Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов - А Спиридович

Между тем, борьба за власть в Госуд. Думе выражалась все ярче и ярче. Милюковское выступление 1 ноября, оставшееся безнаказанным, имело колоссальный успех по всей России. Клеветнической речи верили. Торгово-промышленная Москва отозвалась на то выступление письмом на имя председателя Гос. Думы, которое заканчивалось словами:

"Торгово-промышленная Москва заявляет Государственной Думе, что она душей и сердцем с нею". Письмо было подписано представителями Московских Биржевого Комитета, Купеческой Управы, Комитетов - Хлебной биржи, Мясной биржи и Биржи пищевых продуктов.

Через Военно-Промышленные Комитеты в рабочую среду бросались мысли о необходимости преобразования государственного строя и о поддержке в борьбе за то Гос. Думы.

19 ноября возобновились заседания Гос. Думы. На трибуне впервые появился новый премьер Трепов. Левые встретили его такой обструкций, что понадобилось исключение восьми депутатов, в том числе Керенского, Скобелева и Чхеидзе. Только на четвертый раз мог Трепов произнести свою речь. Она успеха не имела. Дума уже зарвалась. Она шла на открытую борьбу с властью. Прения открыл вышедший накануне из фракции правых монархистов Пуришкевич. Пуришкевич резко обрушился на правительство, упоминал о темных силах, которые окружают Государя, очень некрасиво обрисовал деятельность Дворцового коменданта Воейкова. Он заявил, что Воейков получил от министерства Путей Сообщения миллион рублей на постройку ветки в свое имение с минеральной водой "Кувака". То была ложь, которую через три дня опровергнул с той же трибуны сам министр. Ни одной копейки субсидии Воейков не получил, а железнодорожная ветка туда никогда и не проводилась. Но клевета была пущена и она облетела всю Россию. Надо было дискредитировать представителей власти, близких к Царю. Но при Дворе отлично знали безупречность Воейкова по отношению казенных денег, знали и подкладку речи Пуришкевича. При предшественнике Воейкова, при генерале Дедюлине, Пуришкевич получал от него ежегодно субсидию 15.000 руб. Воейков нашел подобную выдачу излишней и перестал субсидировать Пуришкевича на его партийные, очевидно, предприятия. Пуришкевич стал всюду и везде критиковать и бранить Воейкова и вот теперь громил того с его водой "Кувакой". Врагов у Воейкова было достаточно много, и речь Пуришкевича имела большой успех. Генерал "от кувакерии" сделалось нарицательной кличкой. Партийные страсти в Думе разгорались. 22 ноября правый депутат Марков Второй выступил с возражениями против нападок на власть и с опровержениями на речи Милюкова и Пуришкевича. Речь Маркова затронула оппозицию. Поднялся шум, крик, ругательства. Председатель Родзянко не принял мер к прекращению их, когда же сам Марков подал резкую реплику по адресу шумевших, то Родзянко призвал его к порядку, а затем прервал его речь и потребовал ухода с кафедры.

Возмущенный явным пристрастием Марков 2-ой бросил председателю: "Мерзавец, мерзавец, мерзавец!". Обратившись затем к Думе, Марков 2-ой пояснил, что он считает "мерзавцами" также и весь "Прогрессивный Блок". Скандал получился большой. Маркова исключили на 15 заседаний. Родзянке большинство депутатов и министры выражали сочувствие. Когда о скандале узнали в городе, многие завозили Родзянке визитные карточки. Сочувствие выражали и иностранные послы.

26-го ноября Государь приехал из Ставки в Царское Село с семьей.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ.

- С конца ноября по 16 декабря (убийство Распутина), включительно. Провал Тренева, усиление Протопопова и апогей Распутина. - Попытка купить Распутина, как причина того. - Разговор Царицы с В. К. Викторией Федоровной. - Письмо Царице от кн. Васильчиковой. - Письмо Балашова Государю. - Приезд В. К. Елизаветы Федоровны, разговор и ссора с Царицей. - Отъезд Государя в Ставку 4 декабря. - День 6 декабря. - Слух о конституции. - Назначение В. К. Ольги Николаевны и Вел. Кн. Бориса Владимировича шефами Пластунских батальонов. Политический приказ Государя 12 декабря. - Доклад Кауфмана-Туркестанского о Распутине и его откомандирование от Ставки. - Всеобщее наступление оппозиции. - Московские Съезды и их революционные резолюции. - Собрание у князя Львова и заговор против Государя. - Предложение короны В. К. Николаю Николаевичу. Отклики Гос. Думы на призывы общественности, общий натиск и бессилие правительства. - Паломничество Царицы в Новгород. - Впечатление от поездки и ее последствия. - Последняя встреча с Распутиным и его предостережения. Воздействие царицы на Государя. - Настроение перед убийством Распутина.

За время пребывания Государя в Царском Селе, с 26 ноября по 4 декабря, окончательно окреп Протопопов, окончательно провалился Трепов, влияние же Распутина достигло своего апогея. Тому помогла сделанная Треповым оплошность с попыткой подкупить Распутина.

Друживший с Распутиным генерал А. А. Мосолов, шурин Трепова, нравившийся "старцу" и умением интересно говорить и хорошо выпить, подал Трепову мысль купить Распутина. Положившись на дипломатическую и житейскую ловкость шурина, Трепов согласился. Условившись с Распутиным, Мосолов приехал к нему и от имени Трепова предложил ему единовременный подарок в 200 тысяч рублей и ежемесячное затем вознаграждение, с условием не поддерживать Протопопова, уехать в Покровское и не вмешиваться в управление Трепова. Распутин сперва рассвирепел до бешенства, затем, под влиянием выпивки и уговоров Мосолова, отошел и, выпив с генералом до двух бутылок мадеры, совсем успокоился и в конце концов сказал: - "Я посоветуюсь с папой, а ты вот заезжай ко мне за ответом дня через два". Облобызавшись трижды, расстались. - "Вы понимаете, говорил мне позже генерал, что за ответом я к нему предпочел не заезжать, а затем уехал в Румынию". Распутин же рассказал о случившемся Их Величествам. Царица негодовала. В окружении "старца" смеялись. Бадмаев с друзьями злорадствовал. Протопопова, конечно, предупредили. В Царском Селе вера в бескорыстие и искренность Распутина возросла, как никогда. Никогда Распутин не стоял так высоко в глазах Их Величеств, как в этот последней месяц своей жизни. Репутация Трепова была окончательно испорчена. Доверие к нему пропало окончательно. Неудача Трепова с попыткой ликвидировать Протопопова нашла широкий отклик в политических кругах. Во всем обвиняли Императрицу. Делались последние попытки повлиять на нее.

26 ноября к Царице, испросив разрешение, приехала В. К. Виктория Федоровна, жена В. К. Кирилла Владимировича. Ее родная сестра была королевой Румынской и, благодаря присоединению Румынии к союзникам, Виктория Федоровна стала как бы связующим звеном между двумя царствующими домами и ее личные отношения с Их Величествами к этому моменту весьма улучшились. Последнее обстоятельство и толкнуло ее на разговор с Царицей.

Расцеловавшись, как обычно, Царица спросила не про Румынию ли хочет переговорить Вел. Княгиня. Виктория Федоровна стала рассказывать все, что она слышала от тех лиц, которых общество считало полезными для привлечения в состав правительства. Царица разволновалась. Она не соглашалась с В. Княгиней и заявила, что уступка общественности это первый шаг к гибели. Те, кто требуют уступок - враги династии. Кто против нас? - спрашивала Царица и отвечала: "Группа аристократов, играющая в бридж, сплетничающая, ничего в государственных делах не понимающая... Русский народ любит Государя, любит меня, любит нашу семью, он не хочет никаких перемен..." И в доказательство своей правоты Царица указывала на многочисленные письма, полученные ею со всех сторон России от простых людей, от раненых солдат и офицеров. Как последний довод, В. Княгиня просила разрешения пригласить оставшегося у адмирала Нилова ее супруга, В. К. Князя Кирилла Владимировича, который может подтвердить то, что говорила она. Царица не пожелала. Они расстались. Царица вывела заключения из разговора, что "Владимировичи" настроены против нее, против ее влияния на Государя. Болезненное воображение рисовало, что они лишь мечтают о наследовании престола после смерти Наследника.

В этот же период княгиня Софья Николаевна Васильчикова, жена князя Б. А. В-ва, члена Гос. Совета, прислала Царице резкое письмо про Распутина, написанное карандашом на листке блок-нота. Их Величества и особенно Государь были настолько возмущены неуместностью и невежливостью письма, что княгине, 2 декабря, было предложено выехать в ее именье Новгородской губернии, куда с ней поехал и муж. Высылка княгини всполошила всю Петроградскую аристократию. Одна из родственниц стала собирать подписи под коллективным протестом. Но многие дамы, во главе с почтенной, заслуженной графиней Воронцовой-Дашковой, вдовой покойного Наместника Кавказа, были против. Протест не состоялся. Но высланная княгиня получила большое количество сочувственных писем. - "Она мечтательница, думала сделать доброе дело, - говорила про нее одна ее знакомая, - но, конечно, она должна была знать, в какой форме следует писать Ее Величеству".