The Beatles. Антология - The BEATLES

Если вдуматься, у нас было много общего. Мы родились почти в один день, значит, у нас с ним общий знак — Рыбы. Мы занимали одинаковое положение в самых известных группах мира: он в группе Мика и Кита, а я в группе Пола и Джона. По-моему, он относился ко мне очень хорошо, а я симпатизировал ему. У кого-то, может, и не хватало на него времени, а я находил его чрезвычайно интересной личностью".

Джон: «С годами он опускался и изменялся. В конце концов он превратился в человека, голос которого боишься услышать в трубке, зная, что с ним хлопот не оберешься. Он много выстрадал. Но вначале с ним было все в порядке, он был молодым и уверенным в себе. Бывает такое: человек опускается у тебя на глазах. С Брайаном произошло именно такое. Поначалу все было хорошо. Он был, может, и не гением, но вполне славным малым» (70).

Пол: "Брайан был нервным парнем, очень застенчивым и вполне серьезным. Похоже, он слишком увлекся наркотиками, это было видно по тому, как у него дрожали руки. Но он был все-таки славным. Мы знали, что он сидит на героине. Я знал, что такое героин, но не имел о нем полного представления и, помню, даже расспрашивал о нем Роберта Фрейзера. Кажется, это он сказал мне: "С героином не возникает никаких проблем, пока у тебя есть на него деньги. Старик, тех, кто сидит на нем, миллионы. И я почти поверил ему. Но, к счастью, что-то подсказало мне: «Нет, тут что-то не так», — поэтому я не стал пробовать героин. Мне повезло.

Я был у Джона Данбара, когда один из его друзей пришел, перетянул руку жгутом, достал шприц и укололся. Это было неприятно, но я должен был это увидеть. Я не мог остановить его, потому что не могу лезть не в свою жизнь, но наблюдать за ним было страшно. Мне сказали потом, что уже на следующей неделе этот парень умер, так что я сразу увидел, что ждет таких же, как он".

Джордж: «Я женился на Патти 21 января 1966 года. Шафером был Пол. Мы поженились в Эпсоме, а медовый месяц провели на Барбадосе».

Джон: «Первоначально идея этой обложки была другой: Пол без головы. Но он не согласился».

Джордж: "Для американского альбома 1966 года «Yesterday and Today» («Вчера и сегодня») был сделан противоречивый конверт. Кажется, Брайан Эпстайн познакомился с фотографом из Австралии по имени Роберт Уитакер, который приехал в Лондон, где Брайан и представил его нам. Он был авангардистом и довольно активно публиковался. Он устроил сеанс фотосъемки, который лично мне в то время не понравился.

Я думал, что это вульгарно и вместе с тем глупо. Порой все мы делали глупости, считая, что это выглядит клево или стильно, но на самом деле все выглядело тупо по-детски, и эти съемки — как раз из этой серии. Но каждому из нас пришлось участвовать в съемках, потому что мы были не сами по себе — мы были группой, где все делают все вместе.

Вот мы и надели для снимков халаты мясников. Увидев фотографии, мы подумали: "Брр… неужели это мы?" У меня снимки вызвали отвращение, особенно куклы-младенцы без голов. Что, черт побери, все это значит?

Когда кто-нибудь видел снимки, он задавал вполне уместный вопрос: "И вы думаете, что вам в самом деле нужна такая обложка для альбома?" В компании звукозаписи нам сказали: "Такая обложка вам ни к чему. Лучше сделаем симпатичный снимок, на котором все вы сидите в коробке".

Нил Аспиналл: «Идея обложки с „мясниками“ пришла в голову Бобу Уитакеру. Достаточно сомнительная идея, как мне кажется. Речь шла об обложке для американского альбома, который должна была выпустить компания „Кэпитол Рекорде“. Она всегда издавала другие версии, отличающиеся от английских, — и розничные торговцы пришли в ужас. Не знаю, сколько копий было отпечатано, но реакция на альбом была всегда одинаковой: „Это что еще такое?!“ Ребята из „Капитал“ наклеили заново отпечатанные обложки поверх старых, для уже выпущенных пластинок, а при выпуске следующего тиража печатала уже только новые снимки. Но те, кто купил пластинки из первой партии, отпаривали новые, наклеенные сверху обложки, и находили под ними фото „мясников“. Но сохранилось их не так уж и много».

Пол: "В те времена, когда мы приходили на съемки, у фотографа обычно уже была какая-то идея. Когда-то Дезо Хоффман попросил нас надеть очки. Я сказал: «Я не ношу очки, Дезо». А он возразил: «Да, но, если ты их наденешь, я смогу продать эти фотографии магазинам, торгующим очками по всему миру». Постепенно мы начали понимать, как все делается в этом мире. Мы привыкли, что фотографы предлагают самые невероятные идеи. Иногда мы спрашивали, почему они предлагают то или другое, и нам отвечали: «Так будет отлично», — и мы соглашались.

Мы уже несколько раз фотографировались у Боба, он знал наши характеры, знал, что нам нравятся черный юмор и жутковатые шутки. В те времена они преобладали. И он сказал: "У меня есть идея: наденьте вот эти белые халаты". Мы не усмотрели в этом ничего предосудительного. Просто куклы и куски мяса. Я не понял его объяснения, но его идеи показались мне гораздо более оригинальными, чем, скажем, очки у других фотографов.

У него уже был некоторый опыт подобных съемок. Помню, однажды он принес полистирол, который мы должны были ломать. Когда были сделаны эти снимки, все выглядело так, будто мы крушим все вокруг, но только потому, что нас попросили осуществить эту идею примерно так же, — так появилась и обложка с "мясниками". Нам это понравилось, мы думали, она будет ошеломлять и шокировать, мы не обратили внимания на скрытый подтекст.

Компания "Кэпитол Рекордс" отказалась от этой обложки, но не надо забывать, что в то время из спорных идей вообще мало что проходило. Помню, как сэр Эдвард Льюис, глава "Декки", отверг обложку альбома "Стоунз" потому, что на ней изображалось сиденье от унитаза, покрытое граффити. Мик пришел поговорить с нами об этом, я позвонил сэру Эдварду и сказал, что, по-моему, надо оставить обложку такой, как есть, но он не согласился. Мы были не прочь время от времени шокировать публику — это было частью нашего имиджа".

Ринго: "Не знаю, как это случилось. Не знаю, как вышло, что мы оделись в халаты мясников и сели, разбросав вокруг куски мяса. Если присмотреться к нашим глазам, вы увидите, что никто из нас по-настоящему не понимал, что мы делаем. Это было всего лишь очередным эпизодом из нашей жизни.

Обложка показалась нам замечательной, потому что мы были ребята веселые и только и думали: "Давайте-ка вытворим что-нибудь этакое!" Нелепо было и то, что эту запрещенную обложку заклеили другой, и все начали заглядывать под нее. Конверт моментально превратился в коллекционную редкость — боюсь, у меня ее нет, потому что в те дни никто из нас не думал, что надо бы сохранить это".

Джон: "Мы сделали эти снимки в Лондоне, на одной из фотосессий. К тому времени мы уже ненавидели съемки — они были серьезным испытанием, во время которого мы должны были выглядеть как обычно, тогда как чувствовали мы себя часто совсем иначе. Этот фотограф оказался сюрреалистом, он принес каких-то кукол, куски мяса и медицинские халаты, вот мы и надели их, и ничего особенного мы не чувствовали, поверьте. Я терпеть не могу все время играть в одну и ту же игру, а нам полагалось быть чем-то вроде ангелочков. Я хотел дать всем понять, что мы знаем жизнь, и потому настаивал, чтобы альбом выпустили с такой обложкой. Я бы сказал, я приложил все усилия, чтобы его выпустили и оставили в таком виде.

Я особенно настаивал на том, чтобы эти снимки были на обложке альбома, — это разрушило бы наш прежний имидж. Так его и выпустили в Америке: обложку напечатали и пустили в продажу около шестидесяти тысяч экземпляров, а потом, как обычно, поднялся шум, все альбомы отослали обратно, они были изъяты из продажи, а жуткие снимки заклеили другой нашей фотографией, на которой у нас довольно затравленный вид, но предполагалось, что мы изображаем счастливую и удачливую четверку. Мы пытались сделать нечто нестандартное. Мы разрабатывали оформление обложек и контролировали их оформление в Англии, но в Америке всегда выпускали больше альбомов, поэтому им всегда требовались другие фотографии, другие обложки. Мы часто спрашивали, почему нам нельзя выпустить в Америке пластинку с записью четырнадцати песен, потому что мы выстраивали песни альбома в определенном порядке, так, как они, по нашему мнению, и должны были звучать, и вкладывали в это немало труда. Но нам не разрешали издать на американской пластинке четырнадцать песен, говорили, что есть какое-то правило или что-то еще. В результате нам было почти все равно, что происходит с нашими альбомами в Америке, пока мы не задумались и не заметили (к примеру), что восемь песен — это ауттэйки, а сама пластинка начинается с какого-то невнятного бормотания. Теперь все это звучит интересно, но тогда мы просто выходили из себя. Мы делали один альбом, а они выкраивали из каждого диска целых два" (74).