Дела и ужасы Жени Осинкиной - Мариэтта Чудакова

Самого же его полковник Пуговошников уговорил вернуться в Златоуст и доучиться еще один год. А потом обещал забрать в Москву, в училище МВД. Но только Ваня-опер твердо сказал, что к отцу не вернется, а жить будет у тетки. Которой, правда, кормить его не на что. Но тут дела обернулись так, что оба тезки получили премию за разыскание картины. И у Вани Грязнова неожиданно образовались какие-то деньги. Да еще сделали инвестиции в дальнейшее обучение Вани в Златоусте его московская тетка и полковник Пуговошников.

До самого отъезда в Златоуст Ваня Грязнов был в Москве все время на связи с Координатором Фурсиком и даже не раз побывал у него дома. Можно, пожалуй, сказать, что они подружились. И Ваня глубоко проникся историей девятилетнего Масиха из пакистанского города Лахора, чей портрет висел у Фурсика над письменным столом. Мальчика, который когда-то сам выкупил себя из рабства — ткал ковры и накопил деньги на выкуп. А потом создал детский профсоюз и призывал весь мир не покупать лахорские ковры, сотканные руками детей-рабов.

А также с немалым интересом ознакомился Ваня со «Списком прочитанных книг», который Фурсик начал вести еще за год (!) до первого класса. В списке заметен был звериный уклон. Фурсик любил все живое. Не сравнить было объем прочитанного с Ваниным…

Первая страничка толстой тетрадки была такая:

1. С. Аксаков. Аленький цветочек.

2. Б. Житков. Про волка.

3. Э. Сетон-Томпсон. Королевская Аналостанка.

4. Э. Сетон-Томпсон. Вулли.

5. А. Чехов. Каштанка.

6. Д. Мамин-Сибиряк. Серая Шейка.

7. О. Генри. Вождь краснокожих.

8. Марк Твен. Приключения Тома Сойера.

9. Ю. Олеша. Три толстяка.

— Неужели все прочитал? Еще в первом классе? — с уважением спросил Ваня. — А где столько книжек-то взял?

— Да у меня же три старших сестры! — засмеялся Фурсик. — Все читательницы жуткие! Книг — полный дом. У нас не захочешь — начнешь читать. Я, конечно, еще гораздо больше потом, в первом классе прочел. Ну просто книжки очень интересные. Вот Сетон-Томпсон, например. Его на любой странице открой — и не оторвешься. Хочешь, проверим для интереса?

Фурсик взял книжку с полки почти не глядя — видно, все книжки всегда стояли у него на определенных местах.

— Открывай!

Ваня открыл наугад.

— Ну вот, — удовлетворенно сказал Фурсик. — Как раз про Вулли. Но предупреждаю — страшновато.

Ваня-опер пожал плечами. Что означало: разве что к брату его младшему это предупреждение можно отнести, но не к нему же!

Фурсик начал пересказывать содержание, слегка волнуясь. Он не привык к публичным лекциям.

— Там, в общем, суть в том, что у соседей одного фермера стал какой-то зверь ночами красть или душить овец. А у него самого ни одной овцы не пропало — его пес, Вулли, очень хорошо их охранял. Фермеры решили, что это какая-то взбесившаяся лисица — нормальной лисице десять овец на ужин не нужны. И вот однажды, после того как зверь загрыз за ночь у одной вдовы двадцать овец, соседи-фермеры пошли по его следу. И пришли прямо к ферме, где грелся на солнышке Вулли. Увидел их — зарычал и побежал к своим овцам. Вот, читаю, где ты открыл: «Взглянув на следы, оставленные собакой, фермер остолбенел. Потом, указав на удалявшегося пса, крикнул:

— Друзья, мы думали, что идем по следу лисицы! А ведь это вот кто загрыз овец вдовы!»

Хозяин Вулли, конечно, этому не верит — «Вулли спит на кухне каждую ночь»! Возник очень острый спор. Тогда дочь фермера Гульда говорит, что ляжет сегодня на кухне: «Если Вулли улизнет, я это увижу. Если же он не выйдет ночью, а овцы у соседей окажутся убитыми, то, значит, Вулли тут ни при чем». Дальше самое главное. Ночью Вулли тихо встал, посмотрел на низенькое окно, потом на хозяйку. Она дышит ровно, притворяется, что спит. А он — прямо как человек, смотри: «Вулли подошел ближе, понюхал ее и дунул ей в лицо. Но она не пошевелилась. Тогда он тихонько толкнул ее носом, а затем, насторожив уши и склонив голову набок, стал внимательно всматриваться в ее спокойное лицо».

— Слушай, и правда — дрожь пробирает! — признался Ваня.

— А то! — удовлетворенно сказал Фурсик.

Читал он, правду сказать, артистически, и, конечно, безо всяких запинок. Ваня Грязнов подумал, что ему так ни за что не прочесть. В их классе, может, одна только Арзамасцева так читает. А хорошо бы для брата такую книжку достать. Сам он, похоже, из нее уже вырос.

— Ну вот, слушай, дальше что было. «Гульда не двигалась. Тогда Вулли бесшумно подкрался к окну, уперся носом в перекладину легкой рамы и протиснулся наружу. Опуская раму, он придерживал ее спиной и хвостом с ловкостью, говорившей, что он проделывает это не в первый раз. Очутившись за окном, Вулли исчез в темноте». Хозяйка, конечно, изумлена, ничего не понимает. Думает — неужели их Вулли правда загрыз овец вдовы? Да не может быть! Что-то не то. Ну вот, проходит еще часа два. Она слышит за окном шорох, снова притворяется спящей. Ну, я лучше прочту, мне так не пересказать.

Фурсик стал читать, слегка завывая для создания тревожной атмосферы:

— «Опять поднялась оконница, и через минуту Вулли снова очутился в кухне, опустив за собой окно. При мерцающем свете горящих дров Гульда заметила какой-то странный, дикий блеск в его глазах и увидела, что его морда и белоснежная грудь обрызганы свежей кровью. Он несколько запыхался, но, сдерживая дыханье, стал всматриваться в девушку».

Фурсик захлопнул книжку:

— Ну а дальше самое интересное, только некогда уже. Могу дать тебе почитать, — великодушно предложил он Ване.

— Да мне уже в Златоуст ехать. В библиотеке, может, найду.

— Правильно. А вообще — тут понимаешь, в чем дело: Сетон-Томпсон и Чехов первые в мире — врубился? — стали писать рассказы, где главными героями были звери, животные и птицы. Ну, у Чехова только два, кажется, таких рассказа — про собаку и про волчонка. И еще у Мамина-Сибиряка один — про уточку Серую Шейку. Но они оба про людей гораздо больше писали. А Сетон-Томпсон — в основном про животных. Вот в чем разница.

Просветительская жилка была у Фурсика все-таки сильна. И он заключил:

— После его рассказов охотиться на зверей и птиц вообще, по-моему, невозможно. Они у него все под именами — хотя и не домашние совсем, а дикие — куропатки, лисы, оленихи… Как людей описывает.

…И вот Ваня Грязнов на пути в родной город. Разные чувства переполняют его. Жалел он о двух вещах — о том, что не мог участвовать вместе со Скином в задержании Мобуты, а также и о том, что не был в Омске, когда Том Мэрфи и незнакомый Ване кадет Петр Волховецкий, можно сказать, голыми руками брали беспощадного убийцу Харона. Но Ваня-опер не унывал. Он не терял надежды, что у него — все впереди. Ведь он все-таки будет учиться на милиционера. И не для того, чтобы брать с людей деньги, а чтобы защищать их от преступников.

А еще Ваня беспокоился о своем брате. Он считал, что без него воспитывать Семку некому. Было у Вани и еще одно беспокойство, но об этом — позже.

До Златоуста он добрался, прилетев из Москвы в Курган, не без приключений. Но их мы опускаем, так как жизнь наших героев и так ими перегружена. Там Ивана ждали новости. В первый же вечер, узнав про приезд Вани, Семка прибежал к его тетке и выложил эти новости старшему брату — с трагическим не по возрасту выражением лица. Впрочем, кое-что заподозрил Ваня и раньше — по нескольким Семкиным эсэмэскам весьма туманного содержания.

Новости были такие: брат Семка влюбился. Впервые в жизни, но, как говорится, до потери пульса. Предмет его страстной любви был старше его на десять лет.

Это была восемнадцатилетняя Алиса. Она работала помощником менеджера в магазине, который виден был Семке из окон квартиры. Магазин назывался «Все для сада». Когда Семка по своему теперешнему обыкновению обивал пороги этого магазина, один хорошо одетый покупатель, поглядывая на красотку Алису, сказал непонятную фразу:

— Все для маркиза де Сада!

И сам захохотал, а Алиса покраснела.

Любовь свою Семка выражал доступными ему средствами. Целыми днями, забросив учебу, рисовал для Алисы картиночки, главным образом разнообразных любимых зверьков, которые, надо отметить, получались у него замечательно — пушистыми и жутко обаятельными.

На первом месте у Семки шла белочка — его самый любимый зверек. В самых разных видах: и в полете с ветки на ветку, и бережно держащая своими лапками шишку, и прижимающая к себе крохотного бельчонка. На втором месте — тушканчик. Нельзя было без умиления смотреть на изображенного Семкой зверька с длинными задними лапками и короткими передними, с блестящими — не знаем, какими именно художественными средствами достигал Семка этого блеска, — черными глазками. Правду говорят, что любовь творит чудеса.