Шри Ауробиндо. О себе - Шри Ауробиндо

Овладеть с достаточной степенью надежности Светом и Силой супраментального существа – вот главная задача, на достижение которой устремлено теперь действие Силы. Но остатки старой привычки к интеллектуальному мышлению, к ментальной воле настолько упорны в своем сопротивлении и трудноискоренимы, что мы движемся вперед с трудом, на ощупь и постоянно скатываясь назад, теряя уже достигнутое. Во мне больше их нет – слепых, глупых, механических, неисправимых, даже когда они понимают свою несостоятельность, привычек, но они вьются рядом и навязывают уму свои идеи всякий раз, когда он пытается быть открытым только для супраментального Света и для высших распоряжений, и потому Знание и Воля достигают Ума в искаженной, неверной и нередко обманчивой форме. Тем не менее, всё это только вопрос времени: осаждающие привычки потеряют силу и в конце концов рассеются.

Дорогой Баптиста[351] ,

Ваше предложение весьма заманчиво, но я, к сожалению, должен ответить отказом. Из уважения к вам хочу изложить свои доводы подробно. В первую очередь, дело в том, что я сейчас не готов вернуться в Британскую Индию. Причины в политических препятствиях и не только. Насколько я понимаю, вплоть до сентября прошлого года Бенгальское правительство (и, вероятно, Мадрасское правительство) возражали против моего возвращения в Британскую Индию, а на практике их возражения означали, что в случае, если я все же там появлюсь, меня либо сошлют, либо отправят в тюрьму в соответствии с тем или иным замечательным Законом, которые, думаю, существуют до сих пор, помогая утверждать новую эру доверия и сотрудничества. Полагаю, другие правительства других провинций также были бы от меня далеко не в восторге. Возможно, Обращение[352] изменило ситуацию, но едва ли – я его прочел, и в нем говорится не об амнистии, а об уступках и благих намерениях, ограниченных осторожностью вице-короля. У меня сейчас слишком много работы, чтобы тратить время на праздный досуг в качестве невольного гостя правительства. Но даже если бы мне гарантировали полную свободу действий и передвижений, я не мог бы сейчас взять и всё здесь бросить. Я приехал в Пондичери, потому что свобода и покой мне были нужны ради определенной цели, не имеющей отношения к политике – в которой я не принимал прямого участия со времени приезда сюда, хотя по-своему всегда делал для своей страны все, что мог, – и я не могу вернуться к какой бы то ни было публичной деятельности, пока эта цель не достигнута. Но окажись я в Британской Индии, я посчитал бы своим долгом немедленно с головой погрузиться в политическую борьбу. Пондичери для меня убежище, пещера для тапасьи, но не для аскезы, это мое личное изобретение. Я должен завершить начатое, должен быть, прежде чем уехать отсюда, внутренне вооружен и снаряжен для продолжения работы.

Дальнейшее подскажет сама работа. Я отнюдь не смотрю на политику и политическую деятельность сверху вниз и не считаю себя выше их. Я всегда делал и делаю основной упор на духовной жизни, однако моя идея духовности не имеет ничего общего с аскетическим самоустранением или презрением, отвращением к мирской жизни. Для меня и нет ничего мирского; с моей точки зрения, любая человеческая деятельность может быть включена в полноценную духовную жизнь, а важность в настоящее время политики весьма велика. Однако моя линия и мои политические планы существенно отличались бы от всех, какие сейчас есть в политическом поле. Я вошел в политику в 1903-м и занимался ею до 1910 года с одной единственной целью – вселить в умы людей твердую волю к свободе и к борьбе за свободу взамен бесплодного ожидания результатов от невнятных в те времена действий Конгресса, как это было тогда модно. Теперь цель достигнута, и Конгресс в Амритсаре[353] это закрепил. Воля к действию пока что не настолько четкая и практическая, и тем более не настолько организованная, не поддержана действием, как хотелось бы, но она есть, и есть немало умных и сильных лидеров, чтобы ее направлять. Думаю, что, несмотря на неадекватность реформ, эта воля к независимости – если страна сохранит свой нынешний дух, в чем я не сомневаюсь – скоро станет всеобщей. Меня же сейчас больше занимает вопрос, что страна собирается делать со своей независимостью, как использует свою свободу, в каком направлении двинется к своему будущему?

Вы можете задать вопрос, почему бы мне не приехать и самому не помочь, насколько это в моих силах, определить ее направление. Однако мой ум имеет обыкновение забегать раньше времени вперед – некоторые могли бы сказать: убегать из времени в идеальный мир. Ваша партия, как вы говорите, решила стать социал-демократической. На сегодняшний день я верю в модель, которую можно назвать социал-демократической, однако не в ту, какая существует сейчас, и мне отнюдь не нравится европейская социал-демократия, каким бы шагом вперед по сравнению с прошлым она ни казалась. Я придерживаюсь той идеи, что Индия, у которой есть свой собственный дух и тип управления, соответствующий ее культуре, должна в политике, как и во всем остальном, идти своим путем, а не плестись в хвосте у Европы. Но именно это и ждет ее, если сейчас, при нынешнем хаотическом и неподготовленном состоянии умов, она встанет на этот путь. Все, разумеется, говорят о том, что Индия должна держаться собственной линии, но, кажется, ни у кого нет ясного, обоснованного представления о том, какой эта линия должна быть. И по этому вопросу у меня есть свои сформировавшиеся представления и ряд идей, с которыми в настоящее время могли бы согласиться очень немногие – поскольку главное в них их бескомпромиссный духовный идеализм довольно необычного толка, мало кто понял бы их, зато много кто счел бы преступлением и камнем преткновения. У меня самого пока что нет ясного и полного представления об их практическом применении, нет сформулированной программы. Короче говоря, сейчас я ищу свой путь мысленно на ощупь и не готов ни пропагандировать идеи, ни действовать. Даже если бы был готов, мне потребовалось бы время, чтобы в одиночку вспахать свою борозду, или, по меньшей мере, свобода, чтобы идти своим путем. Как издатель партийной газеты, я был бы вынужден давать слово другим и не высказывать своего мнения, и хотя я всецело сочувствую главной линии прогрессивных партий в том, что касается сегодняшних действий, и если бы я вступил в игру, то сделал бы всё возможное, чтобы им помогать, но подобные самоограничения противоречат моей природе, по крайней мере, в той степени, какую требует положение издателя.

Простите за пространные объяснения. Я считал необходимым объяснить всё подробно, чтобы не произвести впечатления, будто я отвечаю отказом из-за какого-либо притворства, или душевного равнодушия, или нежелания услышать зов страны, или из-за недостатка сочувствия к тому делу, которое вы и другие выполняете столь замечательно. Еще раз выражаю сожаление в том, что вынужден вас разочаровать.

Дорогой доктор Мунджи[354] ,

Как я вам уже телеграфировал, я не вижу возможности принять ваше предложение стать Президентом Конгресса в Нагпуре[355] . Препятствием тому служит ряд причин, в том числе политического характера. Во-первых, я никогда не заявлял и не собирался заявлять о личной преданности делу Конгресса, поскольку у меня есть свое дело совершенно иного характера. Во-вторых, за время, прошедшее после моего отъезда из Британской Индии, мои мировоззрение и взгляды изменились и теперь существенно отличаются от тех, что были раньше, а поскольку они далеки от реалий сегодняшнего дня и лежат за рамками политической деятельности, то на Конгрессе я оказался бы в весьма затруднительном положении, не зная что говорить. Я всецело сочувствую всем, кто работает ради свободы Индии, однако едва ли смог бы принять взгляды, изложенные в программе какой бы то ни было партии. Президент Конгресса является рупором Конгресса, и отпускать из президентского кресла собственные высказывания, абсолютно далекие от того, что думает и делает Конгресс, было бы неуместно до нелепости. Помимо того, теперь на президенте Конгресса лежит ответственность перед Всеиндийским комитетом Конгресса, а также он отвечает за политику Конгресса в течение года и за чрезвычайные ситуации, какие могут возникнуть за это время, и я не только не хочу брать на себя эту ответственность (и не только по принципиальным соображениям или, возможно, из-за неумения выполнять официальные функции или впрягаться в любого рода упряжки), но я был бы попросту не в состоянии справиться со своими обязанностями, поскольку не готов внезапно отказаться от выполнения намеченной мной программы и немедленно переселиться в Британскую Индию. Все эти причины так или иначе помешали бы мне принять ваше предложение.