Старый патагонский экспресс - Пол Теру

— Не желаете кофе?

Ко мне обращался мужчина с полным подносом. Я купил сразу две чашки и расплатился колумбийским эквивалентом пенни. Пользуясь относительной свободой (место лядом со мной пустовало), я расположился с возможным удобством, выпил кофе, закурил трубку и погрузился в чтение Босуэлла. Жизнь налаживалась, и я испытал тот же прилив бодрости, который ощутил в Мексике после жуткой ночи, проведенной в деревянном вагоне на колючем сиденье.

Все утро облака не расходились, и это было к лучшему. Меня уверили, что под солнцем духота в вагоне стала бы еще ужаснее. Не исключено, что это были пустые слова: большинство из того, что мне говорили, на поверку оказывалось неправдой. Мне пообещали джунгли вдоль дороги, но я не видел джунглей. Нас окружали одни болота, да иногда попадались холмы странной формы: как будто их вершины смыло каким-то невероятным наводнением. Еще мне говорили, что будут москиты. Да, они иногда кусали меня, но летучие жуки оказались гораздо хуже: мало того, что они кусались больнее, так еще и норовили запутаться в волосах. А что до духоты, не страшнее, чем в самой Санта-Марте, и уж наверняка не настолько ужасно, как в Закапе. И вообще на исходе восемнадцатого часа поездки по этим нескончаемым болотам я утвердился в мысли, что в моей жизни бывали поезда и похуже. Это не значило, что «Де-Соль» был хорошим поездом, но явно и не настолько плохим, как мне говорили.

Чтобы не тратить время попусту, я, как заправский бизнесмен, извлек свой дневник и до обеда был занят записями. Затем я встал и прогулялся по поезду, прихватив с собой продукты. В пустом вагоне-ресторане я сел за столик и соорудил сытный матросский сэндвич. Еще одна прогулка — и вот я уже на месте, с открытым Босуэллом. Солнце наконец-то выглянуло из-за туч, болота засверкали яркими красками, и книга оказалась превосходной. У доктора Джонсона можно найти подходящее высказывание о чем угодно — в том числе и о путешествиях. Вот что написал Босуэлл о своем отъезде с Корсики: «Наставляя меня по поводу предстоящих путешествий, доктор Джонсон никогда не тратил время на советы посетить тот или иной город, дворец, картинную галерею, театр или райский уголок первозданной природы. Он целиком поддерживал мнение лорда Эссекса, который так напутствовал своего рыцаря Роджера Эрла из Рутланда: „Лучше проехать сотню миль, чтобы побеседовать с мудрым человеком, чем пять, чтобы повидать красивый город“».

Книга превратилась в мой путеводитель по жизни. В ней было много описаний пейзажей. Но пейзаж, который имелся у меня за окном, вполне меня удовлетворял. Да, мне не хватало вдумчивой беседы, но как раз такими беседами и была полна эта книга, а заодно и отличными шутками и дельными советами. Я легко воображал себя на месте Босуэлла («Почему у лисицы такой лохматый хвост, сэр?»), и сочетание этого поезда и долины Магдалены вкупе с увлекательной книгой было чудесным. Я искренне считал, что, если бы мне не повезло с этой книгой, за которой я коротаю часы, пересекая Колумбию, поездка стала бы непереносимой.

И как же это было тяжело, после блестящих бесед с миссис Трайл и Митрой вступать в общение с другими пассажирами! Я даже было решил, что один такой иностранец в поезде. Но я ошибся. С самой первой минуты, как я увидел его саржевые шорты, аккуратную бородку, наушники, атлас с картами и рюкзак, стало ясно: это турист. Он оказался французом. И еще он хрипел. Нет ничего страшного в том, чтобы поздороваться с хрипатым французским туристом, но для более тесного общения я предпочел бы француза с иными выдающимися качествами, кроме тонзиллита.

Он с сомнением косился на мою побелевшую от пота рубашку, водонепроницаемые туфли и темные очки.

— Вы турист? — наконец спросил он.

— Как и вы, — дружелюбно ответил я.

— Я просто путешествую, — он нарочито старался подчеркнуть важную для него разницу. — Я прибыл сюда с острова Сан-Андрес. А до этого я путешествовал по Штатам.

— И я тоже путешествовал. Только я прибыл сюда из Центральной Америки.

— Вы видели Тикаль?

— Нет, зато я видел Закапу. Никто не был в Закапе.

— Я видел Тикаль. Очень красиво. Вам следует его увидеть. Как долго вы путешествуете?

— Почти месяц.

— Пять месяцев я непрерывно в пути! Пять! Я выехал из Парижа в октябре. Я провел один месяц в Нью-Йорке.

— Путешествовали по Нью-Йорку?

Это его ошеломило.

— Я посещал разные места. Куда вы едете?

— В Боготу.

— Да, но потом?

— В Южную Америку.

— Патагония, — он водил пальцем по своей французской карте. — Я еду сюда, — и он ткнул в ярко-зеленое пятно на территории Бразилии. — Вниз по Амазонке, из Летиции. Я проведу на реке пятнадцать дней или немного больше, — и он поднял на меня взгляд. — В Аргентине плохое правительство.

— В Бразилии прекрасное правительство, — сказал я. — Вы сами спросите у тех индейцев, которые живут в Амазонии, они вам скажут.

Он потеребил бородку, явно заподозрив меня в издевательстве.

— Чили и Аргентина хуже. Поэтому я туда не поехал. А вы весь путь до Боготы проделаете на этом поезде?

— Да, верно.

— А я нет. Я сойду в Ла-Дораде. А там пересяду на автобус.

— Разве так быстрее?

— Нет, но вы экономите деньги — пять долларов или даже больше.

— У меня есть пять долларов, — сказал я.

Он закашлялся. Он вскочил, не в силах усидеть, и продолжал кашлять, каждый раз сгибаясь пополам. Я заметил:

— Вам бы надо полечиться. Дать вам аспирин?

— Нет, — возразил он. — Это ерунда.

Я вернулся к Босуэллу, потом подремал и посмотрел в окно. Пейзаж не менялся. Равнина была совершенно плоской и бесконечной, без каких-либо видимых границ, и плотная листва сливалась в сплошной полог. Но через какое-то время мы снова попали в саванну, и где-то на самом горизонте прорисовались едва различимые очертания гор, ближе к дороге паслись коровы и лошади, пускавшиеся в галоп при виде нашего состава. Пышные венчики на головах у журавлей развевались над метелками травы, как клочки рваной бумаги.

На одном полустанке был бар под вывеской «Голубой Дунай», написанной по-испански, совсем недалеко от Магдалены. Снаружи имелась коновязь и стояли три оседланных лошади; их хозяева сидели у окна и пили пиво. Это была вполне естественная для Дикого Запада картинка: хижины поселенцев, свинарники и щебет колибри. В поезде было не лучше. Пассажиры или спали, или молча сидели, изнуренные духотой. Половина из них были индейцы с плоскими лицами, в ярких шалях или фетровых шляпах.

После полудня на очередной остановке по поезду прошел слух, будто перед самой Боготой с рельсов сошел поезд якобы из-за оползня. Француз подтвердил это, но сказал, что ему все равно, ведь он сойдет в Ла-Дораде. Эти новости меня не удивили. В Барранкилье Дадли познакомил меня с американцем, занимающимся происшествиями на транспорте. Этот парень показал мне отчет по статистике аварий на перегоне между Санта-Марией и Боготой. У него были цифры только до 1972 года, но и они выглядели весьма откровенно: в 1970 году 7116 крушений, в 1971–5969, а в 1972–4368. Он добавил, что ситуация становится только хуже. И я выехал из Санта-Марты вполне готовый либо к крушению, либо к задержке по этой причине. (Говорили также, что на самом деле это бандиты останавливают поезда и грабят пассажиров, но колумбийцы отрицали это в один голос.)