Структура и динамика психического (сборник) - Карл Юнг

632 Воспитание задействует психологические факты и пытается при помощи максим и идеалов внушить надлежащие установки, из которых многие и в самом деле всю жизнь остаются действенными в качестве руководящих принципов. Они овладевают человеком, подобно духам. На более примитивной ступени их воплощением служит образ наставника, пастыря, который персонифицирует и конкретизирует руководящий принцип в форме символической фигуры.

633 Здесь мы приближаемся к понятию «духа», выходящему далеко за рамки анимистической формы слова. Поучительная сентенция или мудрое изречение, как правило, несколькими меткими словами резюмируют богатый опыт и результат стараний отдельных людей, прозрения и выводы. Если, например, подвергнуть обстоятельному анализу евангелическое изречение: «И последние станут первыми», пытаясь воссоздать все те переживания и реакции, которые привели к формулировке этой жизненной мудрости, то нельзя не удивляться богатству и зрелости стоящего за ней опыта. Это «внушительное» суждение, которое властно запечатлевается в уме и может навсегда им овладеть. Те сентенции или идеалы, которые содержат в себе богатейший жизненный опыт и глубочайшие размышления, составляют то, что мы называем «духом» в самом высоком понимании этого слова. Если ведущий принцип такого рода обретает над нами неограниченное господство, то прожитую в соответствии с ним жизнь мы называем «одухотворенной» или «духовной» жизнью. Чем безусловнее и чем настойчивее влияние высшего представления, тем в большей степени оно по своему характеру является автономным комплексом, который является для эго-сознания непоколебимым фактом.

634 Однако нельзя не учитывать, что эти максимы или идеалы – не исключая даже наилучшие из них – не являются волшебными словами, могущество которых беспредельно; они становятся господствующими только при определенных условиях, а именно тогда, когда изнутри, от субъекта, нечто идет им навстречу – аффект, который готов принять предложенную форму. Только благодаря реакции души идея или некий руководящий принцип могут стать автономным комплексом; без нее идея остается подчиненным воле сознания понятием, лишенным собственной энергии простым инструментом интеллекта. Идея, будучи всего лишь интеллектуальным понятием, не оказывает влияния на жизнь, потому что в таком состоянии она является не более чем простым словом. И наоборот, если идея приобретает значение автономного комплекса, она через душу воздействует на жизнь индивида.

635 Но и тут нельзя принимать те же самые автономные установки за нечто, что осуществляется благодаря нашему сознанию – нашему сознательному выбору. Когда я прежде говорил, что, кроме этого, здесь необходимо со действие души, то с таким же основанием я мог бы сказать, что для порождения автономной установки должна иметься лежащая по ту сторону сознательного произвола бессознательная готовность. Нельзя, так сказать, захотеть быть духовным. Ведь все, что мы можем выбрать и к чему можем стремиться, всегда находится в рамках нашего усмотрения и подчинено нашему сознанию и поэтому никогда не может стать чем-то, что было бы избавлено от сознательного произвола. Таким образом, то, какой принцип будет управлять нашей установкой, – это скорее вопрос судьбы.

636 Разумеется, могут спросить: разве нет людей, у которых высшим принципом является собственная свободная воля, так что любая установка выбирается ими намеренно? Я не думаю, чтобы кто-нибудь был в состоянии достичь такого сходства с богами, но я знаю, что очень многие люди, будучи одержимы героической идеей абсолютной свободы, к этому идеалу стремятся. Все люди в чем-то зависимы, в чем-то все несамостоятельны, поскольку они не боги.

637 Наше сознание отнюдь не выражает человеческую тотальность, напротив, оно является и остается частью. Как вы помните, в начале своего изложения я указал на возможность того, что наше эго-сознание необязательно является единственным сознанием в нашей системе и, воз можно, оно бессознательно подчинено более широкой сознательности, так же как более простые комплексы подчинены комплексу эго.

638 Пожалуй, я не знаю, каким образом мы могли бы доказать, что в нас существует более высокая или более широкая сознательность, чем «Я»-сознание; но если таковая существует, то она должна и будет заметно нарушать эго-сознание. То, что я под этим подразумеваю, хотелось бы пояснить на простом примере. Предположим, что наша оптическая система имеет собственное сознание и поэтому является своего рода личностью, которую мы назовем «зрительной личностью». Перед зрительной личностью открывается прекрасный вид, в созерцание которого она погружается. Вдруг акустическая система слышит сигнал автомобиля. Это восприятие остается для оптической системы неосознанным. Теперь от эго следует, опять-таки бессознательный для оптической системы, приказ к мускулам, телу переместиться на другое место в пространстве. Из-за передвижения объект у зрительного сознания внезапно отбирается. Если бы глаза могли думать, то, пожалуй, они пришли бы к выводу, что мир света подвержен всевозможным и непонятным нарушающим факторам.

639 Если же существовало бы более широкое сознание, сознание, которое, как я указывал раньше, было бы отображением всего человека, то нечто в этом роде должно было бы происходить и с нашим сознанием. Существуют ли действительно такие непонятные нарушения, с которыми не может совладать воля и которые нельзя устранить намеренно? И есть ли где-то в нас нечто незатрагиваемое, которое мы могли бы заподозрить в качестве источника таких нарушений? На первый вопрос мы сразу можем ответить утвердительно. Не говоря уже о невротических личностях, мы легко можем обнаружить у нормальных людей явные вмешательства и нарушения из другой сферы: неожиданно может измениться настроение, проходит мимолетная головная боль, вдруг вылетает из головы имя знакомого, которого надо было представить, целый день нас преследует мелодия, хотелось что-то сделать, но желание для этого непонятным образом пропало, человек забывает то, чего нельзя было забывать ни в коем случае, кто-то с удовольствием бы поспал, но сон словно заколдован, наконец он засыпает, но фантастические дурные сновидения нарушают сон, человек ищет очки, которые сидят у него на носу, неизвестно где оставлен новый зонтик. Этот список можно было бы легко продолжать до бесконечности. Если же приступить к исследованию психологии невротиков, мы сразу начинаем вращаться среди самых парадоксальных нарушений. Возникают баснословные болезненные симптомы, а ведь ни один орган не болен. Без малейшего нарушения со стороны тела температура подскакивает до 40 градусов, совершенно необоснованные удушливые состояния страха, навязчивые представления, бессмысленность которых признает сам пациент, сыпи, которые появляются и проходят безо всякого основания и терапии. И здесь список также бесконечен. Безусловно, для каждого случая есть более или менее приемлемое объяснение, которое, однако, для следующего случая уже не годится. Но над существованием нарушений не может господствовать неопределенность.

640 Что же касается второго вопроса – относительно происхождения нарушений, – то следует обратить внимание на разработанное медицинской психологией понятие бессознательного и приведенные ею доказательства в пользу основания этих нарушений на бессознательных процессах. Это похоже на ситуацию, когда наша зрительная личность обнаружила бы, что, помимо очевидных определяющих факторов, должны существовать еще и невидимые. Если не все ложно, то бессознательные процессы отнюдь не кажутся неразумными. Им совершенно несвойствен характер автоматического и механического. То есть они ни в коем случае не уступают в тонкости сознательным процессам, более того, не так уж редко они значительно превосходят благоразумие сознания.

641 Возможно, придуманная нами оптическая персона будет сомневаться, что внезапные нарушения ее мира света исходят от сознания. И мы точно так же можем сомневаться в существовании более широкого сознания, не имея для сомнений больших оснований, чем оптическая персона. Но так как нам не удается понять более широкое сознание, поскольку мы просто не в состоянии сделать это, то, пожалуй, мы поступаем правильно, называя непонятную для нас сферу бессознательным.

642 В этом месте изложения я вновь возвращаюсь к поднятому вначале вопросу о более высоком уровне сознания, потому что интересующая нас здесь проблема определяющей жизнь энергии духа связана с процессами, лежащими по ту сторону эго-сознания. Ранее я как бы мимоходом заметил, что без аффекта идея никогда не смогла бы стать жизнеопределяющей величиной. Кроме того, возникновение определенного образа мыслей я назвал вопросом судьбы, чтобы выразить этим, что наше сознание не способно произвольно создавать автономный комплекс. Если он не закрыт для нас и не доказывает явного превосходства над сознательной волей, то он как раз и не будет никогда являться автономным. Он, собственно говоря, и представляет собой одно из тех нарушений, которые исходят из темных сфер психики. Когда я ранее говорил, что навстречу идее должна идти душевная реакция, то под этим мною подразумевалась бессознательная готовность, которая благодаря своему аффективному заряду достигает глубин, уже недоступных нашему сознанию. Таким образом, здравый смысл нашего сознания совершенно не в состоянии разрушить корни нервных симптомов; для этого необходимы эмоциональные процессы, которые сами способны оказать влияние на симпатическую нервную систему. Поэтому мы могли бы с полным правом сказать, что настоятельная идея подается эго-сознанию в виде безусловного приказа, причем такая формулировка является вполне приемлемой для характеристики более широкого сознания. Тот, кто осознает основной принцип, которым он руководствуется, знает, с каким беспрекословным авторитетом этот принцип распоряжается нашей жизнью. Но, как правило, сознание слишком занято достижением своих иллюзорных целей и поэтому никогда не дает себе отчета о природе определяющего его жизнь духа.