Вторая Пуническая война - Михаил Борисович Елисеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И действительно, всё пошло именно так, как и предполагал полководец. Марцелл и Криспин практически каждый день выводили из лагерей легионы, строили их в боевые порядки и вызывали на бой противника. Оба пребывали в твердой уверенности, что как только пунийцы вступят в сражение с объединенными консульскими армиями, то война быстро завершится к вящей славе Рима. Но Ганнибал, стоя на лагерном валу, только посмеивался, глядя на ухищрения своих противников. Тем не менее мобильные войска карфагенян регулярно вступали в мелкие стычки с римлянами, поддерживая у Марцелла иллюзию боевых действий. В итоге Ганнибал своими действиями притупил у консулов бдительность. Расплата наступила очень быстро.
Марк Клавдий и Тит Квинкций пришли к выводу о необходимости продолжения осады Локр. На Бруттийский полуостров из Сицилии прибыли войска претора Луция Цинция Алимента и взяли город в осаду. Поскольку претор привез с собой большое количество осадной техники и метательных машин, то сразу же организовал несколько атак на Локры. Но карфагенский гарнизон под командованием Магона уверенно отразил вражеское наступление. Тогда консулы распорядились перебросить к осажденному городу флот из Сицилии, а для усиления блокады с суши претору Фламину было приказано отправить к Локрам дополнительные войска. Легионеры покинули Тарент и направились к пункту назначения. Но далеко не ушли. У подножия холма, на котором стоял город Петелия, на них из засады напали 3000 всадников и 2000 пехотинцев Ганнибала. Карфагенский полководец от жителей Фурий узнал о выступлении римлян в поход и быстро приготовил противнику ловушку. Старая история повторилась, поскольку римское командование не приняло на марше никаких мер предосторожности и даже отказалось провести дальнюю разведку. Разгром был полный, 2000 римлян пало на поле боя, 1500 попало в плен, остальные разбежались по окрестностям и с большим трудом сумели пробраться обратно в Тарент. Ганнибал нанес разящий удар, а консулы не смогли его парировать. Но что самое страшное, из случившегося они не сделали никаких выводов.
Марцелл по-прежнему жаждал битвы и полагал, что его лагерь находится достаточно далеко до лагеря противника. Не удержавшись, он перенёс свой лагерь ближе к неприятелю, и теперь противников разделял только поросший густой растительностью холм, господствовавший над местностью. С его покатых склонов сбегали ручьи, а с вершины открывался прекрасный обзор окрестностей. Римское командование немало удивилось тому, что холм не занят карфагенянами, а среди легионеров пошли разговоры о том, что если овладеть этой высотой, то преимущество римлян над врагом станет очевидным. И никому – от консулов до последнего велита – даже в голову не пришло, что такой гениальный тактик, как Ганнибал, просто так ничего не делает.
Но легионеры уже открыто выражали возмущение по поводу бездействия начальства, показывали на злополучный холм и говорили командирам: «если его займет Ганнибал, враг будет прямо на нашей шее». Эти слова дошли до Марцелла и подтолкнули консула к опрометчивому поступку: «Не пойти ли нам самим с конниками на разведку? – обратился он к сотоварищу. – Увидим все своими глазами, тогда и решим, как лучше» (Liv. XXVII, 26). Криспин согласился с этим мнением. Вместе с командующими отправились префекты союзников Маний Авлий и Луций Аррений, а также двое военных трибунов – Авл Манлий и Марк Марцелл, сын прославленного полководца. Практически весь высший командный состав двух консульских армий поехал на рекогносцировку. Покидая лагерь, Марк Клавдий приказал легатам держать легионеров в полной готовности и ждать от него дальнейших распоряжений. И если осматриваемая позиция будет достаточно хороша, то пусть воины берут всё своё снаряжение и поднимаются на холм, где будут обустраивать лагерь. После этих слов консул вскочил на коня и отправился навстречу судьбе.
Группа из 220 всадников и пехотинцев медленно двигалась по равнине, направляясь к заросшей лесом возвышенности. Большинство воинов эскорта были конными этрусками, они ехали впереди Марцелла и Криспина, за консулами шли ликторы и тридцать человек велитов. В качестве охраны Марка Клавдия сопровождали сорок бойцов-вольсков из города Фрегеллы, эти люди были лично преданы консулу. Дорога шла прямо к холму и терялась среди деревьев, уходя на самую вершину. Вскоре отряд достиг подножия возвышенности и стал медленно подниматься наверх. Внезапно раздался боевой клич нумидийцев, и сотни всадников со всех сторон бросились на римлян. Воздух загудел от великого множества брошенных африканцами дротиков. Когда же из зарослей с копьями наперевес полезли испанские пехотинцы, этруски развернули коней и обратились в бегство. Зато вольски бились отчаянно, защищая консулов. Криспин был поражен дротиком в грудь, но в азарте боя даже этого не заметил и продолжал отбиваться мечом от наседавших со всех сторон африканцев. Иберийцы кривыми мечами подсекали ноги лошадям и добивали вольсков на земле. Сын Марка Клавдия был ранен нумидийцами, но остался в строю и продолжал сражаться. Марцелл поспешил ему на помощь, но ибериец точным ударом копья пронзил консулу бок и сбросил военачальника с коня. В это время второй дротик вонзился в спину Криспина. Командующий выронил меч и стал падать на землю, но его подхватили телохранители, вновь усадили на коня и, поддерживая раненого с двух сторон, помчались на равнину. За ними последовали вольски, увозя с собой истекающего кровью Марцелла-младшего.
Когда Ганнибалу доложили о том, что убит Марк Клавдий Марцелл, полководец поспешил на место схватки. Спрыгнув с коня, он долго стоял над телом поверженного врага, а затем нагнулся и снял с пальца убитого консула кольцо. Распорядившись достойно похоронить вражеского военачальника, карфагенский полководец покинул холм.
* * *Случилось небывалое дело: «в одном сражении погибли сразу оба консула – такое несчастье еще никогда не выпадало римлянам на долю» (Marcell, 29). Действительно, вскоре Тит Квинкций Криспин скончается от полученных ран. Но что удивительно, никто его не будет обвинять в том, что случилось, главным виновником трагедии в Риме назначат Марка Клавдия: «Смерть Марцелла вообще плачевна, но особенно потому, что, вопреки возрасту – ему было за шестьдесят – и большому опыту военачальника, он так неосмотрительно подверг смертельной опасности себя с сотоварищем и почти что все государство» (Liv. XXVII, 27). С данным выводом невозможно не согласиться.
Античные авторы единодушны – Марцелл сам виноват в своей
