Искусство памяти - Фрэнсис Амелия Йейтс

План бруновского Spaccio della bestia trionfante, вышедшего в Англии в 1585 году и посвященного Сидни, основывается на образах сорока восьми небесных созвездий: северных, зодиакальных и южных. В другой своей работе я уже высказывала предположение, что Бруно мог использовать Fabularum liber («Мифы») Гигина, где рассказывается об этих сорока восьми созвездиях и приводятся связанные с ними мифы759. Порядок созвездий служит Бруно базовым планом в его проповеди о добродетелях и пороках. «Изгнание Торжествующего Зверя» – это изгнание порока добродетелью, и в этой долгой проповеди Бруно детально описывает, как добродетели триумфально поднимаются к каждому из сорока восьми созвездий, а соответствующие пороки опускаются вниз, побежденные добродетелями в этом величайшем переустройстве небес.

Доминиканец Иоганн Ромберх, автор пособия по улучшению памяти, – а мы получили массу доказательств, что с этой книгой Бруно был очень хорошо знаком, – отмечает, что в Fabularum liber Гигина приводится легко запоминаемый порядок мест памяти760. Это сочинение, по мнению Ромберха, предлагает нам некий фиксированный порядок, который можно с успехом использовать в качестве порядка запоминания.

Добродетели и пороки, награды и наказания – не таковы ли прежде были основные темы монашеских проповедей? Совет Ромберха использовать книгу Гигина о порядке созвездий в качестве порядка памяти, взятый на вооружение монахом-проповедником, вполне мог применяться для запоминания проповеди о добродетелях и пороках. Когда Бруно в посвящении Spaccio Сидни перечисляет этические темы и увязывает их с сорока восемью созвездиями761, разве это не наводит на мысль, что по своему виду его проповедь весьма отлична от того, который был тогда распространен в елизаветинской Англии? И такое воскрешение прошлого подчеркивается в Spaccio постоянными нападками на современных педантов, отвергающих хорошие книги, – очевидный намек на проповедуемое кальвинистами оправдание верой. Когда Юпитер призывает грядущего геркулесоподобного освободителя спасти Европу от постигших ее несчастий, Мом прибавляет:

Достаточно будет, если герой уничтожит эту ленивую секту педантов, которые, не творя добрых дел по божественному и естественному закону, считают себя и хотят считаться людьми религиозными, угодными богам, и говорят, что творить добро – это хорошо, а творить зло – плохо. Но они говорят, что человек становится достоин богов и угождает им не тем добром, что делается, и не тем злом, что не делается, а надеждой и верой, согласно их катехизису. Судите сами, боги, было ли когда более бесстыдное оскорбление, чем это… Хуже всего то, что они порочат нас, утверждая, что все это (их религия) установлено богами; и вместе с тем проклинают плодотворные дела, называя их даже недостатками и пороками. Тогда как никто не трудится для них и они не трудятся ни для кого (ведь единственное их дело – злословить всякий труд), они, в то же время, живут трудами тех, кто работал скорее вовсе не для них, а для других, кто для других строил храмы, часовни, дома, больницы, школы и университеты. По каковой причине они открыто действуют как воры и присвоители чужого добра, наследственного добра тех, кто, если и не так совершенны и не так добры, как им следует быть, все же не сделаются настолько безнравственными и опасными для мира, как они, а наоборот, станут необходимыми государству, сведущими в умозрительных науках, знатоками морали, – теми, кто с неустанным усердием и заботой помогает друг другу и поддерживает общежитие (ради коего установлены все законы), так как благодетельным людям обещают награду, а преступникам грозят наказанием762.

В елизаветинской Англии немыслимо было открыто говорить о таких вещах, разве что находясь под дипломатической защитой во французском посольстве. А из контекста проповеди о добродетелях и пороках, запоминаемой по небесным созвездиям, было совершенно ясно, что бывший монах обращается в ней против учений «педантов»-кальвинистов и против разрушений, которым они подвергли труды других людей. Таким доктринам Бруно предпочитает нравственные законы, которым учили древние. Хорошо знакомый с Summa Аквината, он не мог не знать, как «Туллий» и другие писавшие об этике античные авторы использовались в томистских дефинициях добродетелей и пороков.

И все же Spaccio едва ли можно назвать проповедью средневекового монаха о добродетелях и пороках, наградах и наказаниях. Способности души, управляющие переустройством небес, здесь персонифицированы: это ЮПИТЕР, ЮНОНА, САТУРН, МАРС, МЕРКУРИЙ, МИНЕРВА, АПОЛЛОН со своими чародейками Цирцеей и Медеей и врачом Эскулапом, ДИАНА, ВЕНЕРА с КУПИДОНОМ, ЦЕРЕРА, НЕПТУН, ФЕТИДА, МОМ, ИСИДА. Об этих фигурах, воспринимаемых внутренне, то есть душой, говорится, что они имеют вид статуй, или картин. Мы попадаем в царство систем оккультной памяти, которые базируются на «статуях», оживляемых с помощью магии и используемых в качестве памятных образов. В другой своей книге763 я уже рассматривала тесную связь персонажей Spaccio с двенадцатью принципами, на которых основана система «Образов», а работа, проделанная над произведениями Бруно о памяти в этой книге, с еще большей ясностью показывает, что боги, в Spaccio преобразуемые в статуи, входят в контекст систем оккультной памяти. Их преобразование, пусть оно и основывается на моральных законах, на добродетелях и пороках, какими их придумали сами боги, подразумевает возвращение «египетской» магической религии, и Бруно слагает в ее защиту длинную речь764 с обширной цитатой из «Асклепия», где говорится о том, что египтяне знали, как создавать статуи богов, стягивавшие на себя небесные энергии. Оттуда же целиком цитируется и жалоба на притеснения, которым подвергалась божественная магическая религия египтян. Производимая Бруно реформа морали является, таким образом, «египетской», или герметической, по своей природе, и соединение этого ее аспекта со старыми проповедями о добродетелях и пороках неким весьма странным образом порождает новую этику – этику естественной религии – и естественную мораль, следующую законам природы. Система добродетелей и пороков связана с благоприятными и неблагоприятными аспектами влияния планет, и цель реформы в том, чтобы благоприятствующие аспекты возобладали над дурными и чтобы упрочилось влияние добрых планет. Следовательно, в результате должна появиться личность, в которой Аполлоново религиозное озарение сочетается с угодным Юпитеру уважением к моральному закону, а естественные инстинкты Венеры приобретают «более мягкий, более развитой, более искусный, более утонченный и более интеллектуальный» характер765; всеобщее же благоволение и человеколюбие должны прийти на смену бесчинствам враждующих сект.

Spaccio – самобытное произведение имагинативной литературы. В этих диалогах можно не искать никакого подтекста, они с первых страниц захватывают смелой и неожиданной разработкой многих тем, искрометным юмором и сатирой, драматичной трактовкой истории о богах, собравшихся для переустройства небес, а порой в них проглядывает и