Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! (сборник) - Майкл Иннес

Очень скоро многочисленные домочадцы и гости начнут собираться к завтраку. Эплби хотелось посмотреть, как они станут реагировать друг на друга, однако не видел способа, как это можно сделать незаметно. Безусловно, Джайлз все расскажет. Поэтому он отправился в артистическое фойе и начал превращать его в нечто вроде штаба. Он отдал несколько рутинных распоряжений местным полицейским. Послал несколько телеграмм, одну из которых с особым удовольствием вручил сержанту Трампету, поскольку она несколько загадочно гласила: «сообщите размер шляпы сч хаттона». Если удастся доказать, что Счастливчик, эта мелкая рыбешка, незаконно плавал в водах Скамнума, то его вполне можно поймать. Затем Эплби снова вернулся на заднюю сцену. Он неустанно повторял, что именно здесь кроется ключ к разгадке тайны. Он должен сосредоточить свои усилия на этом месте, на всем, что сцена представляла собой как место совершения убийства. И вдруг Эплби почувствовал, что страшно проголодался.

Тринадцать часов назад он съел не очень плотный ужин. С тех пор произошло множество событий: балет, поездка за пожарной машиной с премьер-министром, убийство, охота за шпионами и масса разговоров. И все эти события требовали затрат энергии. За это время он не смог перехватить бутерброд и не вламывался в кладовку за печеньем. С некоторым беспокойством он было подумал о том, как в Скамнуме обращаются с инспекторами полиции, как из артистического фойе раздалось характерное дребезжание, которое нельзя было спутать ни с чем иным. Он поспешил на звук. На нескольких тележках вкатывали обильный завтрак, и руководил всем не Бэгот, а шумный и веселый субъект в твидовом костюме. Сержант Трампет подозрительно посмотрел на шумного и веселого субъекта и одобрительно – на завтрак. А сам шумный и веселый субъект дружески помахал рукой приближавшемуся Эплби.

– Я Тимоти Такер, покойный Гильденстерн, такой же лгун, как и Розенкранц, – дружелюбным тоном представился он. – Я тут подумал, что вы, возможно, оторвались от стаи, и намекнул Бэготу – и вот я здесь. Я сам страшно голоден, и хотел бы спросить, можно ли к вам присоединиться. Может прийти Готт, но он связан семейными узами, пусть и формально, знаете ли… Очевидно, здесь есть его родня.

Готт, как следовало из сказанного, позавтракает со своей леди Элизабет. Эплби же никоим образом не хотел отказываться от общества столь кстати появившегося мистера Такера.

– Буду очень рад, – ответил он. – Моя фамилия Эплби. Я ужасно проголодался.

На длинных столах, уже очищенных от вещдоков, которые полицейские убрали, осмотрели и переписали, стоял великолепный завтрак. Поставили стол для небольшой сменной группы констеблей, стол для людей Эплби, возвращавшихся с осмотра комнаты Олдирна, стол для сержантов и стол для самого Эплби, Такера и Готта, если тот появится. Эплби покосился на открывшееся ему зрелище: казалось, здесь скорее усмиряли бунт, нежели расследовали убийство. Когда он избавится от этой толпы, ему представится возможность продолжить свои изыскания.

Тимоти Такер проглотил большой стакан томатного сока, от души намазал маслом теплую булочку, подхватил сползавший с нее ломтик рыбы и указал на группу из крепких полисменов.

– Это те, – невинным тоном осведомился он, – кого называют «Летучим отрядом»?

– Это полиция графства, мистер Такер. У меня масса людей, которые в настоящий момент патрулируют периметр здания. Знаете, когда происходит убийство, всегда существует возможность того, что кто-то надумает потихоньку улизнуть.

– Ну же, ну же! – добродушно улыбнулся Такер, пародируя герцога.

Эплби улыбнулся в ответ:

– Вы пришли, чтобы что-то выудить у полиции?

Такер покачал головой.

– О нет, – сказал он. – Совсем не это. Яйцо? – Он взмахнул рукой в сторону сержантов. – Они не дали мне продиктовать телеграмму по телефону. Точнее, подвергли ее цензуре. Уверен, что это превышение полномочий, мистер Эплби. Не то чтобы я жалуюсь, и мне не интересен этот аспект – слухи о пропавших бумагах и так далее. Однако полагаю, что вы сами отсылали телеграммы и звонили?

– Да, – ответил Эплби, прикидывая, к чему он клонит.

– Биографии, связи, подробности и все такое?

– Именно так, – подтвердил Эплби. Он заметил, что Такер больше не излучал веселость. Он отодвинул в сторону рыбу и лениво ковырял вилкой знаменитые скамнумские свиные зразы с сыром, словно его что-то очень тревожило.

– Прошлой ночью, – начал Такер, – вы что-то сказали о разговоре по душам. Я расценил это как приглашение к исповеди, чтобы преступник стал перекладывать ответственность на другого.

– Возможно, что так, – ответил Эплби.

– Но, разумеется, высказаться все равно нужно. Не то чтобы я ночью видел что-то особенное, совсем не это. Вы знаете Спандрела?

– Издателя? – Эплби отрицательно покачал головой.

– Да, издателя. Я тоже издатель. Мы со Спандрелом публикуем довольно много мемуаров, множество из которых являются биографическим враньем, но сейчас не до подробностей. Сами знаете: «Воспоминания политического чернорабочего» и «Моя долгая любовная жизнь». – Мистер Такер скорбно покачал головой, очевидно, горюя по поводу деградации читающей публики. – Так вот, где-то год назад один пожилой господин по фамилии Андерсон прислал мне рукопись, озаглавленную «Дымок из старой коптилки». Прекрасное название для очень колоритной книги о жизни Эдинбурга. Не знаю, содержалось ли в ней что-либо ценное, когда она попала ко мне, но вранья там было через край. Поэтому я отослал ее назад.

Такер умолк, чтобы прочувствовать глубину своего взгляда на добродетель, после чего несколько самодовольно добавил:

– После этого, разумеется, Андерсон решил попытать счастья у Спандрела.

Он снова умолк, на сей раз для того, чтобы потянуться за косточкой и обозреть острый соус. Разговорившись, он, казалось, вернул себе прежнее расположение духа:

– Спандрел, как вы, наверное, знаете, довольно неосторожный молодой человек. Он согласился напечатать книгу. Тем временем старый мистер Андерсон умер и поменял Эдинбург на, несомненно, более печальную разновидность ада. От этого Спандрел оказался не в самом лучшем положении. Он был связан договорами с наследниками Андерсона, его администраторами, правопреемниками и так далее, и поэтому, конечно, вся ответственность ложилась на него. Так что он кое-что вырезал и задержал основной тираж, в результате чего книга выходит на следующей неделе. Другими словами, сейчас по Англии бродит множество сигнальных экземпляров. – Такер налил себе еще кофе. – Поэтому вы поймете мое положение. Если бы я отказался от книги и она так бы и осталась ненапечатанной, я бы стал обладателем некой конфиденциальной информации и попал бы в неловкую ситуацию. Теперь же я рассказываю вам то, что вы сами сможете прочитать через пару дней. Поскольку что бы там Спандрел ни вырезал, мне кажется очень маловероятным, что он бы выбросил все перипетии отношений Олдирна и нашего доброго профессора Маллоха.

– Ах вот как! – произнес Эплби с подобающей таинственностью. Он потянулся за дивным домашним сливовым джемом с кожицей.

– Не следует полагать, – продолжал Такер, – что Маллох уже знает о книге. А если не знает, то она станет для него встряской, так же, как могла бы стать для Олдирна. Этот Андерсон обладал нюхом на смешное, и ему удалось сделать занимательное чтиво из отношений этих людей, которые тянутся уже полвека.

Эплби с любопытством посмотрел на Такера.

– История полувековой давности? И лишь смешная и занимательная?

– По большей части да. Однако в конце чувствуется намек на более темное дело, способное тлеть до конца дней. Именно это мне не понравилось в старине Андерсоне – его двусмысленные намеки. Знаете ли, суды такого не любят.

– Именно так. Однако за отсутствием экземпляра «Дымка из старой коптилки» не могли бы вы изложить мне некоторые подробности?

– Конечно. Олдирн – тогда еще Йэн Стюарт – и Маллох вместе учились в Эдинбургском университете. Олдирн был на несколько лет постарше. По-моему, он три-четыре года проработал в конторе у стряпчего. В любом случае они начали в одно и то же время по старой доброй классической программе. Не знаю точно, – добавил он с тихим высокомерием выпускника Кембриджа, – как обстоят дела в этих каледонских академиях. Однако полагаю, что там в большой мере присутствует соревновательный дух. Не надо ждать три-четыре года, чтобы узнать, кто лучше, однако огромное значение придается результатам двухнедельных испытаний профессора Макгонигала.

– Боже мой! – воскликнул Эплби.

– Да. Так вот, Йэн Стюарт и Дэвид Маллох с самого начала выбились в отличники и все время оставались ими. И – что вовсе не обязательно из этого следовало – они были соперниками, даже врагами. Не настоящими врагами с самого начала, как мне кажется, иначе бы они просто не обращали друг на друга внимания. Сперва их соперничество носило дружеский характер, однако за этим скрывалась настоящая и усиливавшаяся неприязнь, которую они некоторое время скрывали самыми разнообразными способами. Так получилось, что оба достигли успехов в популярных тогда видах спорта, и в спорте они тоже соперничали. Это и помогло сделать их соперничество предметом общей заинтересованности со стороны всех студентов. Существовали две группировки: якобиты, поддерживавшие Стюарта, и маллеты.