По воле судьбы - Маккалоу Колин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бедный Квинт Цицерон! Прошло некоторое время, прежде чем Цезарь смог сесть и ответить на его печальное послание. Это так типично для Цицерона — предпочесть подлизу-ничтожество, каковым является Гай Помптин, своему собственному брату. Ибо Квинт Цицерон совершенно прав. Он намного более способный военачальник, чем Помптин.
РИМ
ЯНВАРЬ — ДЕКАБРЬ 50 Г. ДО P. X
Когда Гай Кассий Лонгин возвратился домой, закончив свою экстраординарную карьеру тридцатилетнего губернатора, он, к своему удивлению, обнаружил, что все восхищаются им. Проявив дальновидность, он отказался просить у Сената триумф, хотя солдаты провозгласили его императором на поле боя — после разгрома армии галилеян у Генисаретского озера.
— Я думаю, народу это понравилось не меньше, чем все, что ты сделал в Сирии, — сказал ему Брут.
— Зачем привлекать к себе внимание способом, который выжившие из ума сенаторы посчитают предосудительным? — сказал Кассий, пожимая плечами. — Все равно я не получил бы триумфа. А теперь те же люди, что осудили бы мою дерзость, вынуждены восхвалять мою скромность.
— Тебе там понравилось, да?
— В Сирии? Да, понравилась. Но не с Марком Крассом, а после Карр.
— А что случилось с золотом и сокровищами, которые Красс забрал из сирийских храмов? Ведь в походе на Месопотамию все это было при нем?
Кассий удивился вопросу, но потом понял, что Брут, будучи лишь на четыре месяца младше его, хорошо разбирается в финансах, однако мало знает об управлении провинциями.
— Нет, все оставалось в Антиохии. А я, уезжая, забрал сокровища и деньги с собой. — Кассий кисло улыбнулся. — Вот почему Бибул теперь так зол на меня. Он требовал передать все ему, но я не поддался. Если бы я уступил, Риму досталась бы меньшая часть этих средств. Я видел, как подергиваются его липкие пальцы. Он уже мысленно погружал их в сундуки.
Брут крайне удивился.
— Кассий! Марк Бибул безупречен! Чтобы зять Катона решился на воровство у Рима и римлян? Такого себе и представить нельзя!
— Чушь, — презрительно усмехнулся Кассий. — Как ты наивен, Брут! На это способен любой, даже при меньших возможностях. Я не сделал этого лишь потому, что молод и моя карьера началась так великолепно. После того как я закончу свой срок в качестве консула, я опять получу губернаторство в Сирии, ибо уже слыву ее знатоком. Если бы я оттрубил там простым квестором, кто бы об этом помнил? Никто. Но простой квестор стал губернатором — и Рим это запомнил. Простой квестор осадил парфян и навел там порядок. Рим запомнил и это. Так почему бы пресловутому квестору в довершение не вернуть Риму богатства Красса? Я сделал это. Легально. А Бибул оплошал. Он мог бы поторопиться, но добирался до Сирии с такой скоростью, что я успел все упаковать и погрузить на специально зафрахтованные корабли. Как он горевал, когда я отплывал! Желаю ему всего хорошего. Ему и его двум испорченным, ни на что не годным сынкам.
Брут помолчал. Ему не хотелось и далее говорить о Бибуле. Гай Кассий — хороший парень, военная косточка и все прочее, но не ему судить boni, которые не хотят опускаться до практики завоевательных войн. Он, разумеется, по рождению имеет право на консульство, но политик из него никудышный. В нем нет проницательности, нет такта. Фактически его внешность соответствует содержанию. Крепкий, коротко стриженный, энергичный, решительный, ни в малой степени не способный терпеливо плести сети интриг.
— Я, конечно, рад тебя видеть, — сказал Брут. — Но не пойму, почему ты решил навестить первым делом меня?
Уголки рта Кассия забавно приподнялись, его карие глаза прищурились так, что от них остались лишь щелочки. О бедный Брут! Он действительно очень наивен! Неужели нет никакого способа вылечить эту отвратительную угреватую кожу? И заодно умерить его жажду наживы?
— Я пришел сюда, чтобы поприветствовать главу уважаемой мною семьи.
— Мою мать? Почему же ты тогда не пошел прямо к ней?
Вздохнув, Кассий покачал головой.
— Брут, это ты глава семьи, а не Сервилия. Я пришел к тебе.
— А! О да. Конечно, я глава семьи. Но вообще-то у нас мама всем заправляет. Думаю, я ей плохая замена.
— И будешь думать, пока не заменишь.
— Мне и без того хорошо. Так о чем идет речь?
— Я хочу жениться на Юнии Терции — на Тертулле. Мы с ней обручены уже несколько лет, и я не молодею. Пора мне подумать о браке. Теперь я сенатор и крепко стою на ногах.
— Но ей только шестнадцать, — нахмурился Брут.
— Я знаю это! — резко оборвал его Кассий. — И еще я знаю, чья она дочь в действительности. Как, собственно, и весь Рим. Но поскольку род Юлиев подревней рода Юниев, я ничего не теряю, а только выигрываю. Хотя я не испытываю особой любви к Цезарю, на данный момент он доказал, что кровь Юлиев еще не одряхлела.
— Во мне течет кровь Юниев, — жестко сказал Брут.
— Но ветви Брутов, а не Силанов. Есть разница.
— А по материнской линии и Тертулла, и я из рода патрициев Сервилиев! — продолжил Брут, наливаясь краской.
— Хорошо-хорошо, — поспешно согласился Кассий. — Так могу я надеяться?
— Я должен спросить мою мать.
— О, Брут, когда ты научишься принимать решения сам?
— Какие решения? — спросила Сервилия, без стука входя в кабинет.
Взгляд больших темных глаз остановился на Кассии. На сына Сервилия предпочитала вообще не смотреть. Сияя, она подошла к гостю, взяла в ладони сильное загорелое мужское лицо.
— Как я рада, что ты опять в Риме! — сказала она, целуя Кассия в губы.
Ей всегда очень нравился Кассий, приятельствовавший с ее сыном с подростковых времен. Воин, деятель. Настоящий мужчина, способный самостоятельно сделать себе имя.
— Какие решения? — повторила она, садясь в кресло.
— Я хочу жениться на Тертулле, — ответил Кассий. — И как можно скорее.
— Тогда давай спросим, что она думает об этом сама, — спокойно сказала Сервилия, не поинтересовавшись мнением Брута.
Она хлопнула в ладоши, призывая управляющего.
— Попроси госпожу Тертуллу прийти в кабинет, — сказала она ему, затем опять обратилась к Кассию: — Почему так спешно?
— Сервилия, мне без малого тридцать три. Пора заводить семью. Я понимаю, что Тертулла еще совсем девочка, но мы ведь обручены, и она меня знает.
— Она уже вполне созрела, — последовало спокойное уточнение.
Тут в помещение вошла Тертулла, и Кассий не поверил глазам. Тринадцатилетняя девочка, какой он помнил ее все три года разлуки, превратилась в молодую красавицу. Очень походившую на покойную дочь Цезаря, Юлию, но без бледности и без хрупкости в теле. Статная, с большими серовато-желтыми, широко расставленными глазами. Густые, темного золота волосы, зовущий рот, безупречная золотистая кожа. Плюс к тому две изящные грудки. О Тертулла!
Увидев гостя, красавица радостно улыбнулась и протянула к нему руки.
— Гай Кассий, — чуть хрипловато, совсем как Юлия, сказала она.
Он, улыбаясь в ответ, пошел к ней, взял за руки.
— Тертулла. — И повернулся к Сервилии. — Могу я сказать?
— Конечно, — кивнула Сервилия, с удовольствием наблюдая, как они влюбляются друг в друга.
Кассий повернулся к красавице.
— Тертулла, я пришел сюда просить твоей руки. Твоя мать… — Он не добавил: «и твой брат». Зачем упоминать размазню? — Твоя мать говорит, что решение за тобой. Ты выйдешь за меня?
Улыбка ее изменилась, стала чарующей. Вдруг стало очевидно, что Сервилии в ней гораздо больше, чем Юлии или кого-то еще.
— С радостью, Гай Кассий!
— Хорошо! — с живостью проговорила Сервилия. — Кассий, уведи эту глупышку куда-нибудь, где ты сможешь поцеловать ее без того, чтобы все слуги и родичи на это глазели. Брут, ты возьмешь на себя заботы о свадьбе. Это время года благоприятно для браков, но тщательно выбери день.
Она нарочито хмуро посмотрела на счастливую пару.
— Пошли-пошли! Кыш!