Барабаны осени. Книга 1. На пороге неизведанного - Диана Гэблдон

Я долго смотрела на узкий разрез сзади у него на пальто, не говоря ни слова.

– Что это? – наконец хрипло спросила я.

Джейми пожал плечами.

– Неважно, – ответил он, – все позади.

Затем он умылся, побрился и отправился раздавать долги, выплатив каждому немного больше. У нас осталось достаточно, чтобы купить семян, еще одного мула для пахоты, козу и несколько поросят.

Я больше ни о чем не спрашивала, просто заштопала пальто и уложила Джейми в постель, когда он вернулся от фермеров. И долго сидела рядом, пока он спал, глядя, как разглаживаются усталые морщинки на его лице.

Я взяла его за руку, тяжелую и вялую ото сна, и водила пальцами по линиям на мозолистой ладони. Линии ума, сердца и жизни были длинными и глубокими. Сколько других жизней связано теперь с этой линией?

Моя собственная. Жизни колонистов. Жизни Фергуса и Марсали, которые только что вернулись с Ямайки и привезли с собой Жермена, круглощекого блондинистого малыша, на младенчески пухлой ладони которого отпечаталась и судьба его отца, потерявшего голову от любви к отпрыску.

Размышляя обо всем этом, я невидящими глазами смотрела в окно. Джейми с Иэном построили для них небольшую хижину всего лишь в миле от нашей. Теперь по вечерам Марсали будет заглядывать в гости и приносить с собой сынишку. Я смогу с ним видеться, подумала я, отчаянно скучая по Бри. Жермен заменит мне другого внука, которого я никогда не возьму на руки.

С тяжелым вздохом я встряхнула головой, чтобы отогнать горестные мысли.

Джейми и Дункан вернулись с бутылкой виски и мирно беседовали у загона. Между ними уже не чувствовалось напряжения – до поры до времени.

Я распределила отсыревший ячмень тонким слоем по дну корзины и оставила его сушиться возле очага, затем подошла к письменному столу, сняла крышку с чернильницы и раскрыла тетрадь. Я быстро записала подробности появления на свет новорожденного Мюллера: роды были долгими, но в целом все прошло нормально, без осложнений. Странно только, что ребенок родился в пузыре…

Я бросила писать и покачала головой. Из-за мыслей о Джейми я отвлеклась от работы. Дочь Петронеллы родилась как все. Я точно помнила, как из лона показалась темноволосая головка. Я дотронулась до нее и почувствовала биение пульса прямо под кожей. Я прекрасно запомнила ощущение мокрых волосиков на пальцах; на ощупь они напоминали влажный пух только что вылупившегося цыпленка.

«Это все сон», – подумала я. Когда я спала в норе под деревом, мне снился сон, и два события смешались в голове – роды у Мюллеров и рождение Брианны. Это Брианна родилась в пузыре.

Шотландцы зовут его дурацким колпаком и верят, что он приносит удачу. Счастливое предзнаменование, говорят они, – значит, в дальнейшей жизни человек не утонет. Некоторые из таких детей получали в дар способность ясновидения; я встречала пару таких, у которых открывался «третий глаз», и стала сомневаться, что это действительно дар.

К счастью или нет, Брианна никогда не выказывала признаков непостижимого кельтского «знания». Думаю, это к лучшему. Я сама обладала особым видом предчувствия – просто знала, что некоторые вещи обязательно произойдут, – и никому не пожелала бы жить с такой осведомленностью.

На лежащей передо мной странице я бессознательно набросала девичью головку – длинный локон, прямой нос, – но само лицо прорисовывать не стала. Я не художница. Я училась делать анатомические зарисовки в медицинских целях, я могла точно воспроизводить очертания тел, но способности Брианны вдохнуть в мертвые линии жизнь у меня не было. Этот набросок был всего лишь опорой, я смотрела на него, а память сама дорисовывала черты лица. Попытки перенести воспоминания на бумагу могли привести к тому, что память откажется воспроизводить лицо дочери, а рисковать я не хотела.

А вызвала бы я ее саму, как есть, из плоти и крови, если бы могла? Нет. Лучше тысячу раз вспоминать ее, зная, что она в своем времени – удобном и спокойном, – чем желать, чтобы она оказалась здесь, среди опасностей и жестокости. Но это не значит, что я по ней не скучала.

Первый раз в жизни в моей душе шевельнулось сочувствие к Иокасте Кэмерон, к ее страстному желанию непременно иметь наследника, оставить кого-то после себя, кто займет ее место. Убедиться, что жизнь прожита не напрасно.

За окном сгущались сумерки, темнота наступала с полей, из леса и с реки. Принято говорить «наступила ночь», но это не так. Темнота нарастала постепенно, сперва затапливала низины, затем укрывала тенью холмы, незаметно ползла вверх по стволам деревьев и сливалась с темнотой усеянного звездами неба над головой.

Я сидела у окна, глядя, как медленно бродят лошади в загоне. Темнота не столько скрывала, сколько изменяла их – четче обрисовывались изгибы шей и крутые линии крупов. Все вокруг, каждый силуэт, каждая травинка, явились теперь такими, какие есть, без иллюзорных прикрас света с тенью, искажающих восприятие днем.

Я проводила пальцем по линиям рисунка снова и снова, вперившись в окно, за которым сгущалась тьма. Тайны моего сердца предстали во всей своей простоте. Нет, я не хотела, чтобы Брианна оказалась здесь. Но это не значит, что я по ней не скучала.

Я закончила записи и тихо посидела с минуту. Хотя нужно было вставать и готовить ужин, после всех ночных испытаний сил почти не осталось. Все тело ломило, в разбитом колене пульсировала боль. Хотелось только вернуться в постель.

Вместо этого я взяла череп, который стоял на столе рядом с медицинским журналом, и пробежала по нему пальцами. Довольно мрачное украшение для комнаты, надо признать, однако меня почему-то тянуло его трогать. Я всегда восторгалась костями и животных, и человека – изящные и крепкие, это все, что после нас остается. Жизнь, сведенная к основе.

И тут впервые за много лет пришло воспоминание: крошечная темная кладовая в Париже за магазинчиком аптекаря, стены в полках, как пчелиные соты, в каждой ячейке – отполированный череп. Там были представлены все животные, от землеройки до волка, от мыши до медведя. Я сидела сейчас, положив руку на голову моему неизвестному другу, а в ушах звучал голос Мастера Раймонда.

– Нравится? – спросил он, когда я потрогала крутой лоб отполированного лосиного черепа. – Довольно необычное чувство при взгляде на череп, милочка.

Но Мастер Раймонд понимал, что я чувствую. А я знала, что он понимал, потому что, когда я спросила, зачем ему столько черепов, он улыбнулся и ответил:

– Какая-никакая, а компания.

Да, череп неизвестного господина, который я нечаянно обнаружила, составил мне неплохую компанию в той темной холодной дыре. В который раз я подумала, есть ли связь между черепом и явлением духа, которого я встретила в горах, – индейца с лицом, разукрашенным черной краской.

Я поднесла череп к окну, рассматривая его в неярком свете заходящего солнца. С одной стороны зубы у него были раздроблены так, словно он получил сильнейший удар в челюсть – камнем, дубинкой или прикладом ружья, с другой – зубы остались в прекрасном состоянии. Я, конечно, не эксперт, но, похоже, это череп взрослого мужчины лет сорока. К такому возрасту зубы должны были бы порядком истереться, учитывая то, что индейцы в основном готовят все из кукурузной муки, а для того, чтобы ее получить, перетирают кукурузные зерна между двух камней, поэтому в лепешках часто попадаются твердые зерна. Однако резцы и клыки с неповрежденной стороны у черепа почти не стерлись.

Я перевернула его, чтобы посмотреть, истерлись ли коренные зубы, но тут же застыла, вздрогнув от холода. Да, от холода, несмотря на то что за спиной горел огонь в очаге. Мне стало так же холодно, как в той темной сырой норе без огня, где я провела ночь наедине с головой мертвеца. В лучах заходящего солнца блестело серебряное обручальное кольцо на руке, а еще серебряные коронки во рту моего недавно обретенного товарища.

Я с минуту постояла не двигаясь, затем поставила череп на стол так осторожно, словно тот был хрустальным.

– Боже мой, – прошептала я, позабыв об усталости, глядя в пустые глазницы и на криво ухмыляющийся рот. – Боже правый, да кто же ты такой?

– И кем, ты думаешь, он был? – Джейми осторожно потрогал череп. Дункан отправился в уборную, Иэн пошел кормить свиней. Я не могла держать открытие при себе, хотелось кому-нибудь рассказать.

– Понятия не имею. Конечно, если он не был кем-то… вроде меня. – По моему телу пробежала дрожь.

Джейми нахмурился.

– Ты не простыла, саксоночка?

– Нет, – я слабо улыбнулась. – Мороз по коже пробежал.

Он снял с крючка на двери мою шаль и обернул меня ею. Его руки задержались на моих плечах, теплые и родные.

– Очевидно, – тихо проронил Джейми, – где-то здесь есть еще… место. Может быть, совсем рядом.

Еще один каменный круг или что-то подобное. Я тоже об этом думала, и предположение Джейми заставило меня вздрогнуть. Джейми задумчиво глядел на череп, потом вынул из рукава платок и аккуратно прикрыл пустые глазницы.