Династия проклятых (СИ) - Пульс Юлия Александровна

Ожидая мощного удара, я обмякла и с ужасом почувствовала, что он крепко прижал меня к груди. Мокрый и холодный он зарывался пальцами в мои волосы и трепетно ощупывал спину. А я стояла на месте с опущенными руками, не в силах вырваться. Не знала, что будет дальше, да и не хотела знать. Думала о мужчине, который ждет меня сейчас и погибает от переживаний. Мне хотелось бы сказать ему в последний раз, что очень сильно его люблю и ни о чем не жалею…

— Я умер, милая? Скажи, — зашептал мне на ухо Хакон.

— Уже давно, — в отчаянии проговорила я.

Как только он услышал мой голос, резко отстранился и начал судорожно меня ощупывать, выпучив безумные глаза.

— Жива? — растерянно спросил он, а я промолчала, глубоко вздохнув. — Жива! — закричал он так громко, что я вжала голову в плечи. Онемела, когда он скользнул рукой под мантию и очертил ладонью мою талию. Тут же рывком схватил меня за горло и прижал к стене, заставляя смотреть прямо в его черные с тонкой зеленой окантовкой глаза, и только тогда я заметила, что он насквозь промок. С его каштановых волос стекали капли воды. Он уткнулся лбом в мой лоб, прожигая обезумевшим взглядом. Я смотрела в глубокие темные омуты, стараясь узнать в них прежнего Хакона, способного на насилие, и не узнавала. Его руки на моей шее задрожали, и стали медленно расслабляться, не причиняя боли. Тряслись так сильно, что меня саму забило в ознобе. Кожа покрылась противными ледяными мурашками, и капля холодного пота прокатилась по позвоночнику, впитываясь в прилегающую ткань мантии.

— Как? Почему? Говори, Астрид. Я чувствую твое тепло. Что происходит?

В глубине подсознания родилась мысль свести его с ума и заставить поверить в мою смерть, притвориться его безумным видением, но я понимала, что пропажу своего тела оправдать не сумею. Все мои глупые попытки спастись не увенчаются успехом. Здесь и сейчас я окончательно проиграла войну. Проиграла свою жизнь и безопасность Пармиса! Мне оправданий не найти, а рассчитывать на благородство мужа не приходится. Я же сама призналась в убийстве его матери. Если он прочел записку… Я пропала!

Я смотрела на Хакона и с ужасом понимала, что больше никогда не увижу Пармиса, и отныне у меня нет будущего! Только смерть впереди! Мучительная и страшная! От рук собственного мужа! Прямо здесь в холодном могильном склепе! Раньше я не понимала, что такое лишиться надежды и смысла жизни. Я думала, что испытала это сполна, когда потеряла ребенка, но ошибалась. Лишиться себя еще больнее, но и бороться из последних сил я уже не хотела и не могла. Пусть лучше он убьет меня сейчас, ведь для остальных я умерла!

— Я решила уйти, — шепнула, и он слегка приоткрыл губы, поражаясь тому, что я вообще могу говорить. Нахмурил лоб и увел задумчивый взгляд в сторону. Его расслабленная рука на моем горле перестала дрожать. Он медленно ее опустил, попутно задевая мою грудь и слегка отстранился.

— Что это значит?! Ты же умерла! Я держал в руках твое мертвое тело!

Неожиданно он уперся ладонями в стену над моими плечами и часто задышал, будто готовился к прыжку. Я старалась уловить в его взгляде истину, чтобы понять, на что он сейчас способен, чего ожидать в следующий момент и ясно увидела в огромных омутах мужа растерянность. Он ничего не понимал. Даже не догадывался, как именно я пришла к мнимой смерти и зачем. Но даже под страхом смерти я не собиралась выдавать эту тайну! Слишком много союзников могла подставить и тем самым подвести к плахе каждого!

— Наш брак не принес мне счастья, а власть не принесла удовлетворения. Я больше не хочу так жить. Мне смерть милее наших брачных оков…

— Но ты жива, а значит… — помедлил он и, сощурившись, поджал нижнюю губу. — Это спектакль?! Для кого?! Куда ты собиралась бежать? Зачем, Астрид? Ты в своем уме?! Что ты натворила?! Говори! Я хочу знать правду! Ты написала, что убила мою мать! Это правда?! — прокричал он мне в лицо, а его ноздри зашевелились. Я сжалась в тугой комок от страха, но, стиснув зубы, постаралась его прогнать.

— Да! Ты похоронил в семейном склепе убийцу своей матери! — уверенно заявила я, и сердце пропустило удар. Хватая ртом недостающий воздух, я опустила голову, не в силах выдержать ненавистного, пронизывающего до кости его пламенного взгляда. Он не понимал, что мне больше ничего не оставалось! Я должна была, во что бы то не стало, защитить Пармиса. Даже ценой собственной жизни! Мой мужчина должен жить, у него еще есть шанс начать все заново, а мне уже все равно никто не поможет!

— Зачем ты это сделала? — на удивление спокойно спросил он, и я ощутила нотки трепета в его голосе, словно злость исчезла, оставляя после себя жалость к глупой, совершившей много ошибок, женщине. — Мне отомстить хотела?

— Я хотела, чтобы ты страдал! — на надрыве прокричала я, упершись взглядом в круглую пуговицу мантии у основания его шеи. Ком подкатил к горлу, предвещая появление совсем ненужных слез. — Чтобы ты лишился всего! — со всей злостью, что накопилась внутри, выплюнула я и гордо вскинула подбородок, не побоявшись снова посмотреть ему в лицо. Поджала губы и стиснула кулаки, готовясь к ответному удару. Он убьет меня за эту реплику! Изнасилует! Искалечит! Я буду умирать в страшных муках, и никто не сможет меня спасти! Я была в этом уверена!

— У тебя получилось, — шепнул он еле слышно и опустил печальный взгляд, но не сдвинулся с места. Так и продолжал упираться руками в стену, между которыми я стояла и медленно погибала от страха.

— Я этому рада, — ответила так же тихо и сглотнула тугой ком в горле. Врала и ему и себе! Уже давно меня совсем не радовала его боль. Такая пустота была внутри, хоть вой. Ничего светлого не осталось. В этой бессмысленной войне я сожгла свою душу, а сегодня Хакон окончательно отрезал меня от иллюзии будущего счастья. Я часто заморгала больше не в силах сдерживать слезы. Горячие ручейки потекли по щекам.

— Правда? — неожиданно мягко спросил он и поднял на меня взгляд, от которого я не смогла оторваться. Смотрела на них сквозь пелену слез и поражалась тому, что раньше никогда не видела у него такого взгляда! Он источал ноющую боль, сожаление и даже толику теплоты. Странный набор эмоций для чудовища с ледяным сердцем! Нет! Разве хищник способен так смотреть на жертву? Разве мой муж умеет чувствовать что-то большее, чем ярость и похоть? Разве способен на раскаяние?

— Нет, — ответила я вслух на свои немые вопросы, включая тот, что он задал.

Его рука плавно соскользнула со стены справа от меня и повисла вдоль тела, но левая продолжала преграждать мне путь к выходу. На его лице расползлась легкая улыбка. Улыбка! А не усмешка, как обычно! От этого я и вовсе обомлела. Казалось, на меня смотрел совсем не тот кармазин, за которого я выходила замуж. Другой мужчина одарил меня искренней улыбкой без злобы и хитрости. Я не верила своим глазам и ощущениям. Быть может он прав, и мы оба умерли?

— Астрид, прошу, расскажи правду. Я хочу знать все и обещаю, какой бы эта правда не была, не причиню тебе зла. Поверь мне сейчас. Расскажи все, и мы вместе найдем выход. Ты обрекла своих родных на великое горе. Твоя мать едва жива. Зачем ты пошла на это?

Стоило ему заговорить о маме, как слезы полились по щекам настоящим потоком, а сердце заколотилось в груди. Трудно представить, что с ней творилось на моих похоронах и хорошо, что я этого не видела. Хакон прав! Я обрекла родных на страдания ради собственного счастья, но не могла поступить иначе! Просто не могла больше так жить! Ему не понять того отчаяния, которое я испытывала каждую секунду! Все события прошлого, начиная со дня моего прибытия в Зеленые земли, завертелись в голове. Сплошные слезы и метания, а минуты счастья переживала лишь в объятиях Пармиса. Только его лицо вспоминала с теплом и трепетом. В этой клоаке тьмы он подарил мне свет. Мое место рядом с ним или в сырой земле. Другого не дано!

Муж просил поведать правду, но разве я могла рассказать все, как на духу? Зная его гадкую сущность и жестокость, я понимала, что доверять ему нельзя. О каком доверии вообще может идти речь, если он подорвал его с самого начала и уничтожил в конце?! И пусть сейчас он выглядел искренним, даже если действительно изменился, я не верила тому, что видела в его глазах. Поражалась, но, увы, не верила.