромному удивлению, постоянно пил воду. Неремеш пояснил нам, что Мендере должен загасить пламя, бушующее в его животе. Тогда поняли мы, что Мендере действовал исключительно ради нашего блага. Ибо не хотел он, чтобы наши шатры загорелись.

После трапезы попросил нас Валешар отвести его спутников к морю. Хотя и боялись мы гирата огня, однако из почтения к Валешару приняли всех троих. Гираты не говорили на нашем языке, а мы не знали того, на котором говорили они. Поэтому мы обменялись всего несколькими словами. Мы восхищались тем, с каким самопожертвованием пил воду за нас Мендере. Не отказывался и от вина, чтобы удержать огонь. Когда же после этого он потребовал раки, испугались мы, что Мендере только разожжет свой огонь. Однако кто противится слову друга Валешара? И пил гират раки. Сначала ничего не произошло. Однако ночью поднялся такой стон и плач, что мы сначала бежали из лагеря, поскольку решили, что пришли гули. Однако когда мы снова осмелились прийти в лагерь, то увидели Мендере, катавшегося по земле и сражавшегося с огнем, который пробудил в нем напиток раки.

Чем больше приближались мы к морю, тем более огненной становилась кожа Мендере. Только руки Неремеша могли отогнать огонь от лица и рук Мендере. С того дня решили мы: никогда не давай пить раки гирату огня!

Наконец мы достигли моря, и трое гират попрощались с нами в нескольких словах, которые они выучили на нашем языке. Они пошли по направлению к Искендрии и оставили нас в недоумении. Интересно, что нужно им было в Искендрии? Наверняка они путешествовали по поручению своего господина. Ибо народы пустыни давно знают, что жители Искендрии настолько глупы, что отказывают в дани Валешару. А теперь к ним направлялась гибель в лице его спутников.

В Искендрии

Путь через пустыню был для Фародина сущим мучением. Иногда ему казалось, что дюны насмехаются над ним. Неисчислимы были песчинки, они напоминали ему о том, насколько неразрешима его задача. Он мог только надеяться на то, что его чары со временем станут сильнее. Фародин собирался оставаться верным пути, на который вступил. Его непоколебимость привела его к Нороэлль спустя почти семь сотен лет, и на этот раз он тоже придет к ней. Он был преисполнен решимости отыскать достаточно песчинок из разбитых песочных часов, чтобы разрушить заклинание Эмерелль, и пусть на это уйдут столетия.

Фародин посмотрел на высокие стены города, выросшие на горизонте. Искендрия. Разумно ли было приходить сюда? Им снова придется пройти через звезду альвов. А творить заклинание опасно. А если они совершат прыжок во времени? Вероятно, они даже не заметят этого. А для Нороэлль это будет означать еще много лет одиночества. Если в этой библиотеке они действительно обретут возможность разорвать заклятие Эмерелль и обнаружить ту звезду альвов, через которую ушла в Расколотый мир Нороэлль, то их поискам быстро придет конец. Однако Фародин был настроен скептически. Возможно ли, чтобы Эмерелль не знала о существовании библиотеки? Вряд ли. Значит, исходила из того, что все те знания не помогут. Может ли быть, что королева ошибается? Он размышлял об этом на протяжении всего путешествия. Но тратить время на пустые размышления было глупо. Ответ можно было отыскать только в библиотеке.

В воздухе стоял легкий запах разложения. Фародин поднял голову. Они почти добрались до города.

Последнюю милю пути до Искендрии обрамляли могилы. Безвкусица, которую могли выдумать только люди, подумал эльф. Кому же захочется, чтобы его при въезде в город приветствовали памятники мертвым? Склепы и кичливые мавзолеи стояли вплотную к дороге. Дальше от дороги, в пустыне, были могилы попроще, уменьшаясь до единственного камня, обозначавшего место, где в песке был зарыт мертвец.

При захоронениях в роскошных склепах из мрамора и алебастра, однако же, очевидно, люди отказались от того, чтобы предавать тела земле. Фародин пожалел, что люди не потратили столько же усилий на изготовление плотно закрывающихся саркофагов, сколько пошло на украшение могильников статуями. Они изображали зачастую довольно молодых мужчин и женщин. Не удивительно, что в городе, который приветствует путников могильным смрадом, не стареют! Если верить статуям, то среди богачей города было только два типа людей: те, кто смотрели задумчиво и выглядели так, словно относятся к себе до ужаса серьезно, и другие, очевидно, относившиеся к жизни как к празднику. Скульптуры последних в вальяжных позах держали бокалы с вином, вероятно, таким образом желая здоровья проезжающим.

Более свежие могилы и саркофаги были расцвечены кричащими красками. Фародин с трудом понимал, как люди могут так заблуждаться насчет того, что выглядит красиво… С обведенными черным глазами, в оранжевых платьях с пурпурно-красной накидкой… Со старых статуй и надгробных камней песок пустыни давно содрал краску. Поэтому они гораздо меньше оскорбляли взор зрителя.

Нездоровое впечатление, которое производила Искендрия на любого путешественника, немного смягчали женщины, стоявшие вдоль дороги. Они встречали гостей города зазывными улыбками и приветливыми жестами. В отличие от жителей пустыни, они не защищали себя от солнца просторными нарядами и вуалями. Они старались показать как можно больше кожи, правда, их лица и руки были покрыты толстыми слоями пудры и краски. Некоторые отказались от одежды совсем, разрисовав кожу причудливыми узорами из спиралей и змеевидных линий.

Мандред, которому, очевидно, такой способ приветствия был знаком, махал женщинам руками. Он пребывал в наилучшем расположении духа. Широко улыбаясь, он поворачивал голову, чтобы не пропустить ни одной.

Они ехали прямо по мощенной крупными булыжниками мостовой к стенам Искендрии. Чуть впереди двигался караван. Он состоял из тех отвратительных животных, которых люди называли верблюдами, и небольшой группы взволнованно переговаривавшихся негоциантов. Внезапно один из купцов отделился от каравана и подошел к женщине с неестественно рыжими волосами. Она сидела, широко расставив ноги, на тумбе у могилы члена гильдии мраморщиков. После коротких переговоров он что-то вложил ей в руку, и они оба исчезли за наполовину развалившимся мавзолеем.