Ленин. Вождь мировой революции (сборник) - Джон Рид

Я начал объяснять о своем обещании на платформе бронемашины и с удовольствием увидел, что он прекрасно все помнит. Впрочем, мы оба говорили по-английски; у нас было слишком мало времени, и я был слишком напряжен, чтобы пытаться изъясняться по-русски.

– Сейчас все для нас выглядит очень плохо, – сказал Ленин. – Старая армия сражаться не будет. Новая армия в основном лишь на бумаге. Псков только что сдался без сопротивления. Это преступление. Председателя того Совета нужно расстрелять!

Он немного помолчал, а затем продолжил:

– Наши рабочие способны к великому самопожертвованию и героизму, но у них нет военной подготовки или военной дисциплины. Солдаты старой армии устали, они измучены войной, но, если дать им немного отдохнуть, они будут очень хорошо воевать.

Этими короткими фразами он подытожил ситуацию. И потом добавил:

– Все, что я вижу, – это мир. И все же Советы могут быть за войну. В любом случае я поздравляю вас с вступлением в революционную армию. После того как сражались с русским языком, вы сможете научиться хорошо воевать с немцами.

Он глядел на меня испытующим, проницательным взглядом, его глаза сузились в улыбке. И он экспромтом сказал:

– Один иностранец не сможет много сражаться. Может, вы найдете других?

Так появился на свет наш Иностранный легион. Я сказал, что постараюсь изо всех сил собрать полк. И Ленин тут же перешел к действию.

Он поднял трубку телефона и попытался связаться с Крыленко, советским главнокомандующим. Ему не удалось, и тогда он взял ручку и написал ему записку. Как мне потом довелось узнать, на этом действия Ленина не закончились, равно как и присущее ему внимание к деталям все время, пока шло формирование легиона.

Я было поднялся, но Ленин сказал:

– Минуточку. Послушайте. Мы не можем сражаться голыми руками; но, может, нам придется. Они могут не принять перемирие. Но мы сделаем все возможное, чтобы избежать сражения сейчас. Крестьяне изнемогли от войны.

Ленин быстро взглянул на меня; в его глазах мелькнул тот самый огонек доброты, что составляла подлинную сущность Ленина. Потом он отвел взгляд и обронил несколько обычных реплик о бессмысленности войны:

– Какая трагедия! Какой парадокс! Безжалостный враг взрывает мосты и дома, и, отступая, мы должны делать то же самое. Несчастная Россия!

Я снова сделал движение, чтобы уйти, и, вставая, глупо уронил шляпу на пол. Быстро нагнувшись, Ленин поднял ее и с отсутствующим видом машинально вручил мне. Я уверен, что в тот миг до нас не дошло, что было нечто необычное в том, что премьер поднял с пола шляпу корреспондента.

Было уже темно, когда я покинул Смольный. Я слышал, как вопит сирена, предупреждая о приближении германских войск, угрожавших жизни красного Питера, любимого города рабочих.

Мне было холодно, я проголодался, но теперь, когда решение было принято и уже были предприняты кое-какие действия по нему, меня охватило странное ощущение подъема. Теперь я стал неотъемлемой частью революции, защитником столицы от наступающих немцев.

На следующий день, 23 февраля, генерал Гоффман, наконец, ответил новыми и гораздо более жесткими условиями на предложение русских принять старые условия. И все же при том, что новые сражения в Центральном комитете и в исполнительном совете, которые занимали Ленина, наверняка были более суровыми, он все же нашел время, чтобы сделать два телефонных звонка в контору «Правды»: 1) чтобы убедиться, чтобы был напечатан призыв вступать в легион; 2) и чтобы этот призыв был напечатан на английском, а также на русском языке. Призыв появился в «Правде» 23 февраля. И по приказу Ленина более краткий, энергичный призыв примкнуть к легиону позднее был разослан по телеграфу по всей России и переведен на пять языков.

Точно так же, как мои воспоминания об Иностранном (интернациональном) легионе представляют собой смесь возвышенного и нелепого, «Призыв» также носил на себе оттенки этого, когда появился в «Правде», пересыпанный пропусками, потому что в типографии обнаружилась отчаянная нехватка английского шрифта.

«Призыв» после обычных напыщенных фраз о рабочем классе и империалистах, в частности, продолжал:

«Советская власть сделала героическое усилие покончить с войной… Она обращает призыв к рабочим всего мира; до сих пор рабочие классы в иностранных государствах не пришли на помощь русской революции, и теперь страшная угроза нацелена на сердце Советской власти, так как армия германских империалистов наступает.

Глаза всех революционеров иностранных государств обращены на этот революционный центр мира, в надежде, что он защищен. Но мы, кто находимся здесь, можем непосредственно помочь обеспечить эту защиту. Наш долг – сражаться, ради сохранения Петрограда».

Обращение, позднее разосланное из Москвы на пяти языках, было более деловитым, чем «Призыв»:

«У России есть внутренние и внешние враги, сильные и хитрые. И Россия нуждается не в ваших словах или благочестивых пожеланиях. Ей нужна работа, дисциплина, организация и оружие в руках бесстрашных бойцов.

Вы верите в революцию, в Интернационал и в Советскую власть? Тогда вступайте в Интернациональный легион Красной армии. Он сформирован для тех, кто говорит на иностранных языках, и в него войдут воюющие революционеры, революционеры-борцы со всего мира.

Вы свободный человек? Тогда немедленно вступайте.

Вы работаете на заводе или в конторе? Тогда отдайте свободное время муштровке, научитесь стрелять из ружья и пройдите курс военного дела.

Штаб-квартира: Нижний Лесной переулок, 2 – возле Храма Спасителя».

Я говорил, что немцы не остановятся. Они не остановились после того, как получили послание о том, что русские примут старые условия мирного договора, они не остановились и после того, как русские окончательно, перед крайним сроком дали им ответ на новые условия и согласились их принять. Они не остановились, пока германские войска не дошли до озера Нарва на линии Пейпус – Могилев Северного фронта.

Новые условия, разумеется, были гораздо хуже старых. Именно это предвидел Ленин в своих тезисах: до тех пор, пока жесткие условия мира, выдвинутые в январе, не будут подписаны, «великие поражения вынудят Россию заключить еще более невыгодный сепаратный мир». Утром 23 февраля новые германские условия, наконец, были переданы советскому правительству. Россия должна отозвать свои права на всю Ригу и ее окрестности, всю Курляндию и Литву и вывести свои войска с Украины. Требовалось признание германской оккупации Ливонии и Эстонии.

Советы заключили мир и с Украинской Радой. Россию лишали ее польских, балтийских и белорусских провинций. Платежи Германии были сокращены по нескольким пунктам по сравнению с условиями договора, предложенными ранее, но это было компенсацией при условии, что каждая сторона заплатит за содержание своих граждан-военнопленных, что означало огромный счет, который должен был быть предъявлен Советам. Вероятно, самый тяжелый удар для России – потеря пшеницы и зерна, леса и скота, которые немцы могли разворовывать на Украине, с плодородных земель, теперь полностью перешедших к кайзеру.