Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I - Гэв Торп

— Добро пожаловать домой, любимая дочурка! — закричал он.

— Славно оказаться дома, отец. А теперь опусти меня и поприветствуй наших гостей.

Пожилой мужчина резко рассмеялся и затопал туда, где в ожидании стоял экипаж корабля. Он остановился, едва не заключив гномов в объятия. Вместо этого он низко поклонился в гномьей манере, продемонстрировав обширную талию и удивительную гибкость для своего возраста.

— Борек Вилобородый! Рад тебя видеть. Заверяю, ты найдёшь всё, что запрашивал.

— Я уверен в этом, — произнёс старый гном, кланяясь почти столь же низко.

— Готрек Гурниссон, добро пожаловать. Прошло много времени с тех пор, как ты почтил мой дом своим посещением. Я рад видеть, что тот топор всё ещё при тебе.

— Я рад вернуться, Иван Петрович Страгов, — произнёс Готрек своим наименее угрюмым тоном.

Феликс предположил, что Истребитель почти рад свиданию с кислевитом.

— А это кто же? Снорри Носокус? Я должен проследить, чтобы на твоём столе поставили ведро водки. Добро пожаловать!

— Снорри думает, что это хорошая мысль.

Один за другим все гномы поздоровались и были представлены, затем Ульрика подвела своего отца туда, где стоя ожидали Феликс и волшебник.

— И, отец, это Феликс Ягер из Альтдорфа.

— Рад знакомству с вами, — сказал Феликс, протягивая руку.

Страгов проигнорировал её, склонился к Феликсу, приветственно сжал его в объятиях, а затем расцеловал в щёки.

— Добро! Добро пожаловать! — заорал он в ухо Феликсу, достаточно громко, чтобы оглушить.

Прежде чем Феликс смог ответить, его оставили, и старик проделал то же самое со Шрейбером.

— Благодарю вас за столь восторженное приветствие, сударь, — произнёс волшебник, когда смог восстановить дыхание.

Феликс переглянулся с Ульрикой, затем с удивлением уставился на шеренгу воинов, которые выстроились вдоль дороги к дому. Иван Страгов, возможно, выглядел и вёл себя, как варвар, но не было сомнений в том, что на собственной земле он — могущественный военачальник. В качестве почётного караула выступала сотня всадников. У всех были обветренные лица и холодный взгляд, и похоже, что они умели обращаться с тем хорошо заточенным оружием, которое демонстрировали гномам. По словам Ульрики, здесь было ещё девять сотен неистовых всадников, которые поклялись в верности её отцу. Боярин Пограничья — явно важная должность. Феликс предположил, что так и должно быть, раз уж тот командует первой линией обороны от полчищ Хаоса.

— А теперь мы поедим! — загрохотал Страгов. — И выпьем!

За стенами усадьбы были установлены огромные столы. Мелкие должностные лица со всех окрестностей были приглашены на банкет — подивиться на гномий воздушный корабль. В огромных очагах на вертелах были зажарены олени. Блюда были завалены грубым чёрным хлебом и сыром. Огромные бутыли с обжигающим спиртным, которое Снорри опознал, как водку, были установлены подле каждого блюда. Как и было обещано, подле Снорри поставили ведро этого пойла.

Феликс последовал примеру местных и осушил свою рюмку одним быстрым глотком. У него возникло ощущение, что он проглотил расплавленный металл. Похоже, пары чего — то кислотного обожгли внутренность его гортани и вышли через ноздри, вызвав слёзы на глазах. По ощущениям, он, должно быть, вдохнул огонь, и единственное, что оставалось — сдерживаться и не выплеснуть всё обратно. Феликс предполагал, что подобное поведение вряд ли будет здесь уместно.

Он был рад, что сдержался, потому как обнаружил, что все наблюдают, как он воспримет свою первую пробу спирта.

— Ты пьёшь, как подобает настоящему крылатому гусару[55]! — проревел Страгов, и за всеми столами застучали своими стаканами по столам в знак согласия.

Хозяин дома потребовал, чтобы все наполнили свои стаканы, а затем прокричал:

— За Феликса Ягера, который прибыл из страны наших союзников — Империи!

Разумеется, Феликсу ничего не оставалось, как предложить ответный тост за древнюю дружбу между его народом и народом Кислева. Вскоре присоединились гномы. Феликс отметил, что по желудку разлилась приятная теплота, и немного онемели его пальцы. Водку стало пить легче — осушив больше рюмок, он перестал ощущать чувство, что та обжигает его гортань.

Поглощались горы продовольствия. Тост следовал за тостом. До темноты произносились длинные речи о дружбе и гостеприимстве. Где — то по ходу вечера Феликс утратил последовательность событий. Его голова кружилась от водки, и он был лишь смутно обеспокоен тем, что слишком много ест, слишком много пьёт, и подпевает песням, слов которых не знает. В какой — то момент вечера он был уверен, что танцевал с Ульрикой, прежде чем ту увлёк на танец Шрейбер, а затем в какой — то момент после этого его тошнило за конюшнями.

Потом он уже ничего не помнил, и большая часть воспоминаний была утрачена по вине водки и гостеприимства кислевитов. Всю свою оставшуюся жизнь Феликс был не совсем уверен, с кем разговаривал, что говорил, и как попал в комнату, что отвели для него. Однако впоследствии он был всегда рад тому, как поступил в тот день.

На следующий день Феликс проснулся с ощущением, что лошадь лягнула его в голову. «Возможно, так оно и было», — подумал он, обследовав голову на предмет синяков и ничего не заметив. Он осмотрел помещение и увидел, что полом была утрамбованная земля. Матрас был набит соломой, и кто — то набросил на него толстое лоскутное одеяло. Ночью он обслюнявил свою подушку, и мокрое пятно указывало, где располагалась его голова. По крайней мере, Феликс надеялся, что подушка всего лишь обслюнявлена.

Он поднялся на ноги и пытался припомнить, действительно ли в какой — то момент прошлого вечера он вызвал Снорри Носокуса на борцовский поединок. Его воспоминания на этот счёт были смутными, возможно, это ему всего лишь приснилось. Ощущений в перекрученных конечностях было достаточно, чтобы предположить, что Феликс участвовал в подобном дурацком занятии. Возможно, так и было.

Самое неприятное в по — настоящему крутой пьяной пирушке — никогда точно не помнишь, о чём говорил, кого мог оскорбить, кого вызывал на дурацкие поединки. Ты попросту совершаешь безумные поступки. В этот миг Феликс раздумывал — правда ли то, что алкоголь — это дар Тёмных Богов Хаоса, предназначенный делать людей безумными, как заявляют некоторые из культов в Империи, проповедующие умеренность в потреблении горячительных напитков. Хотя сейчас подобное его не беспокоило. Феликс просто полагал, что никогда снова даже не притронется к выпивке.

Раздался стук в дверь. Феликс распахнул её и прикрыл глаза от неприятного дневного света.

— Поразительно, — сказала Ульрика вместо приветствия. — Ты на ногах. Не думала, что такое возможно после того количества водки, что ты проглотил прошлой ночью.

— Столь впечатляюще, а?

— Все были под впечатлением. В особенности от того, как ты карабкался на башню воздушного корабля, пока декламировал одну из своих поэм.

— Что я сделал?!

— Я всего лишь шучу. Ты только лишь вскарабкался на башню. Большинство считало, что ты свалишься и сломаешь себе шею, но нет…

— Я действительно забрался на башню?

— Разумеется, ты что, не помнишь? Ты поспорил со Снорри Носокусом на золотой, что сможешь. В какой — то момент ты собирался проделать это с завязанными глазами, но Снорри решил, что это будет нечестное преимущество, потому как не имея возможности видеть землю, ты будешь не столь напуган. Это случилось как раз после того, как ты проиграл серебряную монету, борясь с ним на руках.

Феликс застонал:

— Что я сделал ещё?

— Когда мы танцевали, ты сообщил мне, что я самая прекрасная женщина из тех, кого ты когда — либо видел.

— Что? Прости меня.

— За что! Ты был заправским льстецом.

Феликс почувствовал, что краснеет. Одно дело льстить прелестной женщине. И совсем другое — не помнить о том, как это произошло.

— Что — нибудь ещё?

— Для одной ночи этого не достаточно? — улыбнулась она.

— Полагаю, вполне.

— Тогда ты готов прокатиться верхом?

— А?

— Ты говорил мне, что ты искусный всадник, и согласился этим утром прокатиться со мной верхом. Я покажу тебе окрестности поместья. Прошлой ночью ты воспринял это весьма воодушевлённо.

Феликс представил себя пьяным и разговаривающим с невероятно привлекательной женщиной. Он предположил, что если бы она предложила показать ему свинарники своего отца, то в том состоянии алкогольного опьянения он встретил бы подобное предложение с энтузиазмом, заслуживающим доверия.

В действительности, он проявил бы по этому поводу воодушевление в любом состоянии, кроме теперешнего. С похмелья даже вид Ульрики Магдовой представлялся менее восхитительным в сравнении с перспективой завалиться на боковую.