Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945 - Альберт Шпеер

Я никогда не мог предсказать исхода совещания. Иногда Гитлер немедленно одобрял предложение, казалось бы не имевшее никаких шансов на успех, а иногда упрямо отказывался одобрить не столь существенные меры, на которых сам же недавно настаивал. Тем не менее разработанная мной система – я сталкивал Гитлера со специалистами, гораздо глубже его разбиравшимися в проблеме, – чаще приводила к успехам, чем к неудачам. Его ближайшие соратники с удивлением и завистью наблюдали, как, выслушав наши контрдоводы, Гитлер часто менял решения, которые на предшествующих военных совещаниях называл окончательными[133].

Технический кругозор Гитлера, как и его общее мировоззрение, художественные вкусы и образ жизни сформировались в эпоху Первой мировой войны, и его интересы в военно-технической сфере ограничивались традиционным вооружением армии и военного флота. Зато в этой узкой области он непрерывно расширял свои познания и часто предлагал вполне практичные технические новшества. Однако, когда речь заходила о новейших разработках, таких, как, например, радар, атомная бомба, реактивные истребители или ракеты, интуиция изменяла ему. Во время редких полетов на новейшем «кондоре» он тревожился, что не сработает механизм, отвечающий за выпуск шасси, и говорил, что предпочитает старые «Юнкерсы-52» c неубирающимися шасси.

Очень часто сразу после наших совещаний Гитлер обрушивал на своих военных советников только что приобретенную техническую информацию, причем с таким небрежным видом, словно давно обладал этими знаниями.

Когда появился русский танк «Т-34», Гитлер торжествовал, поскольку новая модель доказывала правоту его давних требований удлинить стволы танковых орудий. Еще до моего назначения министром вооружений я слышал в саду рейхсканцелярии после демонстрации танка «Pz-IV», как Гитлер яростно ругал упрямых чиновников управления вооружений главного командования сухопутных войск, которые отвергли его предложение увеличить скорость снаряда путем удлинения ствола. Чиновники доказывали, что конструкция не рассчитана на столь длинный ствол и танк может просто опрокинуться.

Впоследствии Гитлер вспоминал эту историю всякий раз, когда его идеи встречали сопротивление: «Я был прав тогда, но никто не желал мне верить. Так вот! Я и сейчас прав!» Когда назрела необходимость в более скоростном нежели «Т-34» танке, Гитлер настаивал на том, что гораздо больших преимуществ можно достичь увеличением дальности стрельбы и толщины брони. И в этой сфере он уверенно жонглировал цифрами, по памяти называя пробивную силу снарядов и скорость их полета. Как правило, он отстаивал свою теорию, приводя в пример военные корабли:

«В морском сражении противник, обладающий большей дальностью огня, открывает огонь с большего расстояния. Пусть даже разница составляет всего полмили. А если у него и более прочная броня… то он несомненно выйдет победителем. А чего добиваетесь вы? Более скоростной корабль имеет лишь одно преимущество: воспользоваться превосходством в скорости при отступлении. Неужели вы действительно думаете, что большей скоростью можно компенсировать недостаток прочности брони и дальности артиллерийского огня? То же самое и с танками. Вашему более быстрому танку придется избегать встреч с более тяжелым танком».

Мои технические эксперты лично не участвовали в этих совещаниях. В наши задачи входило строительство танков согласно требованиям, выдвигаемым армией, а кто принимал решение – Гитлер, Генеральный штаб или управление вооружений главного командования сухопутных войск, – не имело значения. Не входила в нашу компетенцию и тактика боя, обсуждаемая обычно армейскими офицерами. В 1942 году Гитлер еще поощрял такие обсуждения; он терпеливо выслушивал возражения и так же спокойно выдвигал свои доводы, которые, однако, бывали решающими.

Поскольку в первом варианте «тигр» весил пятьдесят тонн, а по настоянию Гитлера его вес увеличили до семидесяти пяти тонн, мы решили спроектировать тридцатитонный танк, чье имя – «пантера» – должно было подчеркнуть его большую подвижность. Несмотря на легкость, он имел такой же двигатель, как «тигр», и, следовательно, мог развивать гораздо большую скорость. Однако не прошло и года, как Гитлер потребовал увеличить калибр пушек и навесить на танк столько брони, что в конце концов «пантера» стала весить сорок восемь тонн, почти столько же, сколько и «тигр» на начальной стадии разработки.

Пытаясь сбалансировать это странное превращение быстрой «пантеры» в медлительного «тигра», мы предприняли еще одно усилие – создать серию маленьких, легких, скоростных танков[134]. Чтобы умиротворить Гитлера, Порше взялся сконструировать супертяжелый танк весом более ста тонн. Естественно, такие машины можно было строить лишь в небольшом количестве. Для обеспечения секретности этого проекта новое чудовище получило кодовое название «Маус». Порше, перенявший от Гитлера пристрастие к супертяжелым танкам, время от времени докладывал фюреру о вражеских разработках в этой области. Однажды Гитлер вызвал к себе генерала Буле: «Я только что узнал, что у противника вот-вот появится танк с толщиной брони, далеко превосходящей все, чем располагаем мы. Есть ли у вас какая-либо документация? Если это правда, необходимо немедленно создать новое противотанковое орудие. Пробивная сила снаряда должна быть… Необходимо увеличить калибр или удлинить ствол. Короче говоря, мы должны отреагировать незамедлительно. Мгновенно»[135].

Таким образом, решения Гитлера приводили к большому количеству параллельных проектов и ко все более сложным проблемам комплектации. Одним из самых фатальных недостатков Гитлера было то, что он просто не понимал необходимости снабжения армии достаточным количеством запчастей[136]. Генерал Гудериан, генерал-инспектор танковых войск, часто говорил мне, что, имея достаточное количество запчастей, мы могли бы быстро ремонтировать танки и увеличивать свою боеспособность с гораздо меньшими затратами. Однако Гитлер настаивал на приоритете выпуска новых танков, который – при увеличении производства запчастей – следовало сократить на 20 процентов.

Генерал Фромм, как командующий армией резерва, был особенно озабочен некомпетентным планированием. Я несколько раз брал его с собой к Гитлеру, чтобы он мог высказать мнение военных. Фромм умел ясно излагать суть проблем, не пасовал перед вышестоящими и обладал дипломатическим тактом. Зажав коленями шпагу, положив ладонь на эфес, он излучал уверенность и энергию. Я по сей день уверен в том, что именно Фромм предотвратил несколько ошибочных решений, которые могли быть приняты в Ставке фюрера. Всего за несколько совещаний Фромм сумел укрепить свой авторитет, но и породил оппозицию. Против него выступили Кейтель, почувствовавший угрозу личному влиянию, и Геббельс, пытавшийся убедить Гитлера в том, что у Фромма весьма неблаговидное политическое прошлое. В конце концов Гитлер поссорился с Фроммом в вопросах формирования резервов и дал мне понять, что больше не хочет видеть Фромма на совещаниях.