Магнетрон - Георгий Бабат

Веснин назвал себя. Угаров попытался произнести нечто вроде: «Как же, как же, слыхал» или «читал». Потом, тряхнув своим несколько залихватским чубом, прыгнул обратно в фургон.

По узкой приставной лестнице поднялся в фургон и Веснин. Он увидел черный щит со множеством ручек и измерительных приборов. Посредине щита выделялся белый экран электронно-лучевой трубки. На экране дрожала и извивалась светящаяся зеленая линия. Этот экран был очень. похож на рисунок Горбачева. С левого края экрана, так же как на рисунке, виднелся большой пик — выброс.

— Евгений Кузьмич, — сказал Угаров, — я только что говорил с Анатолием. Он поднимется через полчаса.

— Вам везет, — обратился Горбачев к Веснину. — Вы ознакомитесь детально с аппаратурой, а потом увидите ее в работе.

Угаров включил приводной двигатель антенны. Веснин вышел из фургона. Он смотрел, как шест с вибраторами крутится на своей мачте, обходя весь горизонт.

«Точно обнюхивает местность», — подумал Веснин.

Потом он снова поднялся в фургон и смотрел, как меняется изображение на экране в зависимости от положения антенны. Горбачев объяснил, что многочисленные пики, которые возникают на экране, — это отражения различных местных предметов.

— Мы их уже знаем наизусть, — говорил Евгений Кузьмич. — Вот здесь колокольня, а это мачты наших соседей, на той стороне — элеватор, тут трубы вашего завода… Тонкие линии, поднимающиеся над осью времен, похожие на стебли травы, колеблемые ветром, — продолжал Горбачев, — это сигналы помех. Это наши главные враги, с ними мы все время боремся. Среди помех теряются сигналы, отраженные от объектов.

— А вот какой-то самолет, — сказал Угаров. — Видите, у самого правого края шкалы, около тридцати километров от нас.

Веснин не мог отличить указанный импульс среди других, но Угаров уверенно продолжал:

— Сейчас точно определим его координаты. — Он посмотрел на карту местности. — Самолет летит здесь, — провел Угаров тупой стороной карандаша по карте.

— Ваша установка — настоящий золотой петушок из сказки! — воскликнул Веснин.

— Это не совсем так, — возразил Угаров. — Когда здесь был Сергей Миронович Киров, он сказал Евгению Кузьмичу: «Этот реальный прибор совершеннее сказочного петушка».

— Конечно, — подхватил Веснин, — конечно, совершеннее! Петушок предсказывал только, с какой стороны идет враг. А здесь на экране видно и расстояние до цели, и скорость ее можно определить, и проследить весь путь… Так интересно, ново! Это действительно нечто совершенно небывалое, свое…

— Ошибаетесь, — своим гудящим басом возразил Горбачев. — Метод импульсного излучения, разработку которого нам теперь вменяют в заслугу, в сущности очень стар. Я был еще студентом, когда прочел статью Педерсена О радиоэхе и борьбе с помехами. Мне пришла мысль попытаться использовать это вредное, с точки зрения Педерсена, радиоэхо. Вот тогда, по молодости лет, я вообразил, что делаю гениальное предложение. Я до тех пор тешил себя этой надеждой, пока в 1929 году из Научно-технического управления Высшего Совета Народного Хозяйства мне не ответили, что мое предложение далеко не так ново. Оказалось, что еще в первую мировую войну французский ученый Ланжевен строил приборы для обнаружения подводных лодок, основанные на применении отраженных импульсных сигналов. Правда, он применял не электромагнитные колебания, а механические — ультразвуковые, но идея одна и та же — посылать серии колебаний и мерить время прохождения каждой серии от передатчика до препятствия и обратно… Простите, — остановился Горбачев, — ведь я вас, Владимир Сергеевич, еще не познакомил как следует с Геннадием Ивановичем. — Горбачев повернулся к Угарову и сказал: — Товарищ Веснин провел у себя на заводе ценные работы по магнетронным генераторам.

— Ах, магнетронные генераторы! — отозвался Угаров. — Это те, что нам профессор Грехова в прошлом году предлагала… Она тогда вела опыты на Черном море с волной в шестьдесят сантиметров… Неужели это гиблое дело получило дальнейшее развитие?

— Нет, у Владимира Сергеевича новая конструкция, — возразил Горбачев. — Он влил в эти старые магнетронные мехи новое вино. Мало ли что когда-то кем-то предлагалось! Это только профессор Вонский имеет обыкновение писать в своих заключениях, что перенос приемов из одной области в другую не является изобретением.

«Так вот почему была рассказана история с опытами Ланжевена! — чувствуя, как горят уши, думал Веснин. — Оказывается, уже больше года назад здесь предлагали магнетронные генераторы, и Горбачев их забраковал… Он только из вежливости говорит мне, будто многорезонаторная конструкция интересна…»

Если б это было возможно, Веснин тут же попрощался бы и ушел. Но он заставил себя улыбнуться и произнес:

— Однако трудно возражать против обычного аргумента Вонского: «Кто применит нож, сделанный для резки хлеба, к резке сыра, тот еще не является изобретателем».

— Когда я узнал о работах Ланжевена, — взглянув на Веснина, сказал Горбачев, — я настолько пал духом, что хотел оставить всю свою затею. Я был подавлен богатством, обилием материалов и уже существующих работ по ультразвуковой локации, по эхолотам. Особенно меня потрясло то, что эхолоты с импульсным излучением уже были во всеобщем употреблении еще до того, как я начал этим вопросом интересоваться. Техника этого дела была, оказывается, детально разработана. Уже были созданы приборы, которые вели автоматическую запись морских глубин, улавливали прохождение косяков рыбы под водой, могли отмечать приближение подводной лодки к кораблю… Я окончил еще старую, дореволюционную гимназию. У нас был обязательный предмет — «закон божий». Мы учили библейские тексты. И вот, познакомившись с работами Ланжевена, я повторял себе изречения Экклезиаста: «Нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: „Смотри, вот это новое“. Но это было уже в веках, бывших до нас, об этом забыли, и о тех, кто это знал, тоже забыли…» Да, теперь мне стыдно об этом вспоминать, — строго повторил Горбачев. — Когда мы вновь приходим к тому, что уже было сделано до нас, мы обязательно привносим нечто свое, строим все на какой-то новой основе… «И возвращается ветер на круги свои», — сказано в той же книге Экклезиаста… Но прогресс человечества, развитие идей идет не по кругу, а по спирали. Да и вообще, Владимир Сергеевич, все эти устаревшие взгляды на проблемы авторства, приоритета нам, работающим в современной технике, кажутся смешными, жалкими.

Веснин молчал.

— Приоритет… — словно самому себе говорил Горбачев, — приоритет очень трудно установить. Публикации в технической печати имеют одну хронологическую последовательность, авторские свидетельства, если они заявлялись и выдавались, — другую, а предварительные работы и опыты следуют совершенно иной нумерации. Историку многое неясно. Очень трудно отделить «технический приоритет», который обоснован степенью пригодности изобретения для немедленного практического применения, от того «морального приоритета», который заключается в сознании, понимании изобретателем грядущих путей развития техники… Однако соловья баснями не кормят… Гена, — обратился Горбачев к Угарову, — откройте нам передатчик.

Вначале при виде рвения, с которым Угаров кидался выполнять каждую просьбу Горбачева, восхищения, с которым Угаров слушал высказывания Горбачева, Веснин подумал о том, что Горбачев любит угодничество и лесть. Но чем дольше он слушал Горбачева, чем внимательнее вдумывался в его слова, тем сильнее начинал сам ощущать стремление хоть чем-нибудь угодить этому исключительно деликатному человеку.

Тонкие, слегка вьющиеся волосы Евгения Кузьмича, его мягкая бородка, добрые близорукие глаза, его весь немного старомодный облик казался Веснину все более и более привлекательным, даже близким.

Веснин впервые видел Горбачева мельком, случайно в заводском парке, когда тот прошел мимо скамьи, на которой Наташа Волкова, Саня Соркин и Муравейский спорили о поэзии. Встреча была мимолетной, но и тогда у Веснина осталось ощущение, что он где-то уже встречал это чисто русское лицо с откинутыми назад волосами. И сейчас Веснин не мог избавиться от желания вспомнить, когда и где же именно он мог прежде познакомиться с Евгением Кузьмичом: до того родным, привычным выглядел внимательный, пристальный взгляд его глаз из-за стекол пенсне.

«Да ведь это Чехов! — вдруг догадался Веснин. — Вылитый Чехов, каким он изображен на портрете над маминым рабочим столом у нас дома, в Киеве».

Разговаривая, Горбачев время от времени слегка покашливал. Невольно Веснин подумал о том, что Чехов умер от туберкулеза еще совсем не старым…

Тем временем Угаров отвернул винты и снял крышку с передатчика. Веснин увидел генераторные лампы необычного типа; подобных он до того никогда не встречал.