Из прошлого: далекого и близкого - Николай Яковлевич Мерперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В южной стене дверной проем располагался на уровне 10,30-11,40 м. Длина его основания 1,20 м, высота проема 1,20 м, глубина 1,10м. Такова на этом участке толщина стены башни №37. Порог выражен гораздо менее четко, чем в северном проеме. Но каменная вымостка, проникшая в башню через северный проем, пересекает ее и выходит через южный проем, покрывая значительную часть большой и весьма сложной по оформлению площадки перед ним. Проемы, безусловно, одновременны. И оба относятся к раннему периоду существования башни, связанному с поверхностью второй террасы на уровне 11,00. При дальнейших значительных перестройках оба были перекрыты: южный проем был забутован строительными остатками, скрепленными спрессованной глиной, северный же не только забутован, но и перекрыт дополнительной стеной, примкнутой к соответствующему фасу башни. Всего выделяются четыре нивелировочных дневных поверхности — платформ времени функционирования храмового комплекса Телль-Хазны I. Первой мы уже касались, средняя глубина ее от репера 12 м, основной показатель — обводный вал №17 (и, возможно, ров).
Вторая платформа перекрывает первую на глубине около 10 м от 0. На ней основаны вторая обводная, уже сырцовая, стена, прослеженная почти по всей южной половине телля на протяжении более 90 м. Ширина ее — 2 м, высота 6 м, за стеной расположены основные фундаментальные сооружения теменоса, включая и «протозиккурат» №37. К последнему с запада и с востока подходят системы монументальных сооружений, примыкающих друг к другу и носящих как храмовый, так и фортификационный характер, составляя дополнительную названной стене линию обороны. С севера к ним примыкают на той же поверхности (10 м ниже 0) еще два ряда храмовых построек, в одном из которых открыт стол для жертвоприношений у западной стены, под нижней частью консоли перекрытия. Западная часть основного ряда сооружений второй террасы (10 м от 0) завершается большим помещением 5×4 м (№2) глубиной около 3 м, скорее всего, складского характера, свидетельствующего о продолжении овала к северо-западу. Сооружения этого участка сильно разрушены.
Центральная же часть построек второй террасы — к северу от «протозиггурата» №37 вплоть до третьей террасы — условно названа нижним храмом. На ней стояли 5 смежных прямоугольных камер, высотой 4,5-5,0 м, общая южная стена которых была украшена четырьмя пилястрами, третья в этом ряду постройка №24 подстилалась вымощенной камнем полосой, спускавшейся к северному дверному проему «протозиккурата №37» и пересекала его внутреннее помещение вплоть до южного проема, через который выходила во внутренний прямоугольный двор башни.
Постройки теменоса. Третий строительный уровень. Финальный период. Изометрическая проекция. Рисунок П.Ю. Черносвитова
Отмечу, что полоса построек третьей террасы сохраняет плановые принципы двух нижних, что доказывает гомогенность как архитектурного, так культового развития памятника. Вместе с тем, в сериях взаимосвязанных сооружений и второй, и третьей террас заметное место занимают большие, даже огромные помещения для хранения продовольственных запасов, прежде всего зернохранилища. В одних случаях они углублены в землю, как уже упоминавшаяся кубическая камера со стороной 2 м, углубленная в землю на уровне второй платформы в ряду наземных сооружений, примыкающем с запада к западному же фасу башни №37. К восточному же ее фасу примыкает безусловно культовая постройка 69а-в. Это, скорее всего, первый горизонт кирпичного строительства раннединастической эпохи на Телль-Хазне I, перекрывший урукский слой. Я уже указывал, что раскопки Телль-Хазны I успешно продолжаются и невозможно предвидеть, что может еще преподнести нам этот воистину уникальный памятник. Но ряд важных заключений может быть уверенно обоснован уже сейчас. Сам я, к сожалению, покинул экспедицию в 2004 г., проработав в ней 16 лет и нарушив все возрастные нормы, но основная ее часть, во главе с Р.М. Мунчаевым, год от года преумножает ее открытия. Ряды экспедиции пополнили новые прекрасные силы, воспринявшие и совершенствующие, скажем без ложной скромности, российскую традицию ближневосточных археологических исследований.
Хотел бы рассказать о некоторых, безусловно обоснованных заключениях, опирающихся на данные более чем двадцати лет масштабных исследований.
Прежде всего, функциональное определение памятника. Это действительно крупнейший культовый местный центр, что решительно способствовало как духовной, так и социальной консолидации населения и взаимодействия ряда его слоев. Этот факт привел к осознанию необходимости создания определенной организационной системы, соответствующей достигнутым духовным началам. И специфика памятника с должной полнотой раскрывается понятием культово-административный центр, охватывающим две безусловные функции сооружения.
Еще раз упомяну о подлинной уникальности Телль-Хазны I, начиная с ее необычной платформно-террасной общей схемы. Следует отметить, что и в Южной, и в Северной Месопотамии постройки с подобной же общей схемой или отдельными ее элементами известны уже с двадцатых годов XX века. Таковы храм Нинхурсаг в Телль-Убейде, Телль-Укейр вблизи Дамаска и Ходейда на Диале. Наиболее близок центральному комплексу Верхнего храма Телль-Хазны I овальный храм Ходейды (Тутуба).
Уже сейчас Телль-Хазна I может полноправно считаться самым широко исследованным памятником конца IV — первой четверти III тысячелетия до Р.Х. В значительной мере исследования определят пути дальнейшего изучения этого важнейшего периода, в равной мере — и протогородского, и протописьменного, в полной мере — «урбанистической революции» как в Сирии, так и во всей Месопотамии, и ряде обширных смежных (да и далеких) территорий. Вместе с тем, исследования в Сирии значительно расширили хронологические и проблемные рамки разработки российской экспедицией кардинальных проблем сложения древнейшей в мире месопотамской цивилизации.
Теперь о поставленном в начале настоящего раздела вопросе соотношения и взаимозависимости процессов экономического и культурного развития Сирии и того, что мы называем «собственно Месопотамией». Здесь исследования экспедиции дали конкретный материал и для праистории (дописьменная и догородская эпоха), и для древнейшей истории (протописьменная и раннегородская эпоха).
Исследования этого материала безусловно доказывают абсолютную единовременность, единый темп, единство характера, единство и даже форму последствий указанных процессов в обоих регионах. Ни малейших признаков какого-либо отставания одного от другого указать невозможно.
